Классный журнал

Гоголь и кошка

16 ноября 2015 15:15

В прошлом номере «РП» писатель Влад Отрошенко представил новую, можно сказать, революционную трактовку запутанных отношений Николая Гоголя со вторым томом своей бессмертной поэмы. Но той колонкой не исчерпаны исследования гоголевской темы: Влад Отрошенко продолжает. А «РП» это горячо приветствует.

Кошку Гоголь утопил в пруду, чтобы меньше было на Земле потустороннего. Глаза у кошки были зеленые. Они «искрились недобрым светом» в то время, как она подкрадывалась к Николаю Васильевичу. На Яновщину опускались сумерки. Было тихо.

Кошка выпускала когти, когда ставила лапы на половицы, и от этого слышался слабый стук. К стуку когтей прибавлялся стук маятника настенных часов, который, как чувствовал Гоголь, «был стуком времени, уходящего в вечность». Гоголь был тогда маленьким мальчиком — был Никошей.

По дороге к Гоголю кошка лениво потягивалась — не спешила подойти к нему. Родители Никоши на тот час отлучились. Отлучилась и старуха-няня. Гоголь был в доме один.

Он сидел на полу возле дивана и смотрел на кошку. Она появилась в пределах ощутимого им мира словно ниоткуда, и ее мяуканье «нарушило покой». Мира покой или Гоголя — это не важно. Рассказывая историю, Гоголь выразился так: «Мяуканье кошки нарушило тяготивший меня покой».

«Тяготивший» — это важно. Беспокоиться было легче.

Беспокойство заставило пятилетнего Никошу залезть на диван — ему «стало жутко». Но в следующую минуту, когда беспокойство, разрушившее морок покоя, разыгралось в полную силу, Гоголь спрыгнул с дивана, схватил кошку, побежал с ней в сад и бросил животное в пруд.

Потом он вдавил кошку в воду длинной палкой, чтоб она не выплыла на берег — чтоб уменьшилось в мире «недоброго света», который искрился в ее зеленых глазах.

Кошка не выплыла. Она бесследно исчезла в водах усадебного пруда Васильевки. Но грозный и прекрасный «недобрый свет» остался в мире — мире Гоголя — навсегда.

Свет — повсюду. Он вспыхивает ослепительным заревом в «Старосветских помещиках», где имя ему — «злой дух»:

«Я иногда люблю сойти на минуту в сферу этой необыкновенно уединенной жизни, где ни одно желание не перелетает за частокол, окружающий небольшой дворик, за плетень сада, наполненного яблонями и сливами, за деревенские избы, его окружающие, пошатнувшиеся на сторону, осененные вербами, бузиною и грушами. Жизнь их скромных владетелей так тиха, так тиха, что на минуту забываешься и думаешь, что страсти, желания и те неспокойные порождения злого духа, возмущающие мир, вовсе не существуют, и ты их видел только в блестящем, сверкающем сновидении».

Свет светится, называясь «адским духом», в «Невском проспекте»:

«Красавица, так околдовавшая бедного Пискарева, была, действительно, чудесное, необыкновенное явление <...> Она бы составила божество в многолюдном зале, на светлом паркете, при блеске свечей, при безмолвном благоговении толпы поверженных у ног ее поклонников; — но, увы! она была какою-то ужасною волею адского духа, жаждущего разрушить гармонию жизни, брошена с хохотом в его пучину».

Свет горит — живой и страшный — в «Мертвых душах», притворяясь безжизненной иллюминацией:

«Театры, балы; всю ночь сияет убранный огнями и плошками, оглашенный громом музыки сад. Полгубернии разодето и весело гуляет под деревьями, и никому не является дикое и грозящее в сем насильственном освещении, когда театрально выскакивает из древесной гущи озаренная поддельным светом ветвь, лишенная своей яркой зелени, а вверху темнее, и суровее, и в двадцать раз грознее является чрез то ночное небо, и, далеко трепеща листьями в вышине, уходя глубже в непробудный мрак, негодуют суровые вершины дерев на сей мишурный блеск, осветивший снизу их корни».

Самое дорогое и заколдовывающее в гоголевских повествованиях — чувство‑видение грандиозной борьбы между «адским духом» и «гармонией жизни», борьбы, которая порождает колоссальные взрывы, вспышки света и вихри энергии, спасающие мироздание от тягостного покоя. От равновесия. От смерти.

Душа Гоголя была той таинственной областью, где силы Неба и силы Ада — божественная гармония и «неспокойные порождения злого духа, возмущающие мир» — сближались, точно наэлектризованные облака, что вызывало разряды молний — «блестящие, сверкающие сновидения», такие, например, как «Вий» или «Нос».

Утопление кошки было, конечно, событием реальным. Но в то же время это было событие, исполненное сновидческого «сверкания» и «блеска».

Кошка и Никоша находились в особом измерении, недоступном для горя и моральных оценок, пока длилось «возмущение мира», вызванное дьявольским светом зеленых глаз, — это надо помнить любому, кто надумает горевать и оценивать.

Но как только возмущение прекратилось, как только вихри улеглись, а искрящийся свет угас, мир вместе с прудом, Васильевкой, садом, пятилетним Никошей и утопленной кошкой мгновенно вернулся в обычное состояние — стал доступен для горя, оценок и слез.

Рассказывая фрейлине двора Александре Осиповне Смирновой историю о кошке, «недобром свете» и «времени, уходящем в вечность», Гоголь предельно ясно описал то, что происходило с ним в момент «возмущения мира» и в момент, когда мир совершил обратный скачок к равновесию:

«Мне стало жутко. Я вскарабкался на диван и прижался к стене. “Киса, киса”, — пробормотал я и, желая ободрить себя, соскочил и, схвативши кошку, легко отдавшуюся мне в руки, побежал в сад, где бросил ее в пруд и несколько раз, когда она старалась выплыть и выйти на берег, отталкивал ее шестом. Мне было страшно, я дрожал, а в то же время чувствовал какое-то удовлетворение, может быть, месть за то, что она меня испугала. Но когда она утонула и последние круги на воде разбежались, — водворились полный покой и тишина, — мне вдруг стало ужасно жалко “кисы”. Я почувствовал угрызения совести. Мне казалось, что я утопил человека. Я страшно плакал и успокоился только тогда, когда отец, которому я признался в поступке своем, меня высек».

«Полный покой», воцарившийся после гибели кошки в пруду, и «тягостный покой», царивший до ее появления в доме, имели не то чтобы общую природу. Это был один покой. Один и тот же покой — трудно переносимый, но все же дававший душе Николая Васильевича, избранной для столкновения вселенских сил, временную передышку.

Колонка Владислава Отрошенко опубликована в журнале "Русский пионер" № 59. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".

Все статьи автора Читать все