Классный журнал

Тронутые

26 апреля 2016 12:00

Можно назвать колонку композитора Александра Журбина самой энциклопедической в этом номере: еще бы деятелю искусств не знать, как тесно связаны гении и безумие. Творчество и помешательство.

«Не дай мне бог сойти с ума» — знаменитая пушкинская строка, одна из самых пронзительных в его творчестве. Как известно, Пушкин написал это стихотворение после посещения своего друга, поэта Константина Батюшкова, который реально сошел с ума. (Это посещение произошло в 1830 году, а Батюшков в состоянии тихого помешательства прожил еще 25 лет и тихо умер в 1855 году, дожив до 68 лет.) Вид умалишенного друга явно тронул Пушкина. Он понял: что угодно, но только не это. И сделал все, чтобы до этого не дожить…

Рассуждая о безумии, нельзя пройти мимо знаменитой формулы: между гениальностью и помешательством — тонкая линия, незаметная грань. И человечество за время своего развития не раз продемонстрировало, как безумцы оказывались гениями, а гении к концу жизни сходили с ума. В книге Ломброзо «Гениальность и Помешательство» приведены сотни и тысячи примеров, как гении к концу жизни «трогались». Кто не читал эту книгу — прочтите. В общем-то, Ломброзо был плохой писатель и сомнительный ученый, а его теория, что по внешности человека можно понять, преступник он или нет, сегодня разбита в пух и прах. Но факты, которые он собрал в книге про помешательство, достойны удивления.

Я сосредоточусь сегодня на близкой мне теме: сумасшедшие музыканты, особенно композиторы.

Но сначала о музыкантах-исполнителях. Конкретно — о пианистах.

Среди музыкантов-исполнителей много людей с нарушениями психики. Об этом существует целая литература.

Наверное, это связано с тем, что занятия музыкой — огромная нагрузка для психики. Сидеть и часами играть гаммы, этюды, разные упражнения — не всякий выдержит. Поэтому так много детей бросают музыку через два-три года занятий.

Тех же, кто проходят без особых травм эти начальные годы и по-прежнему хотят стать музыкантами, подстерегают другие опасности.

Если вы все преодолели и подошли близко к Олимпу, но так на него и не попали, вы испытаете страшное разочарование: и на что я потратил свои золотые годы? Быть просто музыкантом в наши дни, не звездой — тяжелая, утомительная и малооплачиваемая работа.

Ну а те, кто все-таки взошел на Олимп пианизма, делятся на две категории: супермены, люди с нормальной психикой, и эксцентрики, люди на грани срыва.

Давайте сравним Евгения Кисина и Гленна Гульда, два имени, не нуждающихся в дополнительных комментариях и во многом являющихся антиподами.

Евгений Кисин — образец нормального, даже сверхнормального гения. Все разговоры о его аутизме, отрешенности от реального мира, неумении ходить по улице и пользоваться транспортом, что он вообще «не от мира сего», — все это ерунда. Он абсолютно нормальный человек, он легок в общении, он все понимает и знает всему цену.

Просто он так устроил свой мир, что туда допущено очень мало людей, он не общается с поклонниками, редко дает интервью и держится подальше от толпы. Почитайте его интервью, вам многое станет ясно, и вы поймете, что Женя Кисин — реальный гений, который абсолютно лишен позерства, снобизма, пустозвонства. Он выходит к роялю и гениально играет великую музыку. Он никогда не ломает исполнительские каноны, не ломает рояли и не играет медленную музыку быстро, а быструю — медленно. В основном он играет так, как принято, сохраняя классические традиции. Просто у него это получается лучше, чем у всех остальных. А в остальное время он нормальный человек, как все мы.

Я имею счастье быть с ним лично знакомым. Впервые я его увидел, когда был на его первом сольном концерте в Московском Доме композиторов. Жене тогда было, кажется, 11 лет. С тех пор мы много раз общались, жили рядом в Рузе и в Нью-Йорке, я брал у него интервью для русско-американского телевидения.

Я давно понял, что он гений, один из немногих гениев, с которыми мне довелось быть лично знакомым (два других — это Шостакович и Бернстайн, возможно, Бродский).

И он отличный пример, когда гениальный музыкальный талант помещен во всех смыслах в здоровую оболочку, где здоровое тело и здоровый дух. Гений в его случае — это высшая, запредельная степень нормальности.

Гленн Гульд — совсем другая история.

Он по всем признакам безумец. По своему экстравагантному поведению, внешнему виду (Кисин всегда одет «с иголочки», красиво, элегантно, но абсолютно традиционно, я не могу его себе представить в фуфайке и шароварах или в каком-нибудь «рокерском прикиде»: он в лучшем смысле слова старомоден). Гульд никогда не надевал фрака, играл просто в рубашке, а в обычной жизни носил теплый свитер, даже когда была 40-градусная жара, возил с собой табурет (а не рояль, как Горовиц), никому не пожимал руки, а когда играл, громко пел себе под нос…

Существует множество мнений по поводу нечетких граней между гением и безумием, и Гленн Гульд — наглядный тому пример. В первые годы его жизни у него обнаружились некоторые признаки аутизма, болезни Аспергера: он никогда не плакал, у него бесконечно шевелились ручки, имелось море различных фобий. Он пугался, если в него бросали мяч, он боялся красного цвета. Он рано стал проявлять стремление к уединению. Такое поведение было отмечено также у философа Людвига Витгенштейна и у композитора Белы Бартока (это часто сопровождается необычными достоинствами, как, например, феноменальная память и необыкновенная музыкальность).

Известно, что Гульд в 32 года перестал концертировать и стал записывать музыку в своей студии. Он предсказал, что концертное исполнительство скоро закончится и люди будут слушать музыку только на дисках.

Боже, как он ошибся! Все оказалось совсем не так. Во-первых, концертное исполнительство через 60 лет после его пророчества не только не исчезло, а, напротив, пышно расцвело.

Исчезли как раз таки диски (CD)! Конечно, еще есть коллекционеры, которые собирают эти диски, но это уже антиквариат. Сейчас главным носителем информации является flash drive, или флешка по-нашему, но и она постепенно отходит. Все будет храниться в облаках, на разного рода Google disk и Dropbox.

Так что Гленн Гульд тут промахнулся.

Вот он — типичный гений, граничащий с безумством, настоящий персонаж Ломброзо.

Вопрос, который, впрочем, для меня остается открытым: насколько Гленн Гульд был искренним в своих безумствах? Был ли его эксцентризм — нелетание на самолетах, непосещение никаких собраний, конференций, светских раутов, вообще любых скоплений людей, полное отсутствие любовных связей (любой ориентации) и друзей, тщательное вычищение своих музыкальных записей до стерильного состояния (а кого этим сейчас удивишь? Компьютер запишет и быстрее, и чище), — так вот: было ли все это наигрышем и рекламным трюком или его подлинным лицом?

Я склоняюсь к первому. Особенно когда узнал, что вообще-то он был очень удачливым и опытным игроком на бирже и зарабатывал там неплохие деньги. А каждый, кто имеет отношение к бирже, знает, что там ничего не бывает случайно и, чтобы там зарабатывать, надо ежедневно просматривать десятки газет (Интернета тогда не было)… И уж на бирже никакой эксцентризм не пройдет, иначе ты очень скоро разоришься…

Но оставим в покое пианистов.

Поговорим немного о более мне близких и понятных музыкантах — о композиторах. И о безумии в их нестройных рядах. Вот три примера.

1. ДЖЕЗУАЛЬДО

Пожалуй, первый по хронологии композитор, официально сошедший с ума, — дон Карло Джезуальдо ди Веноза, удивительная фигура, до сих пор привлекающая внимание людей XXI века, хотя жил он в XVI веке, во времена Шeкспира.

Поскольку Джезуальдо принадлежал к знатному роду, про него нам известно гораздо больше, чем про малоизвестного Уильяма, сына перчаточника.

Миную все детали его биографии (посмотрите в Википедии!) и сообщу лишь главное: он в общем и целом провел жизнь в соответствии с обычаями своего круга, высшей итальянской знати тех времен. Однако, когда его первая жена завела себе любовника (Джезуальдо застал их в постели), он убил (зарезал!) обоих. Самое смешное, что ему ничего за это не было: по законам того общества он поступил абсолютно правильно.

Говорят, что чуть позже он убил и отца жены, и своего малолетнего сына (по подозрению, что этот сын — не его).

Потом он женился во второй раз, но его психика не выдержала и он сошел с ума. Свои знаменитые мадригалы и мотеты он сочинял в состоянии помешательства, и в те времена их сочли бредом — действительно, его музыка совсем другая, чем музыка его современников.

Однако в XX веке его манускрипты были открыты и неожиданно стали исполняться, и уже никто не говорил, что они безумны, наоборот, говорили, что он — гениальный пророк, предвидевший, как будет развиваться музыка.

Прочитайте дивный рассказ Хулио Кортасара «Клон». Там, возможно, слишком много музыкальных деталей (Кортасар разбирался в музыке на вполне профессиональном уровне), но рассказ в основном именно про Джезуальдо и о том, как его история повторяется через много столетий.

Еще есть загадочная опера Альфреда Шнитке «Джезуальдо», которая так и не дождалась своей сценической премьеры в России. Может, еще и будет…

В общем, Джезуальдо вошел в историю музыки своим безумным поведением — и безумными мадригалами.

2. РОБЕРТ ШУМАН

Роберт Шуман, один из величайших композиторов эпохи романтизма, носил в себе зачатки безумия с ранней молодости. Например, он рьяно взялся за карьеру пианиста, желая стать крупнейшим виртуозом. Но, играя с безумным энтузиазмом, он переиграл руку и не только лишился карьеры пианиста, но и вообще не мог публично выступать. После он полностью посвятил себя сочинению музыки и создал десятки великих сочинений, вошедших в самый-самый золотой фонд классической музыки. Однако безумие всегда стояло рядом с ним, он заговаривался, терял мысль и несколько раз бросался в воду, желая утопиться.

Любившая его жена Клара Вик, тоже великая женщина, пианистка и композитор, несколько раз спасала своего мужа. А когда стало ясно, что оставаться на воле ему просто опасно, она положила его в психиатрическую лечебницу, где провела с ним около четырех лет, до самой его смерти.

Несмотря ни на что, у них родилось 8 детей (все разговоры о сифилисе Шумана я с негодованием отвергаю, никаких доказательств нет). Клара пережила Шумана на десять лет и никогда не вышла замуж и не имела дела с мужчинами, хотя поблизости крутился безнадежно влюбленный в нее гениальный и вполне психически нормальный композитор Иоганнес Брамс.

3. АРНОЛЬД ШЁНБЕРГ

Арнольд Шёнберг, создатель додекафонии, страдал ужасной болезнью, называемой «трискаидекафобия». То есть он панически боялся числа 13. Кто-то ему предсказал, что он умрет 13-го числа. И он каждый раз, когда приближалось 13-е, страшно переживал, что близится его последний день. Когда 13-е проходило, он возвращался к нормальному ритму жизни. И вот 13 июля 1951 года (Шёнберг родился 13 сентября 1874 года, стало быть, ему оставалось до 77-летия два месяца) композитор дико дрожал, забившись под одеяло.

Его жена посмотрела на часы и сказала: «Арнольд, без пятнадцати полночь… Все, считай, что ты этот месяц проскочил». В этот момент Шёнберг поднял голову, что-то невнятно пробормотал и затих. Часы показывали 11:47 — без 13 минут 12.

Шёнберг скончался именно в это время.

Выходит, пословица «Кого Юпитер хочет погубить — лишает разума» не всегда права. Многие упомянутые мною люди — Гульд, Батюшков, Джезуальдо, Шуман, Шёнберг — не только прожили достойную жизнь, но и оставили нам много прекрасных произведений, которые всегда будут украшать жизнь человечества.

Спасибо им! Да здравствуют прекрасные безумцы!

Мир полон безумия... Я хотел написать мирную колонку о сумасшедших музыкантах.

Но тут совсем рядом, у метро «Октябрьское Поле», появилось настоящее безумие по имени Гульчехра Бобокулова.

Мир перемешался, смешался и помешался…

Колонка Александра Журбина опубликована в журнале "Русский пионер" №63. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".

Все статьи автора Читать все

Александр Журбин, безумие, Евгений Кисин, Гленн Гульд, гений и безумие, Джезуальдо, Роберт Шуман, Арнольд Шёнберг

Рекомендую

8 7386

Спионерить!

Оставить комментарий

Комментарии (8)

26.04.2016 12:58 Владимир Цивин
Как тайный неразгаданный недуг

Святая ночь на небосклон взошла,
И день отрадный, день любезный
Как золотой покров она свила,
Покров, накинутый над бездной.
И, как виденье, внешний мир ушел…
И человек, как сирота бездомный,
Стоит теперь, и немощен и гол,
Лицом к лицу пред пропастию темной.
На самого себя покинут он —
Упразднен ум, и мысль осиротела —
В душе своей, как в бездне, погружен,
И нет извне опоры, ни предела…
И чудится давно минувшим сном
Ему теперь все светлое, живое…
И в чуждом, неразгаданном, ночном
Он узнает наследье родовое.
Ф.И. Тютчев

Так похожий на летящий, мир, во времени печальный плен,-
легкий летний неспешащий, целый длинный Божий день,
мелкий дождик моросящий, меланхолии лелеет лень,-
шмель на чашечке цветка, лошадь на лугу ромашковом,
в белоснежных облачках, солнце, что в снегах барашковых,-
лики лета, и легка, уже ноша наша тяжкая.

Но, всё прозрачнее, невзрачностью означен,
ведь свет сезонный, здесь всегда неоднозначен,-
темно-синей хмурью, озера рябь,
словно в чью-то грусть оконце,-
а рядом одуванчики горят, каждый золотым червонцем,
так отчего ж различен их наряд, коль всё от ветра да солнца?

По сравнению со вчерашнею, точно счастьем расцвела,
одуванчиковой ржавчиною, очарована трава,-
да, увы, надолго ль счастлива, с ней окажется она,
распушится же заманчиво, и исчезнет желтизна,-
вдруг разлетится обманчиво, очарованной негой,
ведь серебро одуванчиков, пробой первого снега.

Девочек одичание, недомыслие мальчиков,
облетаясь нечаянно, все мы лишь одуванчики,-
не так ли, спозаранку, вдруг наизнанку,
пока выворачивается уж ночь,-
с утра росам серебристым на полянке,
себя жемчугом почувствовать не прочь?

Так снежинки, лишь спешившись, постигают сугробов уют,-
а не там, где в поспешности, высотой суетливо снуют,
так умы, не по внешности, изнутри вышину узнают,-
мелькнуло лето, что приснилось, ни потому ли так нежны,
небес прозрачная игривость, и шелковистость желтизны,-
им понимание и милость, уже дороже новизны.

Так иль иначе, но уходит хорошее,
жить нужно значит, а не ворошить прошлое,-
заглядывание голых ветвей в окно,
осенью, зимой или весной, не все ли равно,-
ведь подразумевает здесь всегда одно:
настанет лето, рано или поздно, все равно.

И тучные черные тучи, и белые лебединые облака,
и нежный снегопад сыпучий, и нудных дождей череда,-
что может же быть в мире лучше, природы, родной навсегда,
есть гордость в горечи веков, что радость в горести оков,-
увы, но этот бренный мир таков,
одновременно, ласков и суров.

Так и луна печалью желтой осветила,
ночной случайный чей-то путь,-
не просто же, чтоб улыбнуться сверху мило,
но в будущее заглянуть,-
и тайно, может быть, помочь ему учтиво,
удачней сделаться чуть-чуть.

Когда одарит радостью судьбина,
и горести на миг померкнут вдруг,-
то, в нас ли, иль вовне, ее причина,
нам разбираться часто недосуг,-
лишь только б ни таилась там кручина,
как тайный неразгаданный недуг.
- 26.04.2016 14:22 Николай Фохт
  владимир, а вы зачем сюда, в каменты, вставляете ваше безотносительное творчество? просто офигенно интересно узнать?
  - 26.04.2016 18:02 Владимир Цивин
    николай, вы имеете полное право считать свое творчество относительным, а мое нет, но и я имею право на свое мнение, в том числе, не совпадающее с вашим.
    - 27.04.2016 00:16 Николай Фохт
      я считаю ваши комментарии в виде стихов безотносительными, а не творчество. и мне кажется знакомить публику со своим творчеством таким способом - не очень ммм... хорошо.
      - 27.04.2016 10:55 Владимир Цивин
        А я считаю свои комментарии гораздо более относительными, чем простое выражение своего мнения, ибо они художественны и содержательны, что позволяет развивать обсуждаемый смысл. Как раз то, что они вас задели, является лучшим подтверждением этому. Если же где-то порой хромает и художественность и относительность, то каждый имеет, в этом смысле, право на ошибку, и, в конце концов, на свое безумие, если оно не выходит за рамки закона. Что же касается того, каким способом знакомить публику со своим творчеством, то тот способ, которым пользуетесь вы, гораздо более «не очень ммм… хорош», ибо является откровенно привилегированным. Но таковы правила демократии этого сайта, поэтому у меня к вам, в этом смысле, претензий нет, как их не должно быть и у вас ко мне. Для того же, чтобы вас не задевали мои комментарии, есть известный всем простой способ: просто их не читать.
        
        27.04.2016 12:02 Николай Фохт
        Вы заблуждаетесь, конечно. Моя привилегия получена в результате тридцати лет работы в поофессии, привилегия большинства авторов, под текстами которых вы размещайте свои стихи - тоже не с неба свалилась. Поступать так, как поступает вы - пошло, больше ничего. А так, конечно, вперед.
        
        27.04.2016 13:42 Владимир Цивин
        Пошло как раз, наоборот, наступать на горло не собственной песне, выставляя себя и свои пошлые претензии пупом Земли, каким бы заслуженным он ни был. Тем более, что не такой заслуженностью, как стаж, должность и т.п., мерятся литературные да и журналистские таланты. Ведь сказать, например, что Пушкин или Лермонтов были заслуженными, значит лишь выказать свою пошлость: на визитке Пушкина не было написано ничего, кроме его имени, отчества и фамилии, а у Лермонтова и того не было. Похоже, что именно из-за преклонения пред такой заслуженностью, попахивающей дедовщиной, мы и лишились великой русской культуры, чуть ли ни во всех ее ипостасях.
        И я, выставляя свои комментарии, не с кем не собираюсь мериться заслуженностью. Ну, а то, что есть достаточно читателей, которые воспринимают мои комментарии совсем по-другому, чем вы, я могу судить по посещаемости своего блога.
        
        27.04.2016 17:26 Николай Фохт
        Аминь))