Классный журнал

Фохт
Насквозь
29 ноября 2015 13:50
Обозреватель Николай Фохт ведет уроки мужества с самого их появления на страницах «РП». Но такого, как этот, не было еще. И вряд ли еще будет. А ведь, казалось бы, за темой урока далеко ходить не пришлось. Идет, шагает по Москве Николай Фохт. А в каждом шаге — мужество.

Все болит. Озноб. Губы обветрены, будто пару часов ошивался на Северном полюсе. Есть не хочется, спать не могу. Ходить не могу: ступни стерты, обе. Сердце выпрыгивает из груди. Давление мерить боюсь.
И главное — никакой особой радости и прилива адреналина. Такое ощущение, что отдал долг. Больше ничего.
А ведь еще двенадцать часов назад все было иначе и наоборот.
Двенадцать часов назад я рвался в бой. Я решительно собрал рюкзак: один журнал, бутылочка воды, зарядка для телефона. Выйдя из подъезда, остановился, закрыл на мгновение глаза и «прошелся» еще раз по маршруту. Вперед.
На пороге
Я не знаю, зачем это, точнее — не смогу убедительно объяснить. Я вдруг решил пересечь Москву. От своего дома на «Речном вокзале», от МКАДа почти, до маминого дома на «Академической». Паломничество из дома новейшего в дом изначальный. Доказательство.
Однажды я просто поймал себя на мысли, что вот хожу по Москве, по своему любимому и большому городу, пронизываю улицы и переулки, пью кофе, обедаю, захожу в торговые центры. И вся моя пешеходная жизнь лоскутная какая-то, мозаичная, дискретная, что ли. Интуитивно чуял, что надо ее, эту жизнь пешеходную, воссоединить, перемонтировать, создать плавную линию: от моего дома на улице Дыбенко до дома, в котором прошла самая главная, может быть, моя жизнь; до дома, где живет теперь только мама, а я иногда приезжаю на машине, привожу продукты и спорю про всякие идиотские вещи, которыми ее, маму, забрасывают из телевизора; свои идиотские вещи я узнаю из сети, но мои идиотские вещи все-таки не такие циничные и беззастенчивые.
Перед домом на Винокурова — палисадник. Я точно знаю, что деревьям, которые сегодня сражаются с парковкой, сорок пять лет: мальчиком вместе с другими мальчишками я сажал эту рощицу под руководством энтузиаста, замечательного человека, имя которого забыл. Получается, мама сегодня в одиночку охраняет и этот дом, и эту рощицу. Мне надо ей как-то помочь. Мне надо проделать этот путь, на который обычно уходит от сорока минут до двух часов: по пробкам, по Третьему кольцу, по задворкам моего города, которые устроены (как это и бывает в огромных городах) почти в центре. Обычно на спидометре набегает почти тридцать километров. Гугл показывает оптимальный маршрут — двадцать шесть. И пять с половиной часов, чтобы преодолеть этот путь.
Признаюсь: я тренировался. Я вообще без тренировок ничего в жизни не делаю. Разогреваюсь, наращиваю мышцы, растягиваю сухожилия, откладываю, как могу, старт. Вот и теперь. Сделал несколько пробных походов по восемь-двенадцать километров каждый. Результаты меня только вдохновили. Во-первых, продышался. Во-вторых, дал отдохнуть глазам — ведь не за рулем, очки не нужны. А красоту местную можно и не в фокусе разглядывать, она только краше от этого. Вот, например, пробил один альтернативный кусок маршрута, через «Музеон» и Парк культуры. Оказалось, неприспособленный вроде, вмонтированный в городскую среду «Музеон» намного интересней, чем приспособленный и предназначенный Парк имени Горького. И еще, именно в Парке культуры и отдыха произошел со мной во время тренировочного захода кошмарный случай. Я уже выходил на улицу Академика Петровского (надеюсь, она и сейчас так называется, я по старинке уж), поднимался в горку к этому альтернативному входу-выходу (раньше, очень давно, в советские времена, парадоксальная ситуация сложилась: через центральный вход войти можно было только по билетам, а с Петровского — даром), и навстречу мне детеныш на самокате. Разогнался под горку, папа с сестрой сзади что-то радостное такое кричат, подбадривают. А я вижу, что мальчик уже не контролирует свое транспортное средство, не понимает, что лучше бы притормозить. Скорость растет в геометрической прогрессии, малыш прям заливается от этого счастья скорости, свободы. Я знаю, что сейчас он упадет, вариантов нет. Даже замечательный папа почувствовал неладное и предложил сынишке сбавить обороты. Куда там! И как быть? По идее, я мог бы броситься навстречу взбесившемуся самокату и остановить надвигающуюся драму. Но надо было бы изловчиться и четко снять карапуза — в противном случае он бы просто врезался в меня со всего разгона. А я еще и без очков — ювелирная работа даже теоретически невозможна. И я пропускаю гонщика, уповая на то, что он сам остановится или упадет сразу, не удержит равновесия прямо сейчас, пока скорость еще не доросла до критической. Он падает почти сразу. Слезы, сопли, конечно. Я подбегаю, осматриваю: только ссадины на локтях, и то на удивление небольшие. Лицом не ударился, колени, небось, ушиб, но брючки не порваны даже. Подоспел папаша, а я пошел дальше. И все думал, терзался: может, надо было схватить мальчика? Не пропускать мимо, рискнуть? Честно, я до сих пор не знаю ответа. И думаю о том происшествии до сих пор.
Но через парк я не пойду сегодня точно.
Вообще, как только я сделал первые шаги, стало ясно: сегодня легкой прогулки, как говорят футбольные комментаторы, не получится. Через сто метров меня озарила еще одна истина: я пойду самой короткой дорогой. Никаких отклонений. А ведь мне представлялся такой художественный поход — с нырянием в подворотни, с непринужденными диалогами, с микроинтервью и флеш-расследованиями. Но организм очень твердо сказал: на фиг! Во-первых, если будем отвлекаться на подворотни и случайных прохожих, не успеем вернуться к футболу. Во-вторых, силы надо экономить. А все эти дилетантские замыслы, вся эта чепуха интеллигентская — побоку. Решай, говорил со мной организм позабытым уже голосом спортсмена в звании майора: или результат, или приятное времяпрепровождение (вот так прямо и сказал это слово — времяпрепровождение).
Я всегда доверяю организму, особенно когда дорога предстоит дальняя, почти тридцатикилометровая.

Дружба в яме
Первая точка — «яма» в парке «Дружба». Тут развернулась нешуточная борьба. На месте впадины, похожей на русло пересохшего пруда, власть решила построить футбольное поле. Гражданам это не понравилось. Поэтому война: активисты преграждают путь строительной технике, организуют пикеты, сражаются с ЧОПом. Я хотел проконтролировать ситуацию, поддержать и, если что, помочь — походя. Ну, словом там, советом. Если ЧОП — готов был и к краткосрочной схватке. Но у выемки — пусто. А раньше тут организовано было круглосуточное дежурство: палатки, чуть ли не песни у костра. Не стану врать, вздохнул с облегчением. И сразу вырулил на Ленинградку. Был вариант пойти по Онежской, мимо Тимирязевского парка и выйти на Ленинградку в районе стадиона «Динамо». Но животное начало подсказало, что лучше по широкой, благоустроенной дороге с минимальным рельефом. Чтобы, если где какое затруднение, по подземному переходу на другую сторону можно было перескочить. Надо пользоваться недостатками мегаполиса: ландшафт, перепады высот тут срыли, исправили — сейчас мне это на руку.
Это был, как оказалось, самый муторный, скучный, долгий отрезок. Монотонный и бессмысленный. Но я воткнул в уши радио из смартфона и вдруг вспомнил историю, предтечу нынешнего пешего приключения.
Мне лет десять, может, одиннадцать. Мы с другом Борькой жили летом рядом, на даче в Калистове. Мы и в Москве в соседних квартирах жили. Родители и у меня, и у него уехали в Москву — работа. Нормально, самостоятельными росли детьми. И вот вечером мы решаем, что тут без электричества (а отключали, когда надвигалась гроза) нам делать нечего. Берем велосипеды — и на станцию. Садимся в последнюю электричку, в третьем часу мы уже на Ярославском вокзале. Это, значит, середина семидесятых — дороги пустые, совсем. И мы на велосипедах устремляемся домой, на Винокурова, туда же, куда сейчас иду я. Это был совершенно чудесный бросок, я до сих пор сомневаюсь: произошло ли это на самом деле? Вот тогда я первый раз преодолел этот разрыв.
Когда ты на автобусе, особенно в метро движешься, ты пропускаешь подробности места, подробности времени. Ты будто сокращаешь не только время — ты сокращаешь свое присутствие в живой жизни. Время поездок на общественном транспорте, на автомобиле — это шов. С каждой обычной поездкой швов становится больше, ты уже и не замечаешь их, они не мешают — вроде. Но даже тогда, тем самым ранним утром, я вдруг понял, что есть наслаждение, когда ты подробно видишь всю дорогу, всю рутину: в жизни должно быть место рутине, она продлевает жизнь. Ведь действительно, парадокс: мы всё хотим сократить — расстояние, время, затраты. И не понимаем, что в каждой секунде, в каждом метре, в каждом усилии — молекулы именно нашей жизни. Перелетая в Таиланд, сжираем год бытия — а думаем, сколько времени сэкономили! Да, вот, может, поэтому я захотел пересечь Москву, пронизать ее насквозь, без единого трамвая, минуя даже велосипед — чтобы извлечь из этого расстояния максимум жизни.
Я вижу то велопутешествие со стороны: два мальчика на велосипедах, задыхаясь от восторга и страха, несутся по Садовому кольцу, сворачивают на Люсиновку, мимо Даниловского рынка, по трамвайным мимо Кащенской больницы, мимо Дома аспиранта и стажера — и они — мы — дома.
Чудо.
Динамо счастья

Я должен сразу доложить свои наблюдения: пешеходу сегодня в городе нелегко. В почете пассажиры общественного транспорта и велосипедисты. И строители. Самая распространенная одежда на улицах города — строительные робы. Люди этой уважаемой и незаменимой профессии всегда идут как впереди тебя, так и сзади. И не только идут — стоят, сидят, а также строят. Или наоборот — демонтируют. С первого по последний километр — леса, временная разметка, плитка выкорчеванная, плитка инсталлированная, яма вырытая, яма заваленная. Мужчины и женщины разных национальностей с отбойным молотком в руке — хозяева моего города. Они его разрыли, подкопали, огородили, облицевали, укрепили и надстроили. Они молоды и пьяны, даже если это пожилые трезвые строители. Так и кажется в минуты пешеходного отчаяния: за ними будущее; они сами тут все построят, сами выживут — потому что знают, где прорыты туннели и куда ведут велодорожки. Они теперь лучше всех приспособлены. Вот и будет кульминация, разрешение масонского заговора: снизу, руками, а не по велению всевидящего ока.
А я уже на развалинах стадиона «Динамо». Знаете, с годами ведь простые вещи нужны, элементарные. Наверное, чтобы усталому, несчастному мозгу было легче на старости лет запоминать, классифицировать. Так вот, я просто хочу увидеть новый стадион — как говорится, дожить. Стадион «Динамо» — это очень важно. Тут, в этой чаше, варилась история всего моего детства, юности, молодости. Отсюда выходили кумиры; тут они рождались, тут, бывало, умирали. Я иду вдоль строительного забора, мимо котлованов с карликовыми экскаваторами и вспоминаю Анатолия Кожемякина — кумира и гения московского «Динамо». Он возник на этом стадионе, мы с отцом ходили на него смотреть, — и ушел, пропал тоже как будто на этом газоне. Какая-то идиотская смерть: вылезал из застрявшего лифта, а тот вдруг поехал…
Тетка жила рядом, метрах в ста от центрального поля. И я пытался подгадать — чтобы в гости к ней во время матча. Однажды получилось. Я увидел игру в другой перспективе, в другом измерении: все выглядело обыденно, далеко, холодно. И в то же время в меня вошло знание: моя любимая игра, моя прекрасная команда, за которую я дрался и был готов отдать почти все, что мне в тот момент казалось важным, — все это динамовское, включая стадион, просто часть города. Футбол, стадион, игра — географическое понятие. Часть места, честь места; я тоже частица этого пейзажа. Поэтому совсем не странно, что я болею за свою команду и люблю свой стадион.
Пока он в руинах, и больше не будет того, прежнего. Город сейчас состоит из другого, нового вещества — это хорошо, кстати. И почти без ностальгии мечтаю, как войду сюда. О’кей, пусть это теперь торговый центр, пусть вокруг новые высотные дома с новыми счастливцами внутри. Я сумею приноровиться к новым правилам, к новой конфигурации. Пусть он оживет, пусть я это увижу. Это очень важно.
Точка тоста
И вот сразу после «Динамо» начались проблемы. Я почувствовал первую боль — уже натер левую ногу. Не без удивления заметил, что темп моей прогулки заметно упал. Заныло сердце — значит, нагрузка чувствуется. Это странно: просто идешь, отдыхаешь вроде, а вылезает какой-то спортивный элемент. Значит, скоро закислятся мышцы — икроножные, потом вверх пойдет, в бедро. А это не только потеря функциональности, но и боль. Не говоря уж о том, что будет завтра и послезавтра: шагу нельзя будет ступить. И уже прихватило спину: даже полукилограммовый рюкзак играет роль.
В мозгу внезапно, но отчетливо вспыхнула мысль: надо успеть до темноты.
Я рассчитывал, что дальше станет веселее. Сейчас доковыляем до Белорусского, пройдем метро «Маяковская», свернем направо, вынырнем на Тверском у памятника Тимирязеву — там у меня намечен первый перекус. Второй — на Даниловском рынке, само собою.
Мое внимание привлекла эта странная аллея. Эта штука, которую благоустроили по обеим сторонам главной дороги, между «Динамо» и мостом Белорусского вокзала. Что-то не так, но что? Я сделал усилие и по подземному переходу перешел на новый как бы бульвар. Все прекрасно тут, все готово: скамейки, урны, молодые, только посаженные деревца. Но тут нет людей. Вообще никто не пользуется этим пространством для променада. Целый километр — никого. Ни впереди, ни сзади меня так и не появилось ни человека. Люди возникли только один раз — чтобы перейти поверху Ленинградский проспект. Странная, пустынная аллея. Но в конце я понял почему: потому что тупик. Нельзя в конце этой трассы легально зайти на мост или перейти на малую дорожку — не предусмотрены переходы. Просто выложен плиткой круг — наверное, надо, по замыслу ландшафтных дизайнеров, развернуться и возвращаться на «Динамо».
Пришлось немного напрячься и перебежать дорогу — на мост.

Вот и Тверской. После тревожных все-таки качелей на Триумфальной, после вычищенных Патриарших и односторонней наконец-то Бронной — родной, Тверской. Дом, где родился отец, где я жил в настоящей коммуналке долго, когда уже и бабушка умерла, и папа. Дом, из которого меня выселило московское правительство, сославшись на пожар. Пожар был очень странный: дом не горел, но его как-то рьяно тушили. Пожарные еще не закончили свое мирное, пенное дело, а глава управы уже выдавал в соседнем подъезде смотровые на отселение. Теперь в моей квартире — мебель «Версаче», пару лет назад она продавалась за сколько-то там миллионов рублей — видел объявление в сети. Я зашел под арку, во внутренний двор. Мое окно всегда выходило на помойку, теперь вместо помойки — театр. А руководит этим театром человек, который в свое время взял меня в труппу знаменитого спесивцевского «На Красной Пресне», который был не на Красной Пресне, а тут, в двух шагах, в Вознесенском. Я прочитал тогда всего одно стихотворение Кушнера:
«Конверт какой-то странный, странный,
как будто даже самодельный…»
Я не стал там работать, в театре. Мне там не понравилось. А теперь театр этого человека в моем доме. Надо было тогда бороться, но все отговаривали, включая юристов, — аргументы были железные. Я отступил. Как сражаться с Версаче?
«И штемпель смазанный, туманный,
С отметкой давности недельной…
И марка странная пустая,
размытый образ захолустья…»
Я уже сижу рядом с магазином «Точка», на своем первом пит-стопе. Замечательный, правильный тост с авокадо, грейпфрутовый сок, двойной эспрессо.
«Прощай, чернила наши блеклы,
И почта наша ненадежна,
И так в саду листва намокла,
Что шага сделать невозможно».
В ходе путешествия я стал намного практичнее: вот не выбросил бутылочку из-под сока, пригодится.
Прощай, Тверской бульвар.

Верните люстру
Меня теперь обгоняют даже девушки на высоких каблуках. В какой-то момент марш-броска ты вдруг съеживаешься, упираешься глазами в новейшую, сверкающую и блистающую на солнце и под дождем плитку и просто идешь, посапываешь, радуешься, что батарейки телефона, наверное, хватит — потому что никто тебе не звонит. В такой дорожной позе есть и преимущество: очень много красивых женских ног попадает в ограниченное поле зрения. Ноги москвичек, мне кажется, стали лучше. Лучше стала обувь москвичек, разнообразнее всякие там колготки и чулки — цветом и фактурой радуют глаз путника.
Мимо журфака, мимо Библиотеки и Дома Пашкова — на Большой Каменный. Справа легендарный «Ударник» — он похож на высунувшуюся из воды рыбью голову. «Ударник» как рыба: то ли уснул, то ли умер.
На Полянке начинаются настоящие проблемы: стерта вторая нога, окаменела передняя поверхность бедра, и каждый шаг отзывается болью. Но самое страшное — похоже, я дернул заднюю поверхность.
Я не знаю, как это могло случиться. Такие травмы, да, случаются на ровном месте — у футболистов. Но для этого надо сделать резкое движение — рывок, подкат, перехват мяча. Лет пять назад у меня была подобная травма. Мы играли на стадионе «Зенит», на «Войковской». Я попытался ударить по летящему мячу правой ногой, и раздался страшный, как мне показалось, хруст. Нет, не хруст — такой звук, будто рвут плотное полотно. Но сейчас-то чего? Я уже иду со скоростью три-четыре километра в час. За что мне задняя поверхность-то?
Плохо, конечно, но ничего страшного — все равно дойду. Ба, а времени-то почти пять часов. Я не успею вернуться к игре — ни на такси, ни общественным транспортом.
Легендарный переход под Добрынинской, теперь Серпуховской, площадью. Переход, в котором очень легко заблудиться. Инстинктивно, по старой памяти держусь левой стороны, поворачиваю только влево — и оказываюсь на остановке сорок первого автобуса. Этот автобус всегда привозил домой. Так хорошо было сесть на него на конечной — почти всегда пустой. А уже через две остановки — биток. Я даже не посмотрел, существует ли остановка сейчас, — мне-то зачем? Уже заметно хромая, я ступил на Серпуховскую. Еще пара километров — и еще один мой дом, дом, где я родился, на Павла Андреева. В подвале, куда меня привезли из роддома, до последнего времени держался «Клюква-бар». Я туда захаживал. Выбирал столик у стены, опирался о нее спиной — там, в полуметре, и была наша комната. Но и «Клюква» не сдюжила. Дом выселили давно, теперь, скорее всего, снесут. Новые, прекрасные дома обступили, склонились, разглядывают это кирпичное недоразумение.
Знакомый запах — фабрика «Новая заря». Тут всегда пахло духами — и теперь. И вдруг между домами возникла Шуховская башня. Тоже обреченная достопримечательность. Всегда наивно пыталась повторить успех Эйфелевой башни — при том, что была совершенно уникальна, своеобразна, функциональна: с нее ведь началось советское телевидение.
Я уже не иду, а ползу. Надеюсь, на Даниловском рынке (до него метров сто) откроется второе дыхание — после кофе и дармовых яблок, которые тут на каждом столе. Я пью кофе, подключаюсь к интернету, проверяю, все ли в мире в порядке, и опять накрывает нехорошее предчувствие: что-то не так. И еще даже не проверив, не осмотревшись, знаю: они сняли знаменитую люстру. С трудом (даже мышцы шеи забились) поворачиваю голову — действительно, нет люстры. Это плохо. Хотя, получается, ничего удивительного. Прежний мой мир не рушится — бесшумно исчезает; сыплется, как песок сквозь пальцы, уходит, как вода в этот песок. Погружается в небытие стадионами, домами, люстрами. Это нормально, это вообще не важно сейчас. Сейчас важно встать и идти. Осталось километров семь, а может, даже пять.

Мы в финале
По Малой Тульской. Справа — кладбище, где лежит бабушка, мамина мама, надо бы зайти, но не сейчас, сейчас просто не хватит сил. Чуть дальше — Кащенко, а перед больницей, на берегу пруда, — знаменитая баскетбольная школа Советского района. Теперь, кажется, она называется «Тринта» (что за тринта, нормальное название было — «школа Советского района»!). Я тут тренировался.
Я иду вдоль разобранных трамвайных путей. Тут травка. Я вот что понял: лучше всего идти не по асфальту, не по плитке — по траве. Она пружинит, она спасает.
Последние пара километров — подъем. Но уже виден ДАС, а значит, до дома остается одна остановка. Уже перешел на свое финишное дыхание: два шага вдох, два — выдох. И наклонился вперед — так раньше бегал тяжелые кроссы. Наклонишься — и некуда деваться: чтобы не упасть, перебираешь ногами, не останавливаешься. Нет, все не настолько плохо, но я хочу минимизировать потери здоровья и вовсе исключить соблазн дождаться автобуса и доехать остановку.
Посмотрел на часы — начало седьмого. Почти восемь часов в пути.
— Алло, мама, привет. Слушай, я тут поблизости оказался, по работе, — я зайду, посмотрю футбол у тебя? А то не успеваю вернуться.
Разумеется, про паломничество маме ни слова — напугается. Лучше мирно посмотрим футбол, выпьем чая с ватрушками, которые я купил на Даниловском.
Все так и было. Я смотрел игру, мама листала журнал. Рассказывала про поликлинику, про аптеку, про булочную. Ела ватрушки. С улыбкой бросала взгляд на экран телика, где футболисты сборной добивали второй состав югов и выходили напрямую в финал чемпионата Европы.
Совсем ничего не было в конце моего пути. Никакого озарения. Никакого адреналина. Никаких сантиментов. Надо было просто выбрать: я сделал то, что должен был сделать давно, или я совершил какую-то бессмысленную, безумную, никчемную штуку?
А вот что: я выбрал и то и другое.
И хорошо, что сейчас все болит и отваливается. Так и должно быть — двадцать семь километров шестьсот метров как-никак, по гуглмапу сверил потом.
Все очень хорошо. Я пришел из одного дома в другой, навестив все дома своей жизни. Я не перепрыгнул через расстояния, не сократил время. Я прожил эти восемь часов очень правильно, органично.
В конце концов я пришел в гости к маме, а наши выиграли.
Так что пусть болит, пусть разламывается, пусть ноет.
И да, ватрушки маме понравились.


- Все статьи автора Читать все
-
-
16.07.2022Месть хаоса 0
-
08.07.2022Одиссей. Ευαγγέλιο 0
-
25.06.2022Кекс идеальных пропорций 0
-
17.05.2022Как мы все прозябали 1
-
08.05.2022Вавилов 1
-
30.04.2022Сотворение шакшуки 1
-
24.03.2022Король в пустыне 2
-
10.03.2022Баланда о вкусной и здоровой 10
-
23.02.2022Посмертный бросок 0
-
27.12.2021Котлетки для медитации 2
-
22.12.2021Одиссея «Капитала» 1
-
26.11.2021Порцелиновая справедливость 2
-
13
19325
Оставить комментарий
Комментарии (9)
-
2.12.2015 21:55 Сергей Демидовтяжелый маршрут... можно было выбрать по легче, да позеленее..
-
3.12.2015 02:03 Николай Фохтзадача была выбрать тяжелый)))
-
3.12.2015 21:34 Сергей Демидовразве это тяжелый маршрут..
-
5.12.2015 00:08 Николай Фохтну, это вы, сергей, сказали, что тяжелый)))
-
-
5.12.2015 02:47 Николай Фохтзоя, вы о чем?
-
-
12.12.2015 12:33 Сергей Демидова Вы подтвердили..
-
-
12.12.2015 14:37 Сергей ДемидовУважаемая Зоя - отвечать.. Зачем? Трудно что-то либо понять тому, кто выносит свои вердикты в виде - облажались, найдите мужество...
-
12.12.2015 14:39 Сергей ДемидовНашел мужество и говорю - журнал Русский Пионер процентов на 99, 9 является пустой тратой моего времени...
-
12.12.2015 16:42 Николай ФохтСергей, а почему вы сделали такой вывод?
-
-
-
-
-
-
-
- Честное пионерское
-
-
Андрей
Колесников1 1333Февраль. Анонс номера от главного редактора -
Андрей
Колесников1 6297Доброта. Анонс номера от главного редактора -
Андрей
Колесников1 8307Коллекционер. Анонс номера от главного редактора -
Полина
Кизилова8993Литературный загород -
Андрей
Колесников12714Атом. Будущее. Анонс номера от главного редактора
-
- Самое интересное
-
- По популярности
- По комментариям