Классный журнал

К обращению из старой песенки «Ребята, надо верить в чудеса!» я всю жизнь остаюсь глух и даже пуленепробиваем. В чудеса я не верю. Вся эта ваша мистика, эзотерика, вера в Деда Мороза и прочие высшие силы, — со всем этим не ко мне. Не верю я в мироточащие иконы, необъяснимые исцеления, внезапные перевоплощения, оживление не очень живых и даже вовсе мертвых. «По щучьему велению» ничего и никогда не происходит. А если кому-то кажется, что случилось чудо расчудесное, то… это вам кажется.

 

Единственное, во что я верю, — в человеческий потенциал и, простите, в самого себя. Случалось, меня даже Чудом называли. Юдом. В перьях. Гороховым. Луковым. Нет, луковое — это уже про Горе. Так меня тоже иногда величали. В том числе и за то, что в чудеса верить отказываюсь.

 

А как верить в явление под названием «чудо», если за всякой магией непременно следует разоблачение? Булгакова хоть вспомнить. Но можно и не вспоминать.

 

Был я вот не так давно в Лас-Вегасе. Там на многокилометровом бульваре — Стрипе, — где сверкают неоном отели и казино, этих ваших так называемых чудес — на каждом шагу. И одно лишь «чудесатое» меня изумило, и то — ненадолго. С наступлением темноты, когда музыкальные фонтаны у отеля Белладжио заканчивают свое светомузыкальное представление, укладываются на воду, как кобры после того, как утихли звуки дудочки, аккурат напротив, на пешеходной части, появляется некий персонаж. Он высок и похож на пирата. Длинный плащ, шпоры, трость с черепом, широкополая шляпа, серьга в ухе и грубая щетина на мужественном лице. Он опирается на трость и… садится прямо на воздух. И сидит. Вернее, парит. В воздухе. Левитирует, лопни мои глаза! Чуть раскинув руки, едва заметно и почему-то снисходительно улыбаясь прохожим. А прохожие собираются в толпу, кидают доллары в его шляпу, лежащую внизу, на земле, под сапогами со шпорами. Вот кто-то проводит рукой под ним, в воздухе. И, убедившись, что там нет «невидимого» кресла, что рука действительно рубит пустое пространство, кричит дурным голосом: «О, мой Бог! Невероятно!» Дети ложатся прямо на асфальт, под «пиратом», и родители фотографируют это чудо: вот лежит ребенок, а над ним в воздухе парит пришелец из пиратской саги! И все кричат и смеются, все поражены и никак не могут это чудо объяснить! Да что там — даже я сперва не мог понять, что к чему! Левитация? Не думаю. Потому что левитация, умение держаться в воздухе без видимой опоры — это из разряда чудес. В которые я не верю. Внимательно смотрю на дядьку, висящего в воздухе. Минута, может, полторы… Подхожу к нему, прошу нагнуться ко мне с его чудесных высот, чтобы можно было говорить негромко. И тихо спрашиваю по-английски: «Трость. Она всегда в руке. А плащ снять можешь?» И подмигиваю ему. Потому что по изменившемуся выражению лица «пирата» понимаю, что попал в точку. Трость — это часть каркаса, которого не видно под плащом, она же — более тяжелая точка опоры. Иллюзионист подмигивает мне в ответ, улыбается, мотает головой в знак отказа снять плащ и глазами аккуратно показывает: уходи, мол. А вон та темнокожая туристка в двух шагах от меня визжит в свой мобильник: «Я вижу это собственными глазами, это чудо!» И она в это верит…

 

 

Приятель у меня был. Хороший человек, даже талантливый очень. Вася (пусть будет под этим псевдонимом, иначе опознать смогут, а тайна «чуда» — не моя тайна: человек публичный). Только вот пил не просыхая. Много лет пил. И внезапно бросил. Можно сказать, в один день стал трезвенником и ко всему прочему — вегетарианцем. Все не просто удивились — все поражались и диву давались. На вопросы наши: «Как же ты, Вася, завязал с алкоголем так легко?» — отвечал что-то невразумительное. Дескать, подруга его то ли семь, то ли десять церквей обошла, свечки ставила, к знахаркам каталась. А он, мол, и не знал. Просто попытался однажды рюмку в себя опрокинуть, а за руку будто кто-то держит. Многие верили. Здесь, кстати, очень хочется интонацию передать. Помните, в прекраснейшем фильме «Формула любви» Татьяна Пельтцер в роли тетушки говорит: «Алешенька, мы соседям сказали, что материализация прошла удачно. Многие верят». И губами так — шамк-шамк… В общем, многие верили. Один я, Фома неверующий, оставшись с Васей наедине, в лоб спросил: «Ты мне тоже будешь про свечки и церкви заливать? Сколько кодирование от алкоголя стоило, колись давай?» И Вася машинально выпалил: «Двадцать тыщ», — и смутился отчего-то. Может, потому, что чудо — вроде как красиво и таинственно, а кодировка — не комильфо.

 

А теперь серьезно. Иначе бы все выше я и не писал. Мне, честное слово, кажется, что слепая вера в чудо — это не просто человеческая слабость. Это то, что человека губит. Иногда даже убивает. Ведь это так просто: верить в чудеса и перестать рассчитывать на собственные силы, на достижения науки или медицины, на сияние чистого разума и на свой опыт. Сложнее сказать: все в мире объяснимо, и я в состоянии это объяснить. А значит, я смогу с этим справиться, решить проб­лему или что-то понять и познать. Это для многих сложно. Ведь это требует каких-то телодвижений или как минимум движений извилин мозга. Нет, я не против безобидных чудес в виде того же, скажем, Деда Мороза. Пусть он будет. Но для детей дошкольного возраста, за которыми присматривают такие, как я, родители. Точно знающие, что за подобным чудом стоят действия взрослых умников.