Классный журнал

Николай Фохт Николай
Фохт

Одинокий спикер человеческий

22 февраля 2016 11:00
В этом номере, посвященном одиночеству, бессменный ведущий уроков мужества Николай Фохт берется публично восславить плюсовые качества одиночества. Как отреагировала публика на аргументы Николая, читатель сейчас узнает. И имеет полное право отреагировать по‑своему. На то и урок такой.
— Вот так и живу один последние пятнадцать лет. Да что там пятнадцать — тридцать. С мелкими, совершенно несущественными перерывами. И никогда не считал, что это подвиг. Просто навалится иногда такая тяжесть, что хочется отмотать время назад, вернуться к исходной точке, к пройденному, незамеченному человеку. Припасть к ее груди, склонить голову ей на плечо. Хочется попросить прощения — хотя мы почти не знакомы и не могли сделать друг другу ничего плохого или хорошего. Так и вертится на языке: оставайся, побудь тут, пока не рассеются туманы и невзгоды. Но держишь себя в руках из последних сил. Потому что не имеешь права. Потому что жизнь твоя полна опасностей, невзгод, резких поворотов, рискованных решений. И вынужден продолжать это драматическое восхождение, этот сизифов маршрут в одиночку, с минимальным запасом эмоций, к неизведанной цели. Зато с какой благодарностью порой примешь хлеб, соль и воду от хозяйки одинокого бунгало где-то далеко в горах, под самыми звездами. Она как никто поймет и разбудит вовремя — потому что сама с некоторых пор одна, в постылой роскоши незасоренного пространства. Луна и солнце — вот удел этих случайных путников. По разные стороны Земли, в несовпадающих часовых поясах, теперь они вечно будут знать друг о друге, в редкие дни видеть друг друга на небосклоне — и мечтать, может быть, о новой, случайной или не совсем случайной встрече. Одиночество — счастье человека и его крест. Одиночество дано нам как испытание и как высшее наслаждение. Одинокие люди — лучшие работники, воины, собеседники и, конечно, любовники. Да, любовники они отменные…
 
 
Эту или примерно эту речь я задвигал много раз, очень много. Обычно часов в восемь-девять вечера, за ужином. Когда бдительность спутницы притупилась, но сознание еще способно различать нюансы и оттенки. Работало в восьми случаях из десяти. То есть эта исповедь-тост не решала вопрос сразу и однозначно, но очень хорошо продвигала меня, приближала к заветной цели. В результате собеседница благосклонно принимала предложение поехать выпить чаю с домашним печеньем ко мне — это если монолог заставал в заведении. Ну а если мы были уже у меня или в гостях у нее, отрезок до финиша и вовсе сокращался. Два-три касания — вуаля!
 
Но в этот раз состоялся неожиданный эпик фейл и незапланированный фейспалм. Эльвира посмотрела напоследок влюбленными глазами и вдруг произнесла:
— Ты тот, кто мне нужен!
 
 
Вообще, с Эльвирой интересно. Она мас­тер спорта по плаванию, что не помешало ей стать хорошим поэтом. Окончила экономический факультет университета, спортивно-танцевальный, как его называли, и устроилась в очень маленькую, очень бесперспективную фирму. Мы познакомились тогда, лет десять назад: владелец компании именно из-за очевидной бесперспективности запил, а Эльвира взвалила на себя все бремя. За короткий срок она, во-первых, переориентировала задачи компании: из мелкого посредника, торгующего компьютерными комплектующими, превратилась в крупнейшего производителя и трейдера горчицей. Фирма охотно вступила в соревнование со знаменитой Сарептой, где горчицу растили всегда. Просто построила небольшой, но хорошо оборудованный заводик под Астраханью, купила сколько-то там гектаров вроде бы даже и непригодных земель рядом с заводиком. За три года земли подтянулись до уровня сельскохозяйственных угодий, завод уже давно работал как раз на сарептском сырье. Конечно, комбинация была гениальной. Астраханский заводик был очень эффективным, производительным. Ради такого партнера Сарепта чуть не вдвое, а то и больше увеличила производство сырья — залила все свои площади разными химикатами, резко повысив урожайность. Но через три года плодородие, конечно же, истощилось. А у Эльвиры плодородие земель только-только наладилось. Сарепта стала не нужна, Эльвира вышла в прибыль — а сократив транспортные и прочие издержки, вообще оказалась в шоколаде. Тут как раз понадобился я: Эльвира решила заняться здоровьем, а в частности — единоборствами. Девушкой она была сильной и резкой, даже чересчур. Однажды на разминке слишком безрассудно сделала кувырок в прыжке, приземлилась на голову. Хрустнуло так, что слышал весь зал. Я очень испугался. Эльвиру увезла «скорая», поместили ее в тридцать шестую больницу — я позволил это сделать, потому что боялся, что травма тяжелая. Когда выяснилось, что все хорошо, так, небольшой ушиб позвоночника, пытался перевезти в нормальную клинику, на Пречистенку, в реабилитационный центр «Чайка». Не тут-то было. Эльвира загадочно отказалась. Каждый день носил ей апельсины, и с каждым днем загадочность эта нарастала. В день выписки, уже одевшись, она села на койку и сказала: послушай, я сочинила.
 
И прочитала замечательные стихи. Вообще какие-то прекрасные. С грамотными, тонкими рифмами, с богатой лексикой — ну просто класс.
 
Короче говоря, с тех пор горчичный бизнес растет, а его хозяйка (долю спившегося компьютерщика она выкупила) издает книжки — не только со своими стихами. И бизнес этот у нее тоже получается.
 
Одно плохо: за десять лет знакомства у нас так и не получилось романа. Все к этому шло, но травма и последующее стихосложение сломали гармонию. И вот теперь это: ты тот, кто мне нужен.
 
Нехорошо она это сказала, не так, как я предполагал.
 
— Слушай, я тебе не говорила — замутила один трендовый бизнес, в Москве все на нем торчат.
 
— Квесты?
 
— Нет, квесты нерентабельно, точнее, мороки много, денег мало, пользы вообще ноль. Лекционный бизнес. Там несколько кругов: живые лекции продаем, на сайт запускаем видео — трафик имеем и книжки потом издаем. То есть естественная диверсификация. Чтобы быть конкурентными, нужны неожиданные темы, внезапные курсы лекций нужны. Чтобы приколоть людей, зацепить их, а потом бац! — и продать им абонемент. Короче говоря, мы подготовили курс про одиночество. Так, от балды, кинули тему — и она полетела, прикинь! Сто абонементов продано, на полгода, понимаешь? В понедельник курс начинается, а у нас нет ни одного лектора. Ты сейчас вот эту фигню свою прогнал — я аж заслушалась. Чуть прям за столом тебе не дала. А что будет с простыми абитуриентами или как их там, пациентами?
 
— Слушатели. Чего, правда чуть не дала?
 
— Точно, слушатели. В общем, ты будешь спикером. Коль, ну ты пойми меня, такой период — все мысли о новом деле. Мне сейчас не личное важно, а вот где найти человека. Давай, принимай курс. Я тебя так распишу, что мы по ходу семестра еще сотку нагоним студентов. Деньги хорошие. Плюс, если речь о тебе, создадим дополнительный семинар по самозащите — понимаешь, куда я клоню. Там вообще твоих пятьдесят процентов. Следишь за моей мыслью: ты читаешь лекцию про одиночество, туда-сюда, луна-солнце, а после лекции плавно переходишь на необходимость уметь себя защитить в нашем агрессивном, воинственном мире. Помнишь, как ты мне говорил еще до стихов, до травмы: Эля, никто не защитит тебя лучше, чем ты сама. Ни муж, ни телохранитель.
 
— Ты запомнила…
 
— Конечно. Это хорошие слова. Тем более они помогают сэкономить кучу денег — а одинокий человек должен уметь экономить.
Эльвира назвала сумму моего гонорара, и вопрос был решен. Правда, мы сразу и разъехались по своим домам. Точнее, она до понедельника улетела в Женеву, а я, как обычно, к себе на «Речной».
 
 
В понедельник я прибыл в Дом культуры на Парковой улице. Эля встретила меня сама, повела в буфет. Предложила коньяк.
 
— Ты чего, мандраж?
 
— Да мандраж не мандраж, а стремно. Лектор ты неопытный, только девушек беззащитных и можешь соблазнять. А как ты поведешь себя на большой аудитории? Не заснут ли, не потребуют ли деньги обратно?
 
— Умеешь поддержать.
 
— Николай, это бизнес, в конце концов. Тут не до соплей, тут надо дело делать.
 
— Ага, читать лекцию про одиночество. Офигенный бизнес.
 
— Знаешь что!.. Ладно, давай сосредоточимся на предстоящем мероприятии. У тебя есть план?
 
— Зачем мне план? Я, как договорились, расскажу свою историю, поделюсь опытом. В конце буду агитировать за секцию самозащиты.
 
— И все?
 
— Ну, могу раздеться по пояс, чтобы доказать: одиночество — это круто, делай как я.
 
— Да, а ничего, что в зале есть женщины?
 
— Так на это и рассчитано.
 
— Там есть и пожилые женщины.
 
— Для меня это не помеха.
 
— Очень смешно. Черт, пять минут осталось. Ладно, надеюсь, про спортивную часть ты хорошо расскажешь. А там по­смотрим. Я пойду в зал. Ни пуха.
 
— К черту, Эльвира, к черту.
 
 
Я вышел на сцену. В подсвеченном зале сидела очень разношерстная публика. Женщин процентов шестьдесят, средний возраст аудитории — сорок-пятьдесят. Я поздоровался. Да, народу реально много, аншлаг. Удержать такой зал непросто. На шестом ряду ерзала Эльвира в своем белом брючном костюме. Волнуется. Правильно.
 
Набрав в легкие воздуха, я громко, может быть, даже слишком громко, крикливо, может, даже, произнес первые слова:
— Друзья, я очень польщен, что вы купили абонемент на цикл моих лекций про одиночество. Но я должен сделать одно важное признание. В тысяча девятьсот девяносто четвертом году социологическое отделение Тартуского научного парка заказало мне курс лекций на тему «Как выжить одиночке в агрессивной техногенной среде». Я подготовил два семестра лекций, которые включали в себя теоретическую часть, основанную на интервью с тремя ведущими психиатрами Москвы, несколько вариантов диеты на каждый день, экономику одинокой жизни, а также специальную систему спортивных упражнений, которая помогает держать себя в тонусе, не унывать, не терять самообладания в темном переулке. Самозащита, короче говоря. С Тарту ничего не получилось. Им срезали бюджет, пришлось отказаться от многих проектов. В том числе от моего. И вот я достал эти наработки вчера, целый день перечитывал. Первая лекция начиналась так: «Навалится иногда такая тяжесть, что хочется отмотать время назад, вернуться к исходной точке, к пройденному, незамеченному человеку. Хочется попросить прощения — хотя мы почти и знакомы не были, не могли сделать друг другу ничего плохого или хорошего. Так и вертится на языке: оставайся, побудь тут, пока не рассеются туманы и невзгоды…» И вот что я хотел у вас спросить, это очень важно: как думаете, могу я и сегодня, через двадцать лет, начать свой курс такими же словами?
 
Зал в едином порыве выдохнул: «Да!»
 
Ну я и начал в привычном режиме.
 
А вот этим же вечером, в балашихинской резиденции Эльвиры, мне уже не пришлось третий раз повторять набивший оскомину пролог. И без пролога все наладилось. Да еще как наладилось — словно все происходило не сегодня, а двадцать лет назад, и не в Балашихе, а в каком-нибудь Тарту, когда я не был еще так однозначно одинок.

Повторим урок
Все статьи автора Читать все
       
Николай Фохт, урок мужества, одиночество
Рекомендую
1 13449
Спионерить!
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (1)

  • Владимир Цивин
    22.02.2016 14:23 Владимир Цивин
    Обесценит саму себя

    Всё исчезает – остается
    Пространство, звезды и певец!
    О.Э. Мандельштам

    Подобно смене вех, в разоренных ветром скверах,
    где лишь роится снег, уж с утра в пространстве сером,-
    как постигает человек, что в мире всё имеет меру,
    так ведь и неподсудный век, тут в разум вдруг теряет веру.
    Так или иначе, не чета, привязанность зряча, страсть слепа,-
    любовь лишь, значит, здесь права.

    Пускай кто-то кладет дома, а кто-то слагает стихи,-
    одобрит их вечность сама, когда те дела неплохи.
    Но пускай стократ умнее клерк поэта,
    прок от него совсем другой векам,-
    ведь коль гениальной песня спета,
    не пережить ее, ни сделкам, ни деньгам.

    Пускай подруга недуга, и до нее здесь другим дела нет,-
    всегда найдет себе друга, поэзия в шелесте книги лет.
    Но пусть для нее немыслимы, ни веселость, ни тоска,
    коли лирика истинная, лишь грустна же тут всегда,-
    да, увы, живому избавиться, от земного навряд,
    а когда вдруг случай представится, души лишь воспарят.

    Так толпы всё новых лиц, крылья душ распластав,
    что стаи сезонных птиц, в сети столетий попав,-
    всё оседают сонмом страниц, собственной песней став.
    Да пусть плавность снежности, нежна на глаз,
    все же главность нежности, поймешь не враз,-
    коли яркость белости, пугает нас.

    Средь иных земных трудов,-
    без стихов, что без цветов, нет ни меда, ни плодов.
    Да поэтов крупных, понимаем мы далеко не сразу,
    ибо нелегко нам, на новую настроиться волну,-
    постепенно лишь, прозревает медленный наш разум,
    постигая неведомую, ему до того глубину.

    С теплой ласковостью капель впитываясь,
    в плоть бесплотную мечты,-
    плесень песен постепенно вписывается,
    в мировые истины и сны.
    Не зря же и миру вдруг хочется,-
    открыться пророчеству творчества!

    Лирики грустные струны тугие, будят сердца не убогие,-
    словно весною деревья нагие, токами крови и тревоги.
    Коль прелестней шелеста листвы, лишь то,
    что слышит в нем порой, живой души приветы,-
    вдруг в мир слова, погружаясь как никто,
    не зря, душою больше, дорожат поэты.

    Чтоб, лучась молчаньем мирозданья,-
    где-то между небом и землей,
    вдруг поэтов вечные созданья, зажигалися земной звездой,-
    ни смыслы, ни рифмы, ни ритмы,
    лишь их триединство (триптих),-
    способно родить колоритный, великий истинно стих.

    Подобно каплям, слету пав, в терпкий трепет трав,-
    ведь слова меняют нрав, вдруг в строку попав.
    Настоящий стих это чудо света, что луч во тьме фонаря,-
    часть второй природы это, а значит, часть бытия.
    Позабыв веков заветы, что слагалися любя,-
    нация, не ценящая поэтов, обесценит саму себя!
61 «Русский пионер» №61
(Февраль ‘2016 — Февраль 2016)
Тема: Одиночество
Другие номера и подписка
Честное пионерское
Самое интересное
  • По популярности
  • По комментариям
 
Новое