Классный журнал

Николай Фохт Николай
Фохт

Верю в Гагарина

19 мая 2016 12:15
Из номера в номер Николай Фохт попадает в историю. И не по неосмотрительности, а целенаправленно, с миссией. Улучшить, подправить историческое русло, спасти героя. Вот и Юрий Гагарин дождался следопыта-спасателя.
Хорошо ранней весной в Подмосковье — очень бы хотелось так сказать. Но в конце марта шестьдесят восьмого тут, на подъезде к аэродрому в Чкаловске, неприятно. Погода, что говорить, хмурая. Снег еще не сошел, ни листочка на деревьях. В лесополосе хоть ветер не так достает: прислонился к сосне, отхлебываю из термоса кофе с медом, поглядываю на часы. Ага, сейчас поедет.
 
Выхожу на дорогу за пару минут — светиться тут небезопасно: если сначала патруль поедет (что вполне возможно, данных на этот счет у меня никаких), загремлю по полной. Рядом с военным аэродромом церемониться не станут. Могут и пристрелить на месте. Риск усугублялся еще и тем, что военная милиция, или как там она называется, тоже ездит на ГАЗ-69, спрятаться не удастся, вот в чем дело.
 
Видимость плохая, поэтому «козлика» я сначала услышал. Вышел на обочину и проголосовал. Как я и ожидал, бескомпромиссный русский джип пролетел мимо на скорости километров пятьдесят в час.
 
Но, проехав семьдесят метров, резко затормозил и сдал назад. Передняя пассажирская дверца открылась, из нее ловко, можно сказать, выскочил Юрий Гагарин.
 
— Николай, не помню как по батюшке, что это вы тут делаете? Уж не по мою ли душу?
 
— По вашу, Юрий Алексеевич, по вашу. Велите своему сержанту разворачиваться, домой поедем.
 
— Николай, а вы теперь в каком звании, чтобы приказы отдавать полковнику, замначальника ЦПК, Герою Советского Союза? — Я понимал, что Юрий Алексеевич шутит, но холодок пробежал по спине. Есть командирская харизма.
 
— Ах да, я же вас последний раз в лейтенантских погонах видел. Как это говорится — головокружительная карьера? Прямо космическая какая-то.
 
Гагарин расплылся в улыбке: ему не хотелось долго играться, да и спешил он.
 
— Юрий Алексеевич, все просто: вы дома удостоверение забыли. Хотя, конечно, на КПП вас пропустят…
 
Гагарин вдруг по-детски насупился и полез во внутренний карман кителя.
 
— Черт возьми! Нет, это непорядок, вернемся. — Посмотрел на часы. — Успеем. Разворачивайся в Звездный, домой: вездеход забыл. — Водителю. А потом уже мне, серьезно, делово даже: — Плохая примета только, а?
 
— Сейчас разберемся, Юрий Алексеевич. Проедусь с вами: поговорить надо.
 
Он кивнул, пропустил меня на заднее сиденье. Козел дернулся, сразу попал в яму, тряхнуло так, что у меня клацнули зубы. Я сразу понял, что опять дернул только что залеченную найзом и фастум гелем надорванную широчайшую спины.
 
Гагарин увидел мою гримасу.
 
— Да я смотрю, сколько лет прошло, а широчайшую так и не закачали.
 
Сколько лет прошло… Недели еще не прошло — вот сколько лет.
 
Давно надо было спасти Гагарина, сразу надо было его спасать. Не знаю, чего я так долго раскачивался. Хотя нет, знаю: изначально было ясно, что спасти первого советского космонавта — задача невероятно сложная. Это с одной стороны. С другой стороны, что это нам даст? Ведь даже коллеги, друзья Юрия Алексеевича считали: хорошо, что ушел молодым, чистым символом русской, советской гордости — незапятнанным, не постаревшим, не обрюзгшим. А некоторые участники космической программы вообще считали, что все первые космонавты, и Гагарин в том числе, — в чистом виде манекены. Почти Белка и Стрелка, только люди. Все в тех первых полетах было на автоматике, ничего от пилота космического корабля не зависело. Исключительно по здоровью выбирали: чтобы выдержал перегрузки, не свихнулся на орбите, не утонул, если придется приводниться. Мол, ничего особенного нет ни в Гагарине, ни в ком.
 
 
Предубеждение к гордости
 
Я, честно говоря, против любого обожествления, к кумирам отношусь скептически, точнее, рационально. Есть заслуги, таланты или гениальность какая — получи. А так, за компанию, в едином порыве — совсем не понимаю. Я даже гордиться не могу, не понимаю, что это. Гордость очень вредное состояние, ложное, я считаю. Иррациональное. Гордость отвлекает от текущего момента, от повестки дня. Радоваться за что-то или чему-то — понимаю, гордиться — нет. Получается, ты как бы незаслуженно, по какому-то специально приспособленному принципу транзитивности присваиваешь чужие заслуги. Ну да, понятно: ты работаешь, платишь налоги, не шалишь, умеренно выпиваешь, сдаешь кровь, то есть участвуешь в государстве. И вот летит Гагарин. Первый. В космос. И ты весь ликуешь и поешь. Надеваешь шапочку из газеты с именем нового героя и рисуешь в профкоме плакат: «Космос наш!».
 
Демонстрации, парады, застолья. И если никто тебя не останавливает, а даже поощряет, все выходит логично: работа, налоги, кровь.
 
Но если трезво посмотреть — идиотизм.
 
Еще раз: радоваться можно — за человека в космосе, за человечество. Но гордиться, будто ты причастен, не только бе­зумно — вредно. Вот спутник запустили, Гагарин полетел, у канадцев почти выиграли, целину и БАМ почти освоили — гордимся, чувствуем причастность. То есть теряем связь с реальностью. Становимся хуже, расслабляемся, пьем больше пива и едим невероятное количество картошки и макарон. И с каждой волной санкционированной гордости опускаемся ниже. Не можем уже без нее, чем-нибудь, да надо. И вот если никто никуда не летит, никто ничего не прокладывает, не открывает — придумываем поводы. Точнее, соглашаемся с придуманными для нас. Дела давно минувших дней, сомнительные достижения, понятные только нам; вдруг начинаем гордиться тем, за что нас презирают остальные. Те, остальные, чужие, тоже такие же — расчесывают зуд своей гордости, но более прагматично, не улетают в небеса и дальше, в стратосферу, а то и в космос. То есть те, кому надо, улетают, а остальные только радуются, платят налоги, сдают кровь — и чуть-чуть гордятся.
 
Перед сном.
 
Наверное, поэтому, из-за субъективных представлений о том, что такое хорошо, а что — гордыня, я задвинул это дело в долгий ящик. Но однажды поймал себя на мысли, что Гагарин мне нравится. Это вообще, может быть, единственная российская икона, к которой нет претензий. Про Гагарина (по тому, что мы о нем знаем) нельзя сказать: сложная, противоречивая натура. Про Пушкина — можно, про Суворова или Кутузова — да сколько угодно, про Высоцкого — навалом можно всего наговорить. А Гагарина не в чем упрекнуть.
 
И бессловесной марионеткой его назвать нельзя, это неправдой будет. И да, он один из миллионов такой, отбирали не зря. Гагарин — универсальный герой. Звездная болезнь ему, да и любому, наверное, космонавту, не грозит. Какая звездная болезнь у того, кто побывал в этой безмолвной, безвоздушной огромной черноте? Гагарин, как всякий летчик, очень конкретный человек, сконцентрированный на сложных задачах. С мгновенной реакцией — самое сложное решение принимается молниеносно. Известный эпизод: Гагарин идет по ковровой дорожке на доклад Хрущеву, и у него развязывается шнурок (или резинка для носков, раньше такие были). Очевидцы рассказывают, что он заметил непорядок, но, не сбавляя шага, решил не останавливаться. Мгновенно. И в этом не было зажима из-за стресса, неловкости. Скорее всего, Гагарин и тут принял правильное решение.
 
После двенадцатого апреля на лаврах не почивал, развивался: окончил академию, диплом защитил по космическим кораблям многоразового использования. Когда его назначили командиром отряда космонавтов по летной подготовке, решил закончить свое летное образование. Собственно, злополучный тренировочный полет на МиГ-15УТИ с Владимиром Серегиным — завершающая часть той программы. Товарищ по отряду космонавтов Алексей Леонов, да и не только он, объясняет: он не мог руководить летной подготовкой, не завершив полностью курс. А не прошел он его сначала из-за подготовки к первому космическому полету, потом Гагарин продолжал тренироваться в отряде космонавтов, в шестьдесят седьмом был дублером у погибшего Владимира Комарова. Руководство страны (так считается) решило от греха подальше отодвинуть Гагарина от реального космоса. Тренировочные полеты показались самым надежным вариантом, тем более с таким инструктором: Герой Советского Союза, фронтовик Серегин был главным испытателем этого типа МиГов.
 
И еще одна деталь. Двадцать седьмого марта Гагарин действительно забыл удостоверение. Он и без моей подсказки решил вернуться за ним, хотя его обязаны пропустить и без корочки: своих командиров часовые должны знать в лицо.
 
Но он вернулся, несмотря на примету. Летчики, космонавты, оказывается, очень суеверные люди: всякий раз смотреть перед полетом «Белое солнце пустыни» — это все-таки перебор.
 
Но мне это окажется на руку.
 
Да, мне нравится Юрий Гагарин. Кроме эмоциональной составляющей есть, как всегда, прагматическая. И не одна. Во-первых, после смерти Королева Гагарин остался единственным пассионарным героем, в каком-то смысле романтическим завоевателем Вселенной — с такими легче совершать прорывы. Во-вторых, он защитился по кораблям многоразового использования и, если бы остался жив, продвигал бы это направление — все-таки более прогрессивное, чем одноразовые корабли. В-третьих, Гагарин мечтал полететь на Луну. И я уверен, он бы смог отстоять советскую лунную программу.
 
Как ни крути, Гагарина надо спасать. Только сделать это крайне сложно. Даже зная сегодня обстоятельства аварии (не важно, от зонда ли метеорологического уворачивался истребитель или его перевернул более мощный Су-15, пролетая на форсаже в пятнадцати-двадцати метрах). Дело не только в том, что доступ к самому Гагарину почти нереален (я-то, как известно, решил эту проблему), — убедить Юрия Алексеевича отказаться от полета двадцать седьмого марта, а это самый надежный вариант, представляется маловероятным. Даже если положить карты на стол и заявить, что я из будущего и знаю, что полет завершится трагически, — не поможет. Ага, скажет герой, учту ваши данные и в случае чего катапультируюсь, не сомневайтесь, уважаемый. Но мы ведь не точно знаем, в случае чего, всего предусмотреть нельзя. К тому же как отменить полет? Симулировать Гагарин не станет, заразить его гриппом не получится — иммунитет у него о-го-го какой. Устроить какое-нибудь отравление или что-то подобное — может полететь вопреки, еще хуже получится. Хотя нет, хуже не получится, но и проблема не разрешится.
Я долго ломал голову, что придумать. И, наверное, первый раз пошел на риск.
 
Пятна в Чкалова
 
Но сначала нужно было подготовить классическую уже в моих миссиях двухходовку.
 
Оренбург я более-менее знал. Был тут однажды, в девяностых, на открытии двойного памятника — Пушкину и Далю. Город такой, укромный, неприметный, действительно похож на взлетно-посадочную полосу. Сейчас, в пятьдесят седьмом, это еще Чкалов. Вот памятник Валерию Чкалову на берегу Урала, в конце пятидесятых он уже был и в конце девяностых — тоже.
 
Тут учится в авиационном училище Юрий Гагарин, скоро, вот-вот, он сделает предложение Валентине Горячевой. До полета в космос остается всего четыре года.
 
План у меня был мутноватый, но интуитивно я чувствовал, что получится. Как я уже сказал, Юрий Гагарин даже в молодости был суеверен. И вот удача: Валентина Горячева, будущая жена Гагарина, — тоже. Чего уж скрывать — похаживала к местной гадалке, Марии Ивановне. Девушке, понятное дело, про женихов хочется узнать, про счастливую будущую жизнь.
 
И тут появляюсь я. Снимаю у Марии Ивановны комнату, харчуюсь у нее, прикидываюсь спортивным тренером. Марь­иванна только Валентине кажется почти старушкой. На самом деле ей сорок шесть со всеми вытекающими, в смысле второй или какой там молодости. Однажды как бы вечером, распивая краснодарский портвейн и закусывая дефицитной в Чкалове ставридой горячего копчения, завел с хозяйкой эзотерический разговор. Как мог, вывел ее на откровения, попросил погадать (не за так, за пятерку). Ну, наговорила Марьиванна мне триста бочек арестантов, чепуха, конечно. А я ей аккуратно так: я, мол, тоже могу предсказывать, только без карт, а из космоса, так сказать. И начинаю грузить гадалку завтрашним прогнозом погоды, событиями, почерпнутыми мной из информационных колонок местных газет того времени: накануне экспедиции записался в электронную Российскую государственную библиотеку, она в тестовом режиме открыла доступ к архивам. Женщина только посмеивалась да подливала себе портвейну.
 
Но назавтра мой прогноз подтвердился и сбылось несколько предсказанных событий. Большое впечатление на мою хозяйку произвел несчастный случай на паровозоремонтном заводе, в котором пострадал слесарь В.Г. Теняков. Ну то есть я вообще не говорил, что случилось, — просто пересказал короткое сообщение. И оно совпало дословно, разумеется.
 
Теперь каждый день, часов в пять вечера, я сообщал Марь­иванне прогноз, а в семь к ней повадился ходить завхоз того самого училища имени Ворошилова, где Гагарин становился летчиком. Я не знаю, зачем этому человеку каждый день нужно было знать, будет ли дождь и какова сила ветра, но, по моим ощущениям, Мария не только обогатилась, но и завое­вала избыточный авторитет у видного городского деятеля. Короче говоря, у них возник роман — и, надо отдать должное Марьиванне, она понимала, благодаря кому случилось ее запоздалое бабье счастье.
 
Должок она отдала скоро.
 
Как-то субботний вечер был традиционно свободен от зав­хоза (разумеется, у него была семья, поэтому на выходные Мария брала обычных клиентов). Зато пришла Валентина Горячева, вот-вот Гагарина. Я невзначай показался ей на глаза. Пару раз заглядывал в комнату, где Мария раскладывала судьбоносный пасьянс.
 
— А вот мой постоялец, Николай, все забываю как по батюшке, — знатный гадальщик. Хочешь, он тебе будущее предскажет, — произнесла она заученную фразу.
 
Я и выложил все, что знал: скоро замуж, за летчика. Летчик прославится на весь мир, даром что роста небольшого. Родятся у вас две дочери — знаю, как назовете, но не скажу, чтобы не лезть в чужую жизнь. В следующем году в северный город поедешь, красавица, на море, за мужем. Где там морская авиа­ция? В Мурманске. Ну и еще насыпал подробностей общеизвестных. Валя слушала раскрыв рот. И в конце я сказал самое главное:
— Вы, Валентина, хороший выбор сделали. Отличный он парень, если честно. Вот только…
 
— Что, что?!
 
— Да вижу несколько нехороших… Как бы это сказать… Пятна нехорошие.
 
— Какие пятна? Скажите, умоляю вас, Николай… как же вас по отчеству?
 
— Николай нормально. Валентина, дорогая, я не могу про человека рассказывать другому человеку, даже самому близкому.
 
— А если я его приведу, расскажете ему? Ему ведь это поможет — избежать пятен?
 
— Ну… Трудно сказать. Люди по-разному к пророчествам относятся. Одни верят, другие отвергают.
 
— Он поверит. Я вам гарантирую.
 
И так она это хорошо сказала… Ладно, говорю, приводите, поговорю с вашим Юрием.
 
— Так вы даже знаете, как его зовут?!
 
Знаю, девочка моя, знаю, все знают, весь мир.
 
В общем, первая часть моего плана сработала. Гагарин продержался неделю. В следующую субботу они с Валей опять были у нас. Женщины пошли гадать, а мы расположились на кухне. Я смотрел на этого молодого человека, и мне было спокойно. Гагарин молчал, я тоже молчал. А потом он вдруг улыбнулся, как будто извинялся:
 
— Валюша вот заставила. Хотя мне самому интересно. Валюша сказала, вы все точно говорите. А как это у вас получается, в чем секрет?
 
— Юрий, есть секрет, есть. Никакой чертовщины и фокусов — именно секрет, тайна. Сейчас я ее раскрыть не могу. Потом, позднее. Может быть. Зато я могу помочь. В этом конверте очень важные вещи, поверьте. Тут дата стоит: 11.04.1961. Вопрос простой: сможете распечатать письмо именно в этот день? Дадите мне слово?
 
Он ответил не сразу. Повертел в руках, постучал ребром конверта о стол.
 
— А зачем вам это? Почему вы стараетесь ради чужого человека?
 
— Потому что у вас большое будущее, грандиозное. И я хочу сделать его еще грандиознее. В общем, прочитаете — поймете.
 
Женщины закончили гадания и, раскрасневшиеся, заглянули к нам.
 
— Поговорили? — Валентина была очаровательна, «хороша» — тогда очень часто так говорили. «Хороша» — красива, свежа, чиста.
 
— Да, поговорили. — Юрий успел спрятать мое послание, я даже не уследил в какой момент.
 
— Слушай, постоялец мой любезный. — Мария Ивановна определенно перехватила рюмашку-другую… А, вот чего они так захорошели-то, гадальщицы. — А вот скажи, какое нас всех ждет самое большое потрясение в ближайшее время?
 
— В декабре Чкалов переименуют опять в Оренбург, в этом декабре.
 
Стало тихо: мое сообщение произвело впечатление на маленькую компанию.
 
— Да не бреши, Николай. С какой стати? Чкалов он же не Сталин, его-то чего развенчивать?
 
— Да откуда мне знать, переименуют, и все. Ладно, молодежь, пойду я спать. Да еще мышцу надорвал на тренировке, широчайшую. Завтра рано вставать, я съезжаю, Марьиванна. Моя тренерская миссия, так сказать, окончена.
 
Гагарин встал из-за стола и пожал мне руку на прощанье, серь­езно так пожал, крепко.
 
 
Два счастливых хлопка
 
Сержант жал на газ — наверное, хотелось поскорее съехать с бетонки на асфальтовую дорожку Звездного городка. «Газик» трясло, разговаривать было совсем неудобно. Но я не спешил.
 
Гагарин обернулся за минуты, мы возвращаемся на аэродром. Едва мы выехали из городка, я сказал:
— Юрий Алексеевич, надо поговорить. У нас есть в запасе минут десять, я думаю.
 
Он приказал водителю прижаться к обочине, мы вышли из машины.
 
— Знаю, у вас важное дело, но все равно, я почти опаздываю.
 
— Вы тогда прочитали мое письмо?
 
— Конечно, как обещал, одиннадцатого вскрыл… Признаю: это потрясающе. У меня в голове не помещается — вы детально знали не только про секретнейший полет, но и все нештатные ситуации, которые там возникли. И что чуть с орбитой не промахнулись, и про задержку с отделением тормозной двигательной установки, и даже про клапан: действительно не сразу смог открыть его, когда катапультировался, — ремни не по уму мне надели. Я потом, после полета, пытался вас найти, с помощью друзей из комитета даже, — ноль результата. Хотел поблагодарить. В любой из моментов я ведь мог запаниковать, особенно с клапаном этим… Вы очень помогли.
 
— Юрий, а вы помните, что в конце этого письма было?
 
— Я его наизусть помню: «Но все закончится благополучно», это там было.
 
— Я ведь вас не обманул, не подвел?
 
— Нет.
 
— Вы доверяете мне?
 
— Безусловно.
 
— Тогда слушайте, времени мало, действительно очень мало. Сегодня во время полета произойдет нештатная ситуация… Точнее, может произойти. Я точно не знаю, что это будет, и это сейчас не важно. На какой высоте вы с Серегиным сегодня собираетесь выполнять программу?
 
— Думаю, четыре пятьсот, как обычно.
 
— Я вас попрошу сделать несколько вещей. У Серегина сегодня с утра выдался непростой день: его к начальству вызывали, накачали там… Он в стрессе — обратите внимание доктора, который будет делать осмотр, чтобы внимательнее его обследовал. Пусть потратит лишние пятнадцать-двадцать минут. Надо сместить время вылета. Дальше, попросите Владимира Сергеевича сразу передать вам управление — он пойдет на это. К тому же, по идее, сегодня вы уже один должны были лететь, без инструктора. В общем, попросите. Теперь: выполняйте задание на высоте пять пятьсот — шесть тысяч. Возможно, рядом окажется сверхзвуковой — на аэродроме в Жуковском испытывают новые Су-15. Он может хулиганить, спуститься ниже своего эшелона и на форсаже вернуться на десятку. Самолет может тряхнуть, он даже в плоский штопор может свалиться. И вот тут как раз поможет то, что вы на другой высоте работали, — успеете выйти из штопора. К тому же, насколько я знаю, высотный локатор вчера починили, высоту диспетчер будет докладывать точную.
 
— Ага, починили. Кто-то анонимку настрочил в комитет — такой кипеж подняли. Техники за сутки решили вопрос. И главное, на ровном месте — по протоколу можно и одним азимутным обойтись.
 
— Сегодня низкая и переменная облачность — точность данных по высоте буквально до метра важна. Правильно сделал этот аноним, грамотно поступил.
 
Гагарин внимательно посмотрел мне прямо в глаза.
 
— Понятно.
 
— Юрий Алексеевич, я вам верю, вы не должны меня подвес­ти. Это очень важно.
 
— Даю слово. Не все мне понятно, но вам верю. Особенно, конечно, после того, как Чкалов переименовали. Я думал, ну уж это-то бред собачий — ан нет, все по-вашему вышло. Времени больше нет.
 
— Поезжайте, Юрий Алексеевич, я пешочком дойду, куда мне надо.
 
Командирский «козел» еще не успел скрыться под небольшой совсем горкой, а я уже был далеко от места нашего расставания. Я занял позицию на пригорке, возле памятника погибшим в Великой Отечественной солдатам из села Новоселова. Недалеко от этого места в марте шестьдесят восьмого самолет Серегина и Гагарина вошел на шесть метров в землю.
 
Тут тихо, погода портится, мне показалось, стало холоднее, чем утром, дождь небольшой пошел.
 
Я присел на скамеечку у памятника и стал ждать.
 
Через час я отчетливо услышал два коротких, резких хлопка — так истребитель переходит звуковой барьер. Непроизвольно шепотом начал отсчет: раз, два, три, четыре, пять… Ничего, тишина, только дождь зашипел сильнее. Это значило одно: Гагарин жив. В тот, плохой, из не нужной нам реальности день после сверхзвуковых хлопков раздался взрыв. Это МиГ врезался в землю, не вышел из штопора, не хватило высоты.
 
А сейчас никакого взрыва, только вон мыкнула корова. Красота.
 
Я закрыл глаза и подумал, как я вернусь, залезу в интернет, наберу в поисковике «первый человек на Луне», и в каждой ссылке будет стоять его имя — Гагарин.
 
Гагарин все сделал правильно. Да, в общем, я в нем и не сомневался, я верил в Гагарина. Первый и единственный, никого не подвел.

Колонка Николая Фохта опубликована в журнале "Русский пионер" №64. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".
 
Все статьи автора Читать все
       
Николай Фохт, Следопыт, путешествие в прошлое, Юрий Гагарин, спасти Гагарина
Рекомендую
3 3475
Спионерить!
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (3)

  • Сергей Демидов
    21.05.2016 23:02 Сергей Демидов
    Мария Ивановна реальна была или это вписано для красного словца...
    Как можно обойтись без Маши, дочери Ивана в нашей жизни...
    Ни как нельзя пройти мимо Машек, дочерей Ивановых
    Оренбург...
    Случай...
    Закончить шесть классов и вбить себе в голову…
    Учебу надо продолжить в Москве… Надо и все на этом…
    Потянуло его в Москву ...
    До дяди Савелия...
    Того самого дяди Савелия, который работал на заводе Войкова...
    Что его потянуло в Москву...
    Училища и в Гжатске есть…
    Поступай, заканчивай и топай прямиком в армию...
    Нет, надо ехать в Москву...
    Чем же намазана Москва, что тянет до неё многих…
    Приехал к шапочному разбору…
    Набор в училища московские закончен, а по великому блату можно только поступить в области…
    На востоке области нашелся городок, а в нем училище…
    Литейщиков-штамповщиков готовило училище…
    Пролетело время, и пополнился рабочий класс литейщиком-штамповщиком…
    Куда дорога вела…
    На завод дорога вела, а затем в армию через военкомат…
    Стукнуло же ему в голову…
    Правильно стукнуло…
    Хочешь стать Человеком?
    Обязан учиться…
    Что-то далеко потянуло Человека?
    Где Люберцы?
    А где Саратов?
    Далековато потянуло что-то Человека от Москвы…
    Там намазано наверно чем-то лучше…
    Саратов…
    Волга – матушка наша бежит к югам теплым…
    Саратов – техникум…
    Можно было и поближе найти техникум …
    На берег матушки нашей потянуло человека…
    Техникум…
    Время учебы потекло своим размеренным ходом…
    Все расписано на несколько лет вперед…
    Занятия… Практика…
    Ветер пробежал по техникуму…
    Ветер теплый, дубовый…
    В дубки потянуло человека…
    Аэроклуб призвал человека до себя… до неба…
    День наступил, и была открыта человеком новая дверь в жизнь…
    День наступил и переступил человек новый порог в жизни…
    Пробежали дни, месяцы, года
    День наступил и пора собираться до печенегов, до севера…
    Урал остается родным…
    Валентина …
    Ударило по ушам слово родное…
    Валентина – Валентин…
    Имя родное с детства…
    Притянуло имя двух людей друг к другу на года…
    Север … Сияние…
    Время пробежало за работой и снова за учебой…
    Пора собираться до Москвы, намазанной - помазанной…
    Дороги все ведут к ней… таинственной… загадочной…
    К МАМЕ чортогов и чортят всех мастей…
    По другому и нельзя сказать…
    Именно так: Москва – мама всех чортогов и чортят…
    Чорт на чорте сидет…
    Чорт чорта погоняет…
    Звездный – Чкаловский – Байконур…
    Путь в вечность…
    1961.04.12. 9:07
    Старт….
    Заря-Кедр…
    Кедр –Заря…
    108 минут пробежало быстро …
    Пора до дому, до хаты собираться…
    Дорога в вечность началась на правом берегу…
    Дорога в вечность закончилась на левом берегу…
    Родная земля притянула Человека до себя…
    Самарская земля притянула…
    Земля, давшая путь в небо… путь в вечность…
    Дом есть дом…
    …………………………………………………….
    Чехословакия, Болгария, Финляндия, Великобритания,
    Польша, Куба, Бразилия, Канада, Венгрия, Индия, Цейлон,
    Афганистан…
    Закончилось турне…
    Афганистан…
    Что привело Человека в Афганистан…
    Что привело людей в Афганистан через…
    Афганистан - ??????????????????????
    Много остается от нас в тени…
    Пришли люди и загнали хозяев в землю…
    Дом под мастерскую им видите ли понадобился…
    В землянке перекантовались люди время тяжелое…
    Оккупация… Под врагам жили…
    Валентина и Зою увезли в чужбину…
    Судьба…
    Все обошлось…
    Пришли родные лица…
    Земля призвала Человека из земли, из землянке…
    В путь – дорогу по имени Вечность…
    Март …
    Люди говорят про вспышку активности …
    Пражская весна… Даманский…
    У кого-то вспышка…
    А у кого-то беда…
    Сына лишилась земля Смоленская…
    А активистам –гомосекам по барабану…
    Кто есть кто в этом мире…
    В начале Сергей, а затем Юрий…
    Сергей и Юрий время свободное проводили за шахматами…
    Два шахматиста ушли практически вместе…
    Одному 66 было отведено…
    Второму 34 было отведено…
    Юрьев день …
    Юрьев день …
    •  
      Николай Фохт
      22.05.2016 01:50 Николай Фохт
      история с гаданием была. чуть сдвинута во времени и немного развита
      1
      •  
        Сергей Демидов
        22.05.2016 06:58 Сергей Демидов
        История с гаданием...Там же все двояко... выйдет не выйдет...а человек уж рабом стал процесса гадания....
64 «Русский пионер» №64
(Май ‘2016 — Май 2016)
Тема: Чужие
Другие номера и подписка
Честное пионерское
Самое интересное
  • По популярности
  • По комментариям
 
Новое