Классный журнал

26 апреля 2016 09:15
Бессменный ведущий урока мужества «РП» Николай Фохт впервые признается, что эту историю он не хотел рассказывать. Но ведь рассказал же. Нашел в себе мужество.
Не очень я хотел рассказывать эту историю. В ней много такого, больного, неприятного для меня. С другой стороны, я это пережил, переступил, перемог — а значит, победил.
 
Короче говоря, однажды меня объявили сумасшедшим.
 
Разумеется, не так, как Чацкого, — много чести. Просто однажды Олеся после долгого выяснения отношений, в которых было не только личное, но и процентов тринадцать общего бизнеса, произнесла:
 
— Ну не знаю, Николай, только сумасшедший может отказаться от такой женщины, как я.
 
Объективно она была права. Красивая, умная, смелая. Готовит прекрасно, ходит в театр и на выставки фарфора, прекрасно знает Гражданский и Уголовный кодексы — юрфак Тюменского университета, четыре года практики воспитателем в колонии для несовершеннолетних под Ижевском. Сказка, а не женщина. Но вот как-то не задалось, что поделаешь.
 
И тут такое.
 
И вроде сказала так, с юмором, беззлобно, на прощанье. Забыл я это очень быстро. Закрутилась жизнь, завертелась. И вдруг — внезапное СМС: «как ты там. старик, помощь нужна?»
 
Все бы ничего, но прислал короткое сообщение страшный, святой человек — Вадим, Вадим-Никодим, как мы его всегда звали: из уважения, но и из страха. Врач, психиатр, нарколог. Я с ним больше других общался. И не потому, что у меня проблемы были психического и наркологического характера, — клиенты в основном. Запойные, которые теряли уставные документы, наркоманы, которых за полтора часа надо было привести в нормальное состояние для важных переговоров, истерички, которые боялись, что муж узнает об их связи с другом семьи и отрежет руку… Кстати, у Олеси последовательно проявились все три направления — поэтому Вадим и был нашим общим другом. Ну и, честно говоря, этот бэкграунд тоже повлиял на негативный результат наших с ней отношений.
 
Я набрал номер доктора:
 
— Ты чего это спрашиваешь?
 
— Да так, друг, так просто. Давно что-то не общались, соскучился. Дай, думаю, проведаю старого приятеля. Как он там скрипит, не надо ли смазать какую деталь…
 
— Ты давай не темни. Денег, что ли, надо?
 
— Николай, ты немного агрессивен, нестабилен даже. Сон нормальный? Стул штатный? Денег… Ну насмешил. У меня же частный кабинет — времена такие, что от клиентов отбоя нет. Я сам кому угодно могу дать взаймы.
 
— Ну дай мне. У меня как раз плохой отрезок, люди и впрямь свихнулись, все как один. Клиенты говорят: мы бокс и джиу-джитсу вашу по видеокурсу выучим. Сэкономим бабла, купим лучше полкилограмма итальянского сыра — чтобы тереть его в макароны Шебекинского комбината.
 
— Ну… знаешь что, а приезжай-ка ты ко мне, помнишь где — в Теплом Стане. И про кредит можем поговорить, а чего.
 
Ну, в общем, я согласился. Почувствовал — Никодим чего-то недоговаривает, какая-то информация у него есть, и информация эта касается меня непосредственно.
 
На следующий день в 13:00 был у него в психушке. Небольшой особняк, домик, дача в Тропаревском лесу. Кабинет, четыре палаты, две одноместные, две двухместные.
 
Странности начались сразу, на входе. Охранник спросил: вы на прием? Да нет, говорю, просто к Вадиму Никодимычу, частным образом. Тут все частным образом, буркнул часовой, спросил фамилию и стал просматривать списки. Ну вот, вы есть, записаны на прием с открытой датой. Такое у нас час­то. Давайте паспорт и медицинскую страховку. Признаюсь, я что-то затормозил. Как-то обмяк, потерял жесткость, что ли. Отдал все, что просили. Охранник записал данные и показал, куда идти.
 
— Там, в самом конце коридора, налево, последний кабинет. Нинель Владиславовна вас встретит и проинструктирует в дальнейшем.
 
И вот тут я испугался. Вся моя ипохондрическая сердцевинка, моя параноидальная изюминка сразу дала о себе знать. Нутром почуял врачей и что они, врачи эти, имеют на меня виды. На ватных ногах зашел в приемную Вадима. Нинель Владиславовна смерила меня строгим взглядом и сказала:
 
— Фамилия, имя?
 
Я назвал.
 
— Доктор вас примет через двадцать минут.
 
— Да я не на прием, мы друзья. Просто встреча давних знакомых, которая может перерасти в сделку. А может не перерасти. — Я был противен самому себе.
 
Нинель ничего не ответила.
 
Открылась дверь, из кабинета показался Вадим.
 
— О, Николай, миленький, заходите, заходите, заждались!
 
Офигевший, я вошел внутрь.
 
— Ты чего тут концерт устраиваешь, с ума сошел?
 
— Да ты расслабься, Колян, садись в кресло. А можешь сразу на кушетку лечь — исповедаться. Ведь есть что сказать старому другу?
 
— Тебе в бубен выписать? Не посмот­рю, что ты тут в халате снуешь, изображаешь Фрейда или кого там, Бехтерева. Не веришь?
 
— Верю, конечно, верю. Все понемногу подтверждается.
 
— Что подтверждается?
 
— Твое нездоровье. Олеся оказалась права: ты сошел с ума.
 
— Да ты чего… Она же сама невменяйко, ты ее от чего только не лечил. Ты попутал, Никодимыч, крепко попутал.
 
— Вот видишь, Николай, первый признак: переход на несвойственную лексику. Ну, грубо говоря и чтобы тебе понятней было, сейчас у тебя самое начало заболевания — и это очень хорошо. Мы успели, засекли на раннем этапе — значит, вполне возможно успешное лечение. Сейчас в тебе пробуждается новая личность. Эмбрион этой личности был в тебе всегда — но твой здравый смысл и хорошее здоровье подавляли попытки альтер эго выйти наружу и заявить о себе в полный рост. Но сейчас, когда и кризис твоего бизнеса, и неполадки в личной жизни надломили, ослабили защитный слой психики твоей основной личности, твоя вторая личность вырывается наружу.
 
— Да ты бредишь. Это у тебя белая горячка. Ты опять сел на свои пилюли, что ли, опять бухаешь неделю без просыпу?
 
— И агрессия эта… Нельзя позволить ей затуманить остатки разума. Давай ты сядешь, выпьешь водички минеральной — посмотри, она с пузыриками, как ты любишь. Поговорим, это сейчас очень важно. Если я пойму, что ты адекватен, что нет никакой угрозы — пойдешь восвояси, никто тебя тут держать не станет.
 
— А если ты не поймешь?
 
— Тоже отправишься домой — только с рецептиком, с рецептиком. А в рецептике — волшебные таблеточки. Выпил таблеточку — угомонился, черные мысли отступили, мы легли спатеньки и проснулись бодрым, веселым человеком. Перед нами открылась вся жизнь, во всей своей красе открылась. А вечером, перед сном, — еще таблеточка. Через полгодика мы снова здоровы.
 
Страх мой как рукой сняло — ужас охватил меня. Я видел перед собой абсолютно больного своего товарища. Но более выгодная позиция у него — как в той присказке: у кого халат, тот и доктор. Я взял себя в руки.
 
— Ну хорошо, Вадим, я повторю вопрос: с чего ты взял, что я болен? Мнения одной Олеси, в прошлом шизофренички и хронической алкоголички, маловато.
 
— А кто сказал, что одной Олеси? Я со многими говорил: с Иваном, с Ириной Александровной, с Валентином… И так далее. Все твои близкие друзья, все знают тебя как облупленного. И все подтвердили: с тобой творится что-то странное.
 
— Погоди, все, кого ты перечислил… Да я с ними лет семь не виделся, может, пару раз переписывались в чате, в Одноклассниках. Что они могут знать про мое нынешнее поведение?
 
— Так они уже в твоем прошлом нашли подозрительные моменты.
 
— Какие же?
 
— Всех очень удивило, что ты резко бросил пить. Ты не знаешь, но с самого начала твоей трезвой, так сказать, жизни друзья почуяли неладное. Ну не может человек вдруг взять и решить больше не употреблять алкоголь. Ребята засомневались. Потом, ты никогда не поздравляешь Ирину Александровну с Восьмым марта. Да и Олесю тоже… А Степанова… — Доктор заглянул в блокнот. — Дмитрия Степанова — с двадцать третьим февраля.
 
— Ну да, не поздравляю. Я не люблю эти праздники. Зато всегда с днем рождения, с Новым годом.
 
— Люблю — не люблю… Ты ищешь оправдания, Николай. А ответ на поверхности: резкое снижение интеллектуальной деятельности и постепенная утрата памяти. Вылетают из головы фамилии — я прав? Давай начистоту: какое имя или фамилию ты не смог вспомнить за последнее время? Ведь было такое?
 
— Ну да, конечно, было, мне сколько лет-то?
 
— Это не важно, возраст не всегда имеет значение. — Я все больше утверждался в мысли, что Никодимыч бредит. — У тебя ведь есть автомобиль? Сколько раз ты возвращался, чтобы убедиться, что сигнализация включена?
 
— Да почти всегда. У меня это с детства.
 
— Не ври, Николай, в детстве у тебя не было машины.
 
— Кончай эту клоунаду! Я всегда возвращался с полдороги, чтобы проверить, закрыл ли я дверь, выключил утюг или газ. Однажды даже с поезда сошел: срочная командировка в Ярославль, а меня вырубило — не выключил утюг, рубашку гладил. Вышел в Александрове, вернулся (утюг, конечно, в порядке), купил билет на ночной, левый совсем поезд. Всегда так было. Ну и что? Хуже, уверяю тебя, не стало.
 
— Ты ведь мнительный? Ипохондрик? Медицинский словарь читаешь? Это классический симптом неустойчивой психики.
 
— Да, бывает, психую из-за пустячной межреберной невралгии — так что? Я же и не скрываю, все знают.
 
— Отличная маскировка, дружище! Верную тактику выбрал: вроде сам признаешь, подсмеиваешься над собой — отвлекаешь от главной проблемы.
 
— От какой, елки-палки, проблемы?
 
— Ты сошел с ума.
 
— Это ты сошел с ума. Я пойду отсюда.
 
— Да, ты можешь сейчас встать и уйти, но знай: я сообщу не только в районную поликлинику, но и по месту работы, а также в ЖЭК. Обострение может настичь в любую минуту. Не шути с этим, Николай, ой не шути.
 
Он что-то еще бормотал вслед — я ничего не слышал, бежал к своей машине. Ну не в прямом смысле бежал, но очень сильно стремился.
 
Всю неделю, признаюсь, я был сам не свой. Почти не спал, рылся в своих мыслях и зачем-то выискивал признаки надвигающегося безумия. Действительно, иногда выпадали фамилии. Вдруг перед сном забыл, как зовут Ричарда Гира, — вспоминал минут десять. Все следующее утро во время завт­рака пытался мнемоническими способами воссоздать имена Рассела Кроу и Мэла Гибсона. Из-за сигнализации возвращался по два раза на дню, из-за утюга — каждый день. Во время поездок по городу мне все время казалось, что я кого-то задел на пешеходном переходе — хотя ни одного человека близко даже не было. Паника охватила на Бауманской: колесо наехало на кочку, я живо представил, что не заметил лежащего на дороге пенсионера. Встал на аварийке, вышел из машины, огляделся, заглянул под днище, проверил протекторы — нет ли следов крови?
 
Мрак.
 
Я вдруг отчетливо осознал, что все это устроила Олеся. Женская месть. Подговорила, а может, и подкупила моих школьных друзей, наших общих с ней и Вадимом знакомых. А может, не подкупила? Может, я правда не замечаю каких-то вещей, может, я некритично отношусь к своим поступкам? Может, из-за этого мой самозащитный бизнес провис — клиенты видят перед собой сумасшедшего и уходят?
 
К концу недели я дошел до точки. Мысль сдаться Вадиму-Никодиму уже не казалась такой уж безумной.
 
Вдруг раздался телефонный звонок. Я понял: это из ДЭЗа, Вадик сдал меня, сейчас будут осторожно, по инструкции прощупывать мое психическое состояние.
 
Но это звонила Олеся.
 
— Привет. Слышал про Никодимыча? Увезли в Кащенко. Реально сошел с ума, без водки и дури. Двинулся. Первыми это его пациенты заметили, психи, представляешь? Тяжелая, запущенная форма, говорят. Буянит. Давай навестим его через пару деньков, когда попритихнет.
 
— Где, в сумасшедшем доме?
 
— Ну да. Боишься?
 
Да, я боялся, что Олеся заманивает меня в ловушку. Но я все-таки какой-никакой психолог. Разобрался: это не игра, да и с моими ощущениями совпадает — Никодимыч свихнулся.
 
— А как же раньше никто не замечал? Нинель Владиславовна, скажем…
 
— Да кто их разберет? Все они того, на грани. Нинель Владиславовну тоже, кстати, проверяют, консилиум собрали. Ждем результатов. Ну что, сходим к Вадику?
 
— Сходим. Олеся, скажи, зачем ты ему сказала, что я сошел с ума?
 
— Я не говорила с Вадимом месяцев восемь, ты что. Он сам догадался.
 
— В каком смысле?
 
— Да шучу. Ничего я ему не говорила. Решила, пока не стану открывать наш секрет — вдруг ты исправишься.
 
Через неделю мы навестили Вадика: он очень сильно похудел, был грустным и совершенно нормальным.
 
И да, я исправился — на всякий пожарный.
 
Повторим урок
Все статьи автора Читать все
       
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (1)

  • Владимир Цивин
    26.04.2016 12:31 Владимир Цивин
    Искренность лишь знакова

    Как сердцу высказать себя?
    Другому как понять тебя?
    Поймет ли он, чем ты живешь?
    Мысль изреченная есть ложь.
    Ф.И. Тютчев

    И не ласковое никакое, не теплая тишь,
    упоение покоем, успокаивает лишь,-
    как холодною белой порошей,
    тоску свою предзимнюю круша,-
    лишь роскошною грустью хорошей,
    порой утешиться может душа.

    Через жизнь паря в мечтательной истоме,
    среди сопротивляющегося вещества,-
    ведь не зря ж душа нуждается в фантоме,
    реально несуществующего существа,-
    пускай слепых снегов наряд, окутает тела, спеша,
    засыпанной и ты, как сад, почувствуй же себя, душа!

    Так, что сказочное вдруг отточие,-
    фонарями торжественны очень,
    до алмазного блеска охочие, белоснежные нежные ночи,-
    где безмолвья снегов, украшают, угодья,
    словно бы в шапочках белых, алые гроздья,-
    что ведь сладкие же, только лишь на морозе.

    Да там, где заспанный засыпан покой,
    вдруг убаюканный белой унылой игрой,-
    пусть ночь и снежность, чушь полусна, чуть шепча,
    сквозь чувств мятежность, лишь вышина же нежна,-
    ведь не черствеют уста, пусть уснуть уж не прочь,
    лишь коль светла и чиста, в душах чуткая ночь.

    Сладок сон времен, просто то рост звезд,
    им обременен, мир, что солью слез,-
    но, что же, что вокруг морозу развезло,
    коль можно было б думать, повезло,-
    когда бы вдруг взяло, замерзло зло,
    да злу-то же в мороз, увы, как раз тепло!

    Затейливостью зимних затей, в забеленном безлистье ветвей,-
    алмазный лестный блеск снегов, морозов розоватый дым,
    не зря, наверно, лоск оков, нередко так неотразим,-
    да как ни настраивай софитов свет,
    падет и идол, и кумир, коли, нравится нам это или нет,-
    но человек таков, каков мир.

    Ведь, как всё здесь делится,
    по степени проводимости тока и тепла,-
    так и люди делятся,
    по степени проводимости подлости и зла,-
    всякий раз, взыскуя добра, решать здесь, что в бою,
    по какую сторону зла, стезю избрать свою.

    Как по мере зимы приближения, всё на этой земле,
    изменяет свои представления, о холоде и тепле,-
    так и мы же, по мере взросления, растворяясь во мгле,
    изменяем свои представления, о доброте и зле,-
    пусть бесчинства поздней осени зима, загладит и забелит,
    да ведь лишь коварнее и злей она, окажется на деле.

    На любое, готово святотатство,
    любит зло, в добро переодеваться,-
    да нет подлей того, при всем при том,
    кто творит зло, прикрываясь добром,-
    не хвала и хула, лжи цена одинакова,
    для добра, как и зла, искренность же лишь знакова!
63 «Русский пионер» №63
(Апрель ‘2016 — Апрель 2016)
Тема: Безумие
Честное пионерское
Самое интересное
  • По популярности
  • По комментариям