Классный журнал

Истомина
Косичка и пистолетик
05 октября 2016 11:35
Не только в мальчишечьем детстве есть пистолетики. В рафинированном, но в то же время спортивном и глубоком прошлом колумниста «РП» Екатерины Истоминой тоже был свой пистолетик, оказывается. И был он, во‑первых, настоящим, а во‑вторых, кармическим. Он не спас страстную фигурную программу «Кармен», но он выстрелил.

Свободный лед на катке Стадиона юных пионеров был только в 6:30 утра, поэтому бабушка транспортировала меня на занятия по фигурному катанию в спящем состоянии, и ровно в таком же я выкатывалась на лед. Там меня поджидала бывшая чемпионка Москвы в свободном катании Нинель Петровна. Она была по-олимпийски бодра и весела: сверкая хищными коньками и мерцая в полутьме зубами, она кричала мне что-то страшное. Можно было подумать, что титанический Джордж Лукас снимает вот прямо сейчас очередной эпизод из своих «Звездных войн».
«Пистолетик!! Присядка! Поворот! Поворот! Снова пистолетик! Смотрим на трибуны, сейчас ищем глазами родителей! Помним, не забываем, что утренняя бодрость города берет!» — голосила бодрая, как чайник с утренним кипятком, Нинель Петровна. Нужно ли говорить, что в такой снежный неистовый час на мертвецких трибунах не было даже опытных советских уборщиц, а мои родители, счастливо разработавшие для своего единственного ребенка такую спортивную муку, мирно спали дома.
«А сейчас мы прыгаем в пистолетик!!!» — отчаянно кричала из пустоты и темноты Нинель Петровна. Этот пистолетик был моей поистине кармической ошибкой. В общем и целом наша с Нинель Петровной произвольная программа для чемпионата Москвы по фигурному катанию среди девочек-шестилеток была откатана, за обидным исключением злосчастного «пистолетика» — замысловатой, но пронзительной фигуры на коньках. Чтобы исполнить «пистолетик», нужно было присесть на коньках на корточки, выбросить одну ногу вперед и вращаться с бешеной скоростью вокруг своей оси.
«Пистолетик! Мы так не выйдем в финал! Мы не взойдем на пьедестал чемпионов Москвы! Мы так не получим награды! Пистолетик!» — верещала откуда-то сверху поджарая, как советская мясная поджарка в детском садике, Нинель Петровна. Если бы я читала в шесть лет Пушкина, то мне бы уже хотелось застрелиться. «Пистолетик» не выстреливал.
Наша с Нинель Петровной программа состояла из череды «косичек», могучего вращения и довольно робких прыжков, робость и скованность которых вполне объяснялась моим чрезвычайно малым даже по спортивным меркам возрастом. Фигурная спортивная программа слыла довольно темпераментной, ибо называлась она «Кармен» и шла под игристую до полной табакерной чуши музыку французского композитора Жоржа Бизе. Его всем известный «Тореадор» вкупе с чем-то еще более страстным и изысканно испанским и любовным. Мой танец был про любовь, то есть ровно про то чувство вины, которое, конечно же, по спортивной мысли Нинель Петровны, должно сопровождать любую голодную московскую девочку шести лет от роду. Конечно, такая девочка, которая легко прячется за худосочную хоккейную клюшку, мечтает вовсе не о кусочке ветчины с белым батоном, а о безответной любви. В конце концов, в настоящих причудах Нинель Петровны было и что-то истинное про эту самую любовь: в шесть лет я была свободна от идеологии, ведь меня еще пока не приняли даже в секцию «октябрята». Как потом рассказали мне родители, у Нинель Петровны была и своя, совершенно особенная миссия в моем танце: в случае моего успеха на чемпионате Москвы среди девочек-шестилеток моя учительница (она состояла в тренерском штабе передового спортивного общества «Динамо») самым кардинальным образом продвигалась вперед и вверх по тренерской лестнице — словом, ей бы доверили обучать, предположим, перспективных мальчиков-семилеток.
«Прыжок! Косичка! Пистолетик! Пистолетик!» — не раз падала духом Нинель Петровна. Когда мне пробил час выходить на ледяной ринг чемпионата Москвы среди девочек-шестилеток, она шепнула мне со скованной улыбкой учительского шепота: «Катя, не упади на пистолетике! Все остальное у тебя очень хорошо!»
Я танцевала на квадратном логовище серебристого льда с усердием и страстью. Кармен моя брала пушистые снега и прочие ледяные барьеры, Кармен моя падала ниц в цветастой грусти и в изнеженной лирике, билась о фанерные цветные баннеры катка, взывала не судить ее любовь так строго. А никто и не судил. Я завалила все фигуры — кроме «пистолетика». Я падала на прыжках, я падала на «косичке», я с усилиями хваталась за бортики катка. Я видела сквозь потенциальный чемпионский туман эту потрясенную комиссию, которой вместо белого лебедя подсунули какого-то черного гадкого поросенка. Единственной спортивной (и одновременно лирической, чего уж там стесняться сквозь минувшие годы!) фигурой на коньках, которая мне удалась на славу, был тот самый кармический «пистолетик». Его я исполнила несколько раз, и каждый — на «отлично»!
Нинель Петровна после моего выступления показалась мне седой и несколько заплаканной. Но одновременно и чем-то удивленной. А согласитесь, удивиться здесь было чему: «пистолетик»-то выстрелил в итоге, стало быть, ее главное, флагманское задание я все-таки выполнила. Какая-то сторонняя дама из числа зрительниц-родительниц подлила победного масла в холодный огонь моего поражения: «Какая славная драматическая программа у этой вашей девочки! Какая оригинальная и знакомая музыка! Какая страсть! И вот эта фигура с выдернутой вперед ногой!»
Я заняла предпоследнее, девятнадцатое место из двадцати возможных. В качестве приза мне достался коричневый плюшевый верблюд, которому можно было загибать ноги, голову и даже хвост, поскольку они были сделаны из мягчайшей проволоки.
Дома меня встретили траурным молчанием. На семейном совете было решено расстаться с фигурным катанием навсегда. Я не плакала. Плакала, скорее, по телефону Нинель Петровна. Ее можно было понять: ее лучшая ученица собиралась навеки покинуть арену спортивной битвы. И все из-за одного неловкого выступления, а ведь поражения бывают в судьбе решительно каждого спортсмена, даже самого рыжего и маленького, каким была я сама.
«Катя самая лучшая! У нее настоящий талант к фигурным конькам! А одно неудачное выступление ни о чем не говорит! Оставьте ребенка в моей секции! И вы увидите, что она займет первое место на городском чемпионате среди девочек-семилеток!» — причитала Нинель Петровна. Но родители были неумолимы. Меня ждал великий советский балет, эта наивысшая кара для любого маленького ребенка.
А свою героическую Кармен я потом с удовольствием катала на обычном городском катке, которых было много в моем детстве. Ах, эти фигурные коньки! Этот нежный лед, который зачем-то называют коварным. Этот снежок рядом с деревянными заборчиками, усыпанными игрушками и детскими светящимися гирляндами. Эти белоснежные коньки с острыми лезвиями и нарядный шерстяной костюмчик из полосатого трикотажа.
И, конечно, «косички», подвороты, развороты, эти легкие, будто на стальных цыпочках, пробежки и, разумеется, он самый — король моего ледяного танца навсегда.
Фигурка ледяная — «пистолетик»!
Привет из детства.
Пиф-паф.
Колонка Екатерины Истоминой опубликована в журнале "Русский пионер" №67. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".
- Все статьи автора Читать все
-
-
25.12.2017Невесомые в бобе 1
-
15.11.2017Фрак-манифест 1
-
14.10.2017Anima allegra 1
-
18.09.2017Про Абляза Файковича 1
-
20.06.2017Вина и невинности 1
-
19.04.2017Петя с флюсом 0
-
16.03.2017Закройте, полиция 1
-
19.02.2017Одеяло из соболя и личная удочка 2
-
29.12.2016Бобы с нефтью 1
-
07.11.2016Однажды он был счастлив 1
-
12.09.2016Стекла в пуантах 1
-
30.06.2016Повелитель Божедомки 1
-
1
3127
Оставить комментарий
Комментарии (1)
- Честное пионерское
-
-
Андрей
Колесников2 3808Февраль. Анонс номера от главного редактора -
Андрей
Колесников1 8687Доброта. Анонс номера от главного редактора -
Андрей
Колесников1 10619Коллекционер. Анонс номера от главного редактора -
Полина
Кизилова10656Литературный загород -
Андрей
Колесников14890Атом. Будущее. Анонс номера от главного редактора
-
- Самое интересное
-
- По популярности
- По комментариям
В этом и есть, видать,
роль материи во
времени – передать
всё во власть ничего,
чтоб заселить верто-
град голубой мечты,
разменявши ничто
на собственные черты.
И.А. Бродский
Коль, покорясь своей судьбе, и полюбя здесь бытие земное,
частичкой вечности в себе, обязаны мы заглянуть в иное,-
в простецкой неброской забаве, со смыслами формул и слов,
приходят порою вдруг к славе, чрез постиженье лишь основ,-
заменить же служение науке, заслуженностью на службе,
означает мышление великих, уже посчитать ненужным.
Да услыхать ль, угарами дыша, стихии тихой в грохоте,
лишь духу чуждая душа, находит вдохновенье в похоти,-
сочетанием же благости небесной,
с высокою самой на земле низостью,-
счастлив тот раз, кто не только от телесной,
но и от духовной родится близости.
Есть раз То, что вдохновляет, вертеться бесконечно естество,
и внутри всего витает, соединяя в Нечто вещество,-
ведь чем бы ни были славны, времена хорошим,
всегда же будущим больны, ибо больны прошлым,-
оттого-то и тревожна так, точно вовсе вышине не насущность,
через дух и жест художника, ищущая воплощения сущность.
Чем бы ветра же ни тешились, лишь торопят круговорот,
что, различия смешивая, увлекает время вперед,-
и пусть наши дух и тело, что небо и земля,
коль уж, не убив целого, их разделить нельзя,-
существуя, всё же мы, ведь духовной жизнью живем,
раз всё, что тут прожили, чрез нее лишь осознаем.
Не так ли, и поэт всегда, первым делом,
ведь искуситься духом рад, а не телом,-
чтобы что-то смог, живут в душе одной,
коль в нас в каждом Бог, и бренный дух земной,-
даров от Бога не требуя, ни слез, ни грез, не презирай,
но духа, плоти на потребу, здесь никогда не предавай!
В мире этом не один херувим, потому, наверно, не водится,-
что испортить жизнь себе и другим,
непременно кто-то находится,-
сколько б музыке сладко ни литься,
вечный праздник не обрести,-
молчаливы печальные лица, чтобы песнею обрасти.
Какую бы ни вел игру простую,
всегда, как карты, логики тасуя,-
увы, как мы душою ни тоскуем,
мир до конца для нас непредсказуем,-
пока миром бренным правит, Дух в оправе Яви,
осознать ведь тут мы вправе, лишь, что мысль нам явит.
Да пускай устроено, уж так тут духа зрение,
что, смотря на мир, свое лишь видим отражение,-
но есть же, и у нечаянных начал чаяния,
порою прочнее, начатое с отчаяния,-
пред телом сдающемуся, духу в укор,
не позади, впереди Христос до сих пор!
Ведь, коль попристальнее вглядеться,
в основе всего стремление тел, которому никуда не деться,-
от мыслей, что вдруг стирают предел,
от воображенья, от детства, от словесных неизбежно дел,-
как ни отвращает Бес, нас от пустоты,
то же, что мир без небес, дух без высоты.