Классный журнал

Николай Фохт Николай
Фохт

Карфаген должен быть (диалоги и сны)

11 сентября 2016 11:02
Обозреватель «РП» Николай Фохт продолжает свои путешествия во времени — но отнюдь не турист он, а деятельный участник тех событий, в которых что‑то пошло не так, а могло пойти иначе. Да взять хотя бы тот же Карфаген, куда отправляется Николай со своей, безусловно, исторической миссией.
Вот бывают такие странные сны: снится покой. Сразу покой — без образов, без визуализации. Просто видишь во сне универсальное, космическое спокойствие. Тишину, глубину, ровный свет. Полет не полет, заплыв не заплыв. И не сказать, что темно вокруг — нет, вокруг как раз радостно, разнообразно.
 
Просто ничего нет. Ничего нет — и это, оказывается, очень хорошо. Такая содержательная, многообещающая пустота.
 
Или не пустота?
 
В этом своем полете-заплыве поднимешь руку, чтобы протереть пустоту, — под ладонью откроется море, берег, фелука. Еще протрешь матовую пустоту — склон, овцы, крепость. На лице ленивый ветерок, вдыхаешь воздух моря, и, как в детстве, грудь переполняется вдохом радости, а может, и счастья. Радость совершенно не мешает покою, радость устраивается на широком покое, как стяжка для кедрового пола на мощном фундаменте из блоков песчаника. Ты просто вытягиваешь руку вперед и, будто отводя легкие газовые занавески, раскрываешь этот мир, которого не было еще секунду назад.
 
И делаешь шаг вперед, в этот мир, в этот покой.
 
Я был в реальном Карфагене, точнее, в том месте, где он был. Древние развалины ни о чем не говорят — молчат руины. Да и камни эти на девяносто процентов и в лучшем случае — римский Карфаген, который построили через сто лет после того, как сами же разрушили Карфаген настоящий. У меня не хватает воображения. Я не способен мысленно восстановить этот огромный город, эту компактную страну, эту прибрежную цивилизацию — не выходит. Да, вижу, вон там была знаменитая бухта и порт, вот тут — рыночная, она же главная, площадь. Да, согласен, скорее всего, на этом склоне был дворец суфета, а может, военачальника Карфагена — Ганнибала, Гасдрубала, Магона… Конечно, очень выгодное место: вся округа простреливается взглядом, вход в порт заужен донельзя, и вообще, у нас тут полуостров. А если еще представить, что внизу внешняя стена, то лучше согласиться: враг не пройдет.
 
Но он прошел, еще как прошелся катком по Карфагену, никакой слон не заслонил от карателей, никакой Ганнибал-Гасдрубал-Гамилькар. Живые — сожжены, прах мертвых втоптан в землю и присыпан солью. Выжившие — в рабство, поэтому не в счет.
 
Я был там, ничего там не осталось.
Но там, на бывшем склоне бывшего Карфагена, я вспомнил сон про покой. Я не мог ничего представить, но я почувствовал движение вот этого ветерка. Я поднял глаза и увидел — море, солнце, фелуку. Я сделал вдох — и соленая морская радость заполнила сердце. Я не могу ничего вообразить, но я смогу увидеть во сне.
 
Я ничего не могу поделать с разгромленной цивилизацией, но в своем сне я смогу навести порядок. Пусть мне приснится целый, блистательный город с невероятными, шестиэтажными домами, белый, с этой вертикальной планировкой. Пусть приснятся сухие доки, водопровод в каждом доме и предводитель флота — Ганнибал-Гасдрубал-Магон — на верхней площадке здания порта. Адмирал смотрит и видит все: как в бухту заходят торговые корабли, как затаскивают в док военное судно — для ремонта; а если что, видит он и неприятельскую трирему — беззащитную, как на ладони.
 
Ну и, разумеется, краем глаза замечает и море, и линию берега, и случайную, неуместную в этом строгом порядке фелуку.
 
Зачем нужно спасать Карфаген? Мало ли разгромленного по всей земле, во все эпохи? Естественный отбор, неумолимая, несправедливая, но результативная эволюция. Играли в «Цивилизацию»? Ну вот то-то и оно: разрушители, оказывается, двигают мир вперед. Македонские всякие, Чингисханы и прочие гениальные ликвидаторы. Так получается. Но Карфаген-то за что? Карфаген-то был на все согласный, все условия почти выполнивший. Если едва копнуть, чуть разобраться, выяснится, что дело в тупой, животной и кровной мести.
 
Вкратце, история вышла такая — как я ее понял. Карфаген был основан, по разным данным, в седьмом или восьмом веке до нашей эры. Есть мнение, что и вовсе первое поселение тут образовалось более четырех тысяч лет назад — но это, конечно, с большой натяжкой, да и финикийцы, которые построили карфагенскую цивилизацию, к поселениям этим, как я понимаю, отношения не имели.
По красивой, как водится, легенде, опальная финикийская царица Дидона сбежала из Тира — изначального центра древнейшей финикийской цивилизации. Там абсолютно древнегреческая трагедия: ее брат убил ее мужа. Финикийцы — известные мореплаватели, и Дидоне не составило труда добраться из Тира (нынешний южный Ливан) до нынешнего северного Туниса. Там она успешно провела переговоры с вождями и старожилами (видимо, теми самыми, которые забрели в эти края четыре тысячи лет назад) и успешно решила головоломку для «Что? Где? Когда?». Вожди разрешили ей купить земли столько, сколько покроет одна шкура быка. Наверняка образованная, подкованная в математике и геометрии Дидона (а может, какой советник или капитан дальнего плавания надоумил) не только выбрала быка покрупнее, но и нарезала из его шкуры тоненьких ремешков. Ими царица обозначила изрядный круг, внутри которого образовалась сразу цитадель, имя которой — бирса, «шкура» значит.
 
Дальше — больше. Карфаген стал торговать. Козырем в этой торговле считается уникальное местоположение — как это говорят, «на пересечении торговых путей». Верно, но, думаю, главное не это. Главное — финикийцы не боялись моря, особенно Средиземного моря. В основном торговые пути были сухопутными — так надежнее: караваны, верблюды, берберы… А карфагеняне разыграли морскую карту. Они плавали быстро, суда их были вместительными, маршруты — разнообразными. Самые настоящие пио­неры своего дела.
 
В Карфагене был построен уникальный порт. Вообще, если он действительно выглядел так, как нарисовано в карфагенском музее, совершенно уникальное сооружение. Там с удобством можно было поставить сколько угодно торговых судов. Удобно поставить — это значит невероятно быстро разгрузить и погрузить, отремонтировать в сухом доке (суда, как я понимаю, затаскивали на сушу). В том же уникальном комплексе было место и для военного флота. На своих квинквермах — боевых кораблях с пятью рядами гребцов — карфагеняне молниеносно разворачивали военный флот и получали тактическое и техническое преимущество. Потому что на вооружении римского, например, флота стояли тривермы — корабли всего лишь с тремя рядами гребцов. В центре бухты был устроен искусственный остров. На нем — дополнительные доки, причалы, от него отходил акведук, а на самом верху, на крыше, устроен был наблюдательный пункт для адмирала. Такая диспетчерская вышка.
 
Все очень грамотно и, без преувеличения, современно. Нынешние аэропорты не так хорошо, четко организованы, как карфагенский порт.
 
Хроники гласят, что воевать карфагеняне не любили, им больше нравилось торговать, договариваться, наращивать экономическое превосходство. Правда, между делом они все-таки захватили все, что лежало вокруг Средиземного моря и внутри него: и Сицилию, и Мальту, и Кипр, и большую, кстати, часть Испании. Но это, надо понимать, совершенно безо всякого удовольствия, а только ради торговли. Соответственно, кроме передового флота у Карфагена была мощная армия и великие полководцы: Ганнибал, Гасдрубал, Магон, Гамилькар. В разные времена, но они появлялись стабильно. И да, армия была наемной, в отличие, скажем, от римской, где ополченцы играли значительную роль. А еще кроме квинкверм карфагеняне удивляли тех же римлян боевыми слонами — что также зафиксировано в компьютерной игре «Цивилизация».
 
Так что же случилось, как вышло, что римский сенатор Катон пол своей жизни повторял: Карфаген должен быть разрушен!
 
А все зависть, зависть и месть.
 
Карфаген и Рим — две цивилизации, две динамично развивавшиеся империи. Рим ширился в основном экстенсивно, агрессивно: присоединял государства и качал из них богатства. Карфаген (мы возьмем середину третьего века до нашей эры) рос более органично. Он разрастался по мере увеличения собственного богатства и невозможности с экономической точки зрения находиться в прежних границах. Разумеется, я очень упрощаю — но без этого никак; без этого я не смогу никого спасти, не смогу сохранить Карфаген и улучшить историю Древних веков. А ведь именно такая цель стоит передо мной.
Короче говоря, интересы Рима и Карфагена столкнулись: Рим явно проигрывал экономическое соревнование, точнее, торговую конкуренцию. И никаким другим путем, кроме военного, исправить ситуацию он, Рим, не мог. В начале третьего века до нашей эры начались Пунические войны. По названию они говорят о войнах с финикийцами, но фактически это была война с Карфагеном: колыбель финикийской цивилизации Тир и Биб­лос увядали, лидерство перешло к колонии, к Карфаген.
 
Все три войны выиграли римляне.
 
После первых двух карфагеняне выторговали приемлемые условия — они смогли не просто восстановиться, но и развиваться дальше. Даже после Второй Пунической, когда по условиям мирного договора Карфаген, по существу, не мог проводить собственную внешнюю политику, не мог вооружаться, была назначена какая-то фантастическая контрибуция, распределенная на пятьдесят лет. Все было сделано по понятиям: не убивать курицу, несущую золотые яйца, но и не дать этой курице поднять голову и встать с колен.
 
Мудрое, разумеется, решение. Патриции радостно вздохнули и снова предались разврату.
 
Но вот какая штука произошла. Контрибуцию Карфаген выплатил уже через десять лет и, по разным сведениям, формально не нарушая договора с Римом, укреплялся. В этом и убедился Марк Порций Катон Старший, который в составе делегации прибыл в Карфаген для разрешения как раз одного небольшого, но международного конфликта — как и предписывал мирный договор. И что там увидел Катон? Полнейшее процветание! Высотные (шесть этажей, напомню!) каменные дома, в которых живут среднего достатка граждане финикийцы, канализация, подведенная практически ко всякой квартире, роскошный рынок, где оптом и в розницу торгуют золотом, драгоценными камнями, прекрасной керамикой, которая в Риме доступна только патрициям и их матронам. Великолепный и редкий кедр, олово! Дешевое оливковое масло, свежая рыба, баранина, говядина в изобилии — и это они проиграли войну?!
 
Короче говоря, Катон Старший разозлился прямо по-настояще­му, серьезно, до паранойи. Каждую речь в римском сенате он теперь заканчивал этим самым крылатым выражением: а еще я хочу сказать, что Карфаген должен быть разрушен. Тупая и бессильная злоба. Так всегда бывает, когда проигрываешь: хочется уничтожить, вопреки здравому смыслу. Да и когда это было, чтобы у политиков присутствовал здравый смысл? Искусство возможного: если можем разрушить, значит, и разрушим.
 
И эта черная зависть наложилась еще на одну линию — линию мести, с той и с другой стороны.
 
После Первой Пунической войны Ганнибал, сын Гамилькара, который был полководцем карфагенян, поклялся отомстить Риму. И почти отомстил: он перешел со слонами через Альпы и стал воевать на территории врага. Рим был уже вот-вот, рукой подать. Но римляне сумели отвести угрозу от столицы и давали себя обыгрывать в провинциях. При Каннах, например, где была сокрушена римская армия, которая превосходила силы Ганнибала. В той битве погиб один из римских предводителей, консул Луций Эмилий Павел; его зять Сципион Африканский в итоге разбил Ганнибала и выиграл Вторую Пуническую, а внук, Сципион Эмилиан, победоносно закончил Третью Пуническую — взяв Карфаген и разрушив его.
Вот что я хотел сказать: все войны между Римом и Карфагеном кроме всякой геополитической муры замешаны на зависти и мести. И на этом стоит сыграть, победить зависть и месть — прикрыв, конечно, это все геополитикой.
 
Только так. Ну и кое-что еще, кое-что, но самое главное.
 
 
Сон
 
Как сквозь сон я иду по пыльной тропе. Осталось обойти еще одну плантацию оливковых деревьев, продраться сквозь кусты кактусов, которые тут вместо колючей проволоки, — и будет уже удобный подъем к цитадели. Там, вокруг рыночной площади, легче найти работу: разгрузить повозку со свежей рыбой или арбузами, если повезет, устроиться охранником в ювелирной лавке. Как я выяснил у разговорчивого Саула, мелкого торговца, перекупщика всякой ерунды — глиняной посуды, копеечных амулетов, сандалий и прочего барахла, — верх мечтаний всякого иноземца — устроиться на вилле какого-нибудь военачальника или помощника суфета поваром или лекарем. Местным знать не доверяет, местных все знают и подозревают в мошенничестве — а пришлым и карты в руки. Есть шанс. Знаешь, как болезни лечить, а может, готовить умеешь какие-нибудь странные блюда, которых мы тут не едали?
 
В целом да, могу.
 
И Саул объяснил, как пройти к дому Эсфири, жены Элцафана. Элцафан — воин, правая рука Гасдрубала, настоящий патриот. А Гасдрубал — молодой лидер, горячий, но так и должно быть. Все тут, в Карфагене, уверены, что и пяти зим не пройдет, Карфаген вырвется на свободу, отомстит безмозглому Риму за все унижения и жертвы нашего народа. Хотя постой, а не шпион ли ты сам? Как, говоришь, тебя зовут? Николай? Грек, выходит? Ну, римлянину бы не пришло в голову назваться греческим именем, хотя идея-то хорошая. Но они же вот такие.
 
Саул постучал по подвернувшемуся булыжнику, как мы бы постучали по дереву.


Диалог
 
…— А откуда узнал о моем доме?
 
— Так добрые люди подсказали, хороший человек Саул назвал ваш дом как лучший дом в среднем Карфаген.
 
— Ах, Саул… Знаешь, как мы подружились с Саулом? Он пытался всучить мне оберег от расстройства кишечника, говорил — чистое олово, а оказалось простое серебро. Меня не проведешь! Но он добрый малый, сразу цену скинул в десять раз. Ты у него что-нибудь купил?
 
— Да нет, у меня все есть, а большего мне и не надо.
 
— Хороший ответ. Какая интересная ткань… Из чего твоя туника?
 
— Лен, кажется…
 
— Это что?
 
— Да у нас в Греции ходовая ткань. Ноская, экономичная.
 
— Что?
 
— Ну, лечебная.
 
— Лечебная туника? Серьезно? Никогда не слыхала о таком.
 
Мы беседовали в совсем маленьком дворике, хозяйка не предложила ни сесть, ни напиться. Такая мне и нужна.
 
— А где в Греции ты родился?
 
— Ну, не совсем в Греции — на Крите.
 
— А, что-то слыхала… Ну хорошо, а что ты умеешь? Все греки, которых я знала, в основном болтать горазды, руками-то делать ничего не могут. Повара никакие, лекари — вон, любой бербер может лихорадку снять. А грек не может. Они поют или борются. Потому и сойдут с лица земли.
 
— Ну… А Александр Великий, все-таки он Тир взял.
 
— Так когда это было-то? А Тиру так и надо, за все грехи. Погрязли там… Ладно, так что можешь, грек?
 
— Готовить могу. Уверен, у вас тут такого не едали. Если наймете меня, уважаемая Эсфирь, вам не только все соседи завидовать будут — во дворце прознают, слава такая пойдет, как аромат моей пиццы…
 
— Что такое? Что за пицца?
 
— Ну, это типа хлеб с овощами. Да что там пицца. Много чего еще.
 
— Да ты поешь не как грек, как израильтянин. Так и хочется уже за стол сесть. Арбуза что-то захотелось — арбуз-то можешь открыть?
 
Служанка в простой, плохо прокрашенной голубой тунике вынесла прохладный и очень маленький, советский какой-то арбуз. Он был не полосатый, а пятнистый. Кривой, похожий на большую сливу.
 
Я вытащил из сумки, которая скрытно была приторочена к загашнику, швейцарский нож. Попытался сделать так, как делают профессионалы: срезал попки арбуза, аккуратно снял кожуру с боков. Разрезал вдоль, потом каждую половинку поперек, дольками. Перед Эсфирью на блюде лежали желтоватые, аппетитные куски спелого арбуза.
 
Она завороженно смотрела на мой нож.
 
— Ты принят.
 
А я именно на эффект швейцарского ножа и рассчитывал.
 
 
Сон
 
Дальше все точно как во сне. Времени было достаточно. Я выбил у Эсфири право на небольшой огородик. Там высадил из семян, которые закупил на Мытищинском сельскохозяйственном рынке, и огурчики, и помидорчики, даже картошку посадил, клубнику, петрушку и укроп. Да, земля тут чудесная, климат великолепный — по три урожая в год можно снимать.
 
Как и обещал, первое, чем я удивил Эсфирь, — пицца. Потом я освоил домашнюю лапшу — сначала добавлял ее в говяжий бульон, потом стал делать настоящую пасту болоньезе, с помидорами и базиликом. Дальше — шарлотка с абрикосами, это вообще на ура пошло. Следующий пункт — ризотто, на бычьем бульоне, с креветками и мидиями. Когда снял первый урожай картошки — поджарил ее на курдючьем жире. Как раз муж Эсфири, Эсцафал, вернулся из похода на Сицилию. Он бы, разумеется, выкинул меня к чертовой матери, потому что непонятно какой грек в доме крупного государственного деятеля, которым он себя считал, — это дело такое, изменой попахивает. Но жареная картошка со стейками барбекю (по моим чертежам умельцы соорудили каменную жаровню и медную решетку для мяса — а потом и медные шампуры подоспели) сделали свое дело. От шашлыка, замаринованного в уксусе и оливковом масле или вообще в кислом молоке, с собственным луком и огромными по местным меркам помидорами «бычье сердце», вся семья была в восторге.
 
Шашлык проложил мне дорогу на кухню Гасдрубала. На день рождения его жены, Иши, я был приглашен сделать экзотический, «греческий», как они это сами назвали, стол. Я убедил их, что суп, а особенно борщ, — это не десерт и есть его надо сразу после греческого салата. А свекла в этом триместре уродилась хорошая, сладкая, хоть и не крупная. Да с чесночком, да с салом, да с подсоленной лепешкой из гречневой муки с тмином. Объеденье. На второе бараний шашлык под соусом из местной алычи и картофельное пюре на молоке. А на третье… А на третье — сюрприз, мой главный козырь — растворимый кофе. Я сумел сохранить его, целую банку. Чтобы не спугнуть своих клиентов, объявил, что это сугубо мужской напиток, который требует силы воли, сравнимой с выдержкой героя. Хотя все-таки подстраховался: добавил по ложке меда в каждый глиняный стакан.
В общем, обед произвел фурор, а кофе сделал Гасдрубала моим другом.
 
Я стал появляться у него каждые пять дней — с утра готовил еду к обеду и ужину. А вечером, когда я приносил пару ложек кофе, Гасдрубал позволял разделить кофепитие с ним.
 
 
Диалог
 
— Грек, а что в твоей стране говорят про Рим?
 
— Господин Гасдрубал, да в какой части света кто-нибудь хоть одно хорошее слово сказал про этих людей? Они своровали нашу культуру, а чтобы прикрыть воровство, пытаются сровнять с землей наши города. Они нам подражают, и они нас ненавидят.
 
— Да, ты прав, грек, они так со всеми. С моим народом — тоже.
 
— Господин Гасдрубал, ведь будет война?
 
— Конечно, Катон сумасшедший, рассказывают, он требует разрушить Карфаген. Он боится нас.
 
— Но он, Рим, может это сделать.
 
— Если бы ты уже рассказал мне секрет этого горького напитка, который дает силы лучше вина, я бы тебя просто прирезал за такие слова.
 
— Твоя воля. У себя на родине мы всегда говорим правду, тем более если она неудобна собеседнику.
 
— Но ты же понимаешь, мы готовимся к войне. Только не говори никому. — Хозяин вдруг самодовольно рассмеялся.
 
— Ты про тайный флот? Но этого же мало.
 
— Мало? А ты знаешь, дорогой мой повар, кто будет руководить походом на Карфаген, последним римским походом? Лук Марций — слабая фигура.
 
— Когда не справится Марций, кто вместо него, как думаешь, господин Гасдрубал?
 
— Ну не Катон же?
 
— Катон не доживет.
 
— Это хорошее предположение. Я не знаю. Может быть, ты знаешь, грек?
 
— Я знаю. Когда Карфаген будет осажден, войско возглавит Сципион Эмилий — и это плохая новость, да?
 
Ни один мускул не дрогнул на лице хозяина. Он просто побледнел.
 
— Тем хуже для него. Зарежу его, как Ганнибал зарубил его деда.
 
— Но у него тоже веская причина выиграть.
 
— Ужин окончен, грек. Передавай привет Эсцафалу. И все-таки следи за языком. Готовишь ты отменно, но сам можешь оказаться на жаровне.
 
Я развернулся к выходу и только тогда позволил себе улыбнуться: мой план начал действовать.
 
 
Сон
 
Во сне время летит быстро. Вот и 149 год до нашей эры пришел. Катон Старший умер, Рим воспользовался casus belli во время очередного конфликта Карфагена с Нумидией и развязал Третью Пуническую. Во главе армии встал Лук Марций. Гасдрубал после долгого перерыва позвал меня пить кофе.
 
Я не спешил, скрепя сердце я ждал нужного момента. Да, в осажденном Карфагене голод не голод, но трудная жизнь. Из повара я превратился, по существу, в советника Гасдрубала. Я присутствовал на совещаниях, на тактических установках. Только раз воспользовался своим ясновидческим даром и уговорил полководца не пускать в ход тайный флот — в результате он все равно будет разбит, а осаду прорвать не получится.
 
Когда пришло известие, что во главе армии встал Сципион Эмилий, я посоветовал распустить слухи, что Гасдрубал, несмотря на скудные запасы провианта, устраивает пиры для своих приближенных и вообще ведет себя беспечно. Их доставляли римлянам перебежчики. Искушенному Сципиону должно было стать ясно, что Гасдрубал паникует, хотя отдельные вылазки карфагенян продолжали его беспокоить.
 
И вот когда внешняя стена была уже разрушена и я знал, что захват города — это дело пары месяцев или даже недель, я сам пришел к Гасдрубалу. И попросил отпустить меня.
 
— Бежишь?
 
— Мог бы согласиться: это не моя война. Но я не бегу, я помогу тебе. Мне нужно вот что…
 
И я посвятил наконец Гасдрубала в детали. Выслушав меня, он опять побледнел, но утвердительно кивнул головой — а что оставалось, все понимали: Карфаген вот-вот падет.
 
 
Диалог
 
Передо мной сидел красивый загорелый мужчина и закидывал в рот оливки. Я насыпал кофе из остатков в серебряный стаканчик, налил кипятка и добавил меда. Адъютант, или как их там называли, Сципиона кивнул мне: мол, сначала сделай глоток. Я отхлебнул. Я сделал покрепче; с непривычки торкнуло что надо — я ведь вообще ни глотка кофе за все это время не сделал, экономил. А мед тут прекрасный — ароматнейший, горьковатый, отлично сочетается с кофе.
 
Сципион знаком показал, где мне встать. Я знал, что он хочет поговорить минут пять, посмотреть, не подействует ли яд.
 
— Так что, Карфаген готов пасть к ногам Рима?
 
— Я только повар, господин консул, я принес от Гасдрубала подарок — волшебный напиток, который придает силы и снимает головную боль.
 
— Откуда ты знаешь про боль?
 
— Я вижу.
 
— Так ты повар или лекарь?
 
— Я никто, но я могу помочь выбрать средство.
 
— Зачем мне средство — завтра я войду в Карфаген и уничтожу его. Так хочет народ Рима.
 
— Катон не весь народ. Тем более он мертв. Зачем разрушать Карфаген?
 
— Хитрый, вероломный народ. Ты знаешь, что они приносят в жертву младенцев?
 
— Я достаточно прожил с этим народом — это не так. Они хоронят умерших детей. Это все сказки Катона.
 
Я ждал, когда наконец Сципион сделает первый глоток.
 
— Риму нужен живой Карфаген.
 
— Что? Ты лучше меня знаешь, что нужно Риму? — Непроизвольно консул схватил стакан и чуть было не глотнул. Но вовремя вспомнил, что там кипяток, осторожно сначала понюхал, потом сделал глоток.
 
— Горечь какая! Что вы, дикие люди, нашли в этом пойле?
 
Я улыбнулся.
 
— Идея разрушить Карфаген возникла у Катона из зависти. Но, консул, ты же знаешь, что Катон — жадный и нечистый на руку политик. Он боролся против роскоши, а сам владел землей, которой успешно торговал. Он занимался ростовщичеством, хотя это запрещено римским политикам. Идея разрушить Карфаген — предательство Рима.
 
По идее, Сципион должен в этом месте взорваться и отдать приказ прикончить меня. Но оказалось, я все правильно рассчитал. Перед тем как произнести ключевую фразу, я заметил, что черты лица консула разгладились, он перестал играть желваками, непроизвольно провел рукой по наголо остриженному затылку.
 
Его боль прошла.
 
А еще я знал, что повторил его собственную фразу. Сципион не хотел разрушать Карфаген. Он хотел жить в нем. Жить и властвовать — неформально, из тени.
 
Он внимательно посмотрел на меня. Я продолжил:
— Я знаю, твой дед должен быть ото­мщен — ты возьмешь Карфаген, Гасдрубал откроет внутренние ворота хоть на рассвете. Больше не будет армии Карфагена — останется африканский карфагенский легион. Ты войдешь в историю как самый великодушный победитель — ты оставишь в живых своего кровника, потому что так выгодно Риму. И дашь Гасдрубалу задание — взять Тир. Для карфагенянина это будет делом чести, он победит. И останется там военным комендантом. Рим укрепит южные границы, чтобы сдерживать сарацинов и арабов.
 
— Кого?
 
— Рим также воспользуется опытом Карфагена, который уже достигал берегов Британии: контроль над Ла-Маншем важно установить уже сейчас — блокировать переселение вандалов. Рим сможет это сделать вместе с Карфагеном. Одному Риму это не под силу. Карфаген может стать торговым и финансовым центром империи. А Рим будет столицей. В Риме будет рай, а в Карфагене — мастерская.
 
Сципион вскинул взгляд.
 
— Рай — это что такое?
 
— А… Я имел в виду Олимп, только вместо Зевса — Юпитер. Сон богов, короче говоря. Карфаген не должен быть разрушен.
 
— Иначе — что?
 
Сципион ухмыльнулся.
 
— Иначе ты не узнаешь, где растут зерна, из которых я сделал этот напиток. А это совсем рядом. А Гасдрубал уже знает — он и будет поставлять кофе в Рим.
 
— А что, у тебя больше не осталось?
 
— На одну чашку. — Я отсыпал остатки кофе в стакан и добавил чуть остывшей, но все еще очень горячей воды. — И вот еще это. Попробуй, никто еще не пробовал, даже Гасдрубал. И про это расскажу. За этой штукой подальше надо ехать, но карфагеняне справятся.
 
И я положил перед Сципионом плитку молочного шоколада.
 
Консул сделал глоток и смело откусил от плитки.
 
Вопрос с Карфагеном был решен.
 
Я закрыл глаза.
 
Сон не прерывался ни на миг. Я оттолкнулся от бесцветной полоски земли, набрал в легкие воздуха и взлетел. Я летел над Аравийским полуостровом к Средиземному морю, я следовал маршрутом Дидоны; я видел цветущий полуостров, залитое огнями побережье Северной Африки; я снизился над важным местом — над Карфагеном. Мегаполис, башни-небоскребы, огромный, блистающий порт.
 
Все хорошо. В нос ударил морской воздух, к которому примешивался странный, новый запах. Ну да, конечно, кофе. Знаменитый на весь мир кофе-картаж, кофе по-карфагенски, с медом и шоколадом.
 
Хорошо тут, на высоте, во сне, — хорошо и спокойно.
Все статьи автора Читать все
       
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (3)

  • Yevgenia Yemelyanova
    11.09.2016 14:14 Yevgenia Yemelyanova
    И покой, и счастье - не от Карфагена. Бог бы уже с ним!
    Хорошо и спокойно - от того, что выехал за родные пределы.
    Не поверишь, россиянин, - люди за рубежом так и живут: хорошо и спокойно.
  • Александр Басов Николай, вы стали продвигать свои идеи "через желудок", а чего же средствами гигиены и косметикой не занялись? Мыльце сварить и крем косметический для знатных дам соорудить вполне было по силам. Представляете, какое бы там у вас было лобби среди жен и наложниц самых влиятельных граждан Карфагена, да и Рима?)))
    •  
      Николай Фохт
      12.09.2016 07:31 Николай Фохт
      Александр, оставил на следующей раз этот ресурс. Хотя вообще-то, косметика тут есть кой-какая. Поэтому, только с собой везти.)
66 «Русский пионер» №66
(Сентябрь ‘2016 — Сентябрь 2016)
Тема: МЕСТЬ
Честное пионерское
Самое интересное
  • По популярности
  • По комментариям