Классный журнал

Легойда
Откуда никто не уходил
18 февраля 2016 11:30
Глава Синодального отдела Московского патриархата по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Владимир Легойда думает про одиночество так, как и положено православному человеку. О нюансах и деталях вы узнаете из его колонки. Одно можно сказать заранее: в этих деталях — Бог.
…Около девятого часа возопил Иисус громким
голосом: «Или, Или! лама савахфани?», то есть:
«Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?»
Евангелие от Матфея, глава 27, стих 46
Ты, единственный, рядом даже с теми, кто далеко ушел от Тебя.
Августин. «Исповедь»

Она идет по жизни смеясь… Помните, у старой «Машины времени»?
…И, без исключенья, все с восхищеньем
Смотрят ей вслед.
И не замечают, как плачет ночами
Та, что идет по жизни смеясь.
Это про него — про одиночество. Мы, люди, — существа, плачущие ночами. Иногда днем или даже утром. Но плачущие. Даже если дом — полная чаша, все хорошо на работе и в семье, с друзьями и бизнесом… в общем, you name it, как говорят наши западные партнеры. Мы плачем, потому что в глубине души тотально одиноки. (Этим и отличаемся от животных.) Мы плачем, потому что в жизни каждого из нас бывают моменты, когда мы понимаем, что никто, никто совершенно, сейчас не может нам помочь. И что даже просто рассказать или выплакать это некому. Даже очень-очень близким…
Почему одиноки? Самый сложный вопрос. С момента появления на свет человечество пытается на него ответить. Христиане считают, что одиноки, потому что когда-то потеряли Того, Кто нас создал. Создал для любви. Для радости. Для счастья. Так вначале и было. А потом в отношениях с Творцом произошло страшное — катастрофа, с которой мало что сравнится в истории людей. И человек изменился. Да так, что не мог больше жить в любви, радости и счастье. Не мог больше смотреть в глаза Тому, кто его сотворил. Потому что стыдно. И тогда любовь обжигает. Человек ушел из Эдема — и начал жить иначе. Так в нашу жизнь вошли ненависть, горе и безысходность. Но тоска осталась. По потерянному раю, который с тех пор ищем. По Тому, кто сотворил этот рай для нас. Ищем, чтобы преодолеть одиночество…
В первой половине 90-х годов я учился в университете в Северной Калифорнии. Мой друг, православный монах из Святогермановской обители, что в Платине (Северная Калифорния), пообещал свозить меня в монастырь, чтобы я мог своими глазами увидеть то место, где жил, трудился и похоронен американский интеллектуал Юджин Роуз, более известный в христианском мире как православный иеромонах Серафим из Платины.
Мы ехали туда на машине по горным калифорнийским дорогам. «Наверное, нет уголка, куда бы не забралась всеизменяющая и могучая американская цивилизация», — думал я, глядя на окружающий горный пейзаж и чувствуя, как машина не просто едет, а как бы плывет по абсолютно ровным, прекрасным штатовским дорогам — мечте любого российского водителя и пассажира.
Вдруг впереди замаячила одинокая фигура человека, идущего по обочине. Мы остановились и предложили подвезти его. Парень охотно согласился, тем более что определенного маршрута у него не было. Он оказался одним из тех свободных американских ребят, которые находят высшую прелесть жизни в путешествии по стране, они останавливаются, где хотят, на сколько хотят и когда захотят. Одет наш новый знакомый был достаточно просто, если не сказать бедно: рубашка, далеко не новые походные брюки, горные ботинки. Сам парень, как следовало из его живого и увлекательного рассказа, считал, что ведет единственно правильный и самый естественный образ жизни, убегая от всех проблем современной цивилизации, преодолевая отчуждение и живя свободно, в гармонии с природой. Счастливый человек, счастливая жизнь.
Монах, внимательно слушая все, что говорил наш путешественник, и время от времени одобрительно кивая, вдруг бросил: «Мы вот тоже тут обитаем, недалеко… Пытаемся жить в гармонии с Богом и природой». Рассказ о христианском монастыре в горах показался нашему новому знакомому любопытным, и он выразил желание «check it out» — посмотреть, что там происходит… Оставшуюся часть дороги наш попутчик продолжал увлеченно рассказывать о себе, об обретенном счастье, о том, как его образ жизни решил все проблемы современного человека…
Вскоре чудесная американская дорога кончилась, и в горы пришлось забираться по более привычной российскому взору ухабистой горной стезе. К монастырю мы подъехали, когда стемнело и вечерняя служба уже началась. Мы сразу же отправились в церковь, предложив нашему новому знакомцу присоединиться.
После торжественных служб в московских церквях богослужение в маленьком, скромном, холодном храме, да еще и на английском языке было для меня непривычным. Даже давнее желание попасть туда не могло перебороть пробиравший до костей холод. Стоя в церкви, я пытался согреться и сосредоточиться на службе и молиться, как вдруг услышал позади себя какие-то звуки, похожие на плач… Я обернулся и увидел сидящего на полу, недалеко от выхода, того самого парня. Он громко плакал, закрыв лицо ладонями и стараясь заглушить рвущиеся как будто прямо из сердца рыдания… Я поспешно отвернулся, сделав вид, что ничего не слышал. Когда служба подошла к концу, нашего знакомца в церкви не оказалось. Не было его и нигде на территории монастыря. Он, видимо, просто ушел, решив продолжить свою нескончаемую одиссею… Свободный человек в свободной стране.
И хотя я больше никогда не видел этого парня и не могу точно сказать, почему его душа так неподдельно, навзрыд отреагировала на соприкосновение с духовной реальностью, ответ на этот вопрос мне представляется весьма простым и очевидным.
А вам?
Сюда спустилась сама Жизнь наша и унесла смерть нашу и поразила ее избытком жизни Своей. Прогремел зов Его, чтобы мы вернулись отсюда к Нему, в тайное святилище, откуда Он пришел к нам... Он не медлил, а устремился к нам, крича словами, делами, смертью, жизнью, сошествием, восшествием крича нам вернуться к Нему. Он ушел с глаз наших, чтобы мы вернулись в сердце наше и нашли бы Его. Он ушел, и вот Он здесь; не пожелал долго быть с нами и не оставил нас. Он ушел туда, откуда никогда не уходил, ибо «мир создан Им», и «Он был в этом мире» и «пришел в этот мир спасти грешников». Ему исповедуется душа моя, и Он «излечил ее» (Августин. «Исповедь»).
Колонка Владимира Легойды опубликована в журнале "Русский пионер" №61. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".
- Все статьи автора Читать все
-
-
14.06.2022Pro свет. И про contra 1
-
01.01.2022Не лишиться подлинных чувств 0
-
15.12.2021Как я потерял в Америке 0
-
05.11.2021Post scriptum. Достоевский 1
-
18.02.2021Здесь был Сократ 1
-
07.01.2021Приходит младенец Христос 0
-
06.01.2020Правильная надежда 0
-
11.02.2018Ни с чем не спутаешь 2
-
06.01.2018"Низкая точность нашей жизни компенсируется ее мощностью" 1
-
28.11.2017Стяжи дух мирен 1
-
05.09.2017Лето с Дон Кихотом и остальными 5
-
12.11.2016Шаркнул по душе 1
-
1
14924
Оставить комментарий
Комментарии (1)
- Честное пионерское
-
-
Андрей
Колесников1 1154Февраль. Анонс номера от главного редактора -
Андрей
Колесников1 6138Доброта. Анонс номера от главного редактора -
Андрей
Колесников1 8136Коллекционер. Анонс номера от главного редактора -
Полина
Кизилова8882Литературный загород -
Андрей
Колесников12562Атом. Будущее. Анонс номера от главного редактора
-
- Самое интересное
-
- По популярности
- По комментариям
Оставь меня в моей дали.
Я неизменен. Я невинен.
Но темный берег так пустынен,
А в море ходят корабли.
А.А. Блок
Лучей, нечаянная чертовня,
на миг зажегшая, вдруг блеск лукаво,-
иль внутреннего лишь, игра огня,
что неподдельностью, горит по праву,-
увы, на суть смотреть, любя ль, кляня,
дано ли в этом мире, смертным здраво?
Где игры, упоительны муки, доброты, разве поиски глухи,
без любви, ускользнуть ли от скуки,-
теплоты, плоти помнить поруки!
Без искры, как узнаете в звуке,
вы, увы, несуразность разлуки,-
блюдя себя и смысл земли, вольны ли мы в любви?
Раз уж мудрость, в этом трудном мире ища,
полюбишь же и пасмурность, и даже,-
по утрам, выплывающие трепеща,
полотнища пылающих пейзажей.
Так земля после ливня черней, а зелень на ней зеленей,-
так влюбленных же лица светлей, а глаза на них веселей.
Лучше чище, чем слаще, и честнее, чем проще,-
чем жить в нехоженой чаще, уж лучше в ухоженной роще!
Ведь, коль чему-то и учат нас годы,
и в чем несомненная благодать,-
то это чувства любви и свободы,
с чувством судьбы здесь суметь сочетать.
Как в ложной роскоши широких жестов,
порою очень странный аромат,-
опасно всё, что беспричинно лестно,
нуждаясь в осторожности стократ.
Уловленного ложью слепящей, уж прежнего не будет больше,-
увы, но чем чувство настоящей, тем разочарованье горше.
Смотрит всё пусть, чаще искоса, всегда готово себя изжить,-
но и при всеобщей зыбкости,
есть ли что-то безнадежней лжи?
Пускай и навеки покинет, нас вдруг то, что таит тут обман,-
да сердце в тоске не остынет,
лишь таинственней станет от ран.
Что бы ни говори, о дороговизне,
и чему бы же, ни отдавай предпочтение,-
самая большая всё же, роскошь в жизни,
честные человеческие отношения.
Ведь от произнесенного до воспринятого пропасть,-
над которой у мысли здесь часто ломается лопасть.
И вдруг о жесткое, со всей силою хлопаясь,-
смысл искажается, расплываясь и лопаясь.
Не потому ль проблемы понимания,
что путь сознания прерывист,-
ведь тонкий лучик нашего внимания,
так неустойчив и порывист?
Коль лететь не бесцельно, миру ведь в беспредельном,-
стали они, пусть недаром, в этом мире товаром,
раз просто, с сексом и страстью,
вдруг спутать, любовь и счастье,-
да путая с раем, ад невпопад,
вернуться удастся, вряд ли назад.