Классный журнал

Дмитрий Брейтенбихер Дмитрий
Брейтенбихер

Это мы сами

28 сентября 2015 11:00
Старший вице-президент Private Banking Банка ВТБ Дмитрий Брейтенбихер провел отпуск по-довлатовски: поднял голову от айпада, огляделся, запомнил, записал.
 
С творчеством Сергея Довлатова я познакомился 15 лет назад — моя подруга играла в спектакле, который назывался просто: «Читаем Довлатова», в театре «Старый Дом» в Новосибирске. И я начал читать. Со временем это чтение не только дало мне некий «культурный код: свой — чужой», по которому я начал определять людей «в теме», но и сформировало потребность видеть в окружающем мире людей, события, фразы, на которые раньше просто не обращал внимания. Это сделало Сергея Довлатова одним из самых моих любимых писателей. Я перечитывал его много раз, одно время даже разговаривал цитатами его героев.
 
Поэтому, узнав о теме номера, я очень обрадовался. Но неожиданно эйфория сменилась отсутствием понимания того, о чем писать… Пытаться подражать — утопия. Пересказывать биографические факты — будет выглядеть искусственно. Как вторая или третья производная от воспоминаний его друзей. В голове было нагромождение довлатовских образов, диалогов, но за что схватиться и с чего начать — я не знал.
 
Более всего по смысловой нагрузке под эту ситуацию подходил абсурдный пьяный разговор двух майоров в вагоне-ресторане из «Компромисса»:
 
— Где линия отсчета, Витя? Необходима линия отсчета. А без линии отсчета, сам понимаешь…
 
Его собеседник возражал:
 
— Факт был? Был… А факт — он и есть факт… Перед фактом, как говорится, того… Факт — это реальность, Коля! То есть нечто фактическое…
 
Так и у меня имелось «нечто фактическое» в виде огромного желания написать колонку из-за созвучности мне самой темы номера, а «линии отсчета» не было. Сложности добавляло и старательное избегание Довлатовым каких-либо этических, нравственных, политических оценок героев своих произведений. Я решил попробовать почувствовать его восприятие через тематическую составляющую его работ. В 23 года Сергей Довлатов написал «Зону», где в замкнутом пространстве контрастность человеческих чувств, желаний и поступков проявляется с особо яркой и отчетливой остротой. В 40 лет выходит «Компромисс», где показывается, как реальность жизни маскируется фасадами газетных заметок. В 45 лет писатель издает «Чемодан», где через воспоминания различных историй Дов­латов иллюстрирует ценность и удивительность жизни как таковой при всей ее нелепости и абсурдности.
 
К определенному моменту жизни у каждого из нас есть свой «чемодан», свой багаж воспоминаний и личного опыта. Довлатов, как никто, в этом багаже умел увидеть то, чего другие не заметили. Мог одним-двумя штрихами — «пунктирно» — собрать в одной фразе образ и характер персонажа: «Лицо умеренно, но регулярно выпивающего человека. Так в кино изображают отставных полковников. Прочный лоб, обыденные светлые глаза, золотые коронки». В фокусе его интересов — всегда люди и отношения с ними, их жизнь — порой абсурдная. Это и есть основной «багаж» Довлатова — наблюдателя и «рассказчика», как он сам называл себя в интервью, избегая определения «писатель».
 
Пожалуй, это и может быть «линией отсчета». Мой «чемодан» — это мои друзья. Они настолько разные, что иногда мне кажется, что их объединяет только моя к ним любовь и факт обучения в Новосибирском государственном университете. Мне повезло. Из Новосибирска в Москву помимо меня переехали несколько самых моих близких друзей. Давняя история нашей дружбы позволяет мне воспринимать текущее общение с ними не в контексте сиюминутной реакции, а каждый раз встраивать новый кусочек в общую мозаику отношений.
 
Мой друг Николай
 
По бескорыстию, емким формулировкам и отношению к алкоголю Коля сродни довлатовскому фотографу Жбанкову. За исключением, пожалуй, того, что ему, «имея деньги, легче переносить нищету».
 
К примеру, оказавшись в ноябре в промозглом Копенгагене, он прислал мне SMS:
 
«Копенгаген поразил меня в первую очередь своей ох…телесностью».
 
При этом Николай — собственник крупной строительной компании, возводящей многоэтажные жилые массивы в Подмосковье. Он, кстати, один раз, пытаясь придать нашей беседе интеллектуальную филологическую искру, вбросил в пьяный разговор тему: «Почему Подмосковье есть, а Подновосибирья или Подпетербуржья нет?».
 
Бурного развития тема не получила, и мы — через ассоциативно, видимо, географический ряд — переключились на обсуждение моей давней привычки перед поездкой в какую-либо страну заучивать без акцента самую дурацкую фразу из разговорника (чаще всего из раздела «У врача») и потом шокировать ею менеджеров в отеле, водителей и официантов.
 
Например, во Франции это было «Ле гранд инсект муа пике» — «Меня укусило большое насекомое». В Испании — «Дас нудас дель мъедо дель куэрпо и вуэльто» — «Разденьтесь до пояса и развернитесь». Кстати, это иногда помогало. Например, когда мы ночью в Испании окончательно заблудились и тщетно выясняли у местных дальнобойщиков дорогу в Калейю. Им казалось, что чем больше людей говорит одновременно и чем громче они кричат и артикулируют испанские слова, тем лучше их английский. Если бы не слово «вуэльто» — «развернитесь», возможно, начало отдыха было бы смазано необходимостью провести его в машине.
 
Так вот, выпили, посмеялись, повспоминали эти истории… А через три дня ночью мне звонит Николай в состоянии глубокой алкогольной интоксикации:
 
— Дима, я в Паррриже в аэропорту Шарррль де Голль. Я где-то прррое…л паспорт, жену и багаж. — Николай слегка грассирует, что во Франции придавало его общению особую пикантность. — Дай Лесе трррубку. (Моя жена учила французский.) Пусть она им объяснит. Пусть найдут. Главное — паспоррт! Дима! Паспорт — главное. Жена — херрр с ней, взрррослая, выживет. Пусть паспорт найдут. Но прредупрреждаю: они тут ни херра по-французски не понимают.
 
И в сторону:
 
— Ррребята, жандарррмы, я же вам по-фрррранцузски говоррррю: муа пике, б…я, муа пике.
 
Каким-то образом кусок фразы «Ле гранд инсект муа пике» («Большое насекомое меня укусило») из нашей недавней беседы зацепился в голове Николая, а алкоголь дал восприятие свободного владения французским.
 
Леся поговорила с полицией и выяснила, что они в полнейшем недоумении — человек без документов ходит по аэропорту и всем говорит, что «его покусали». На их предложения проследовать в медпункт для исследования его ран от «укусов» Коля отвечал категорическим «ноу». Жена урегулировала вопрос, но думаю, что на фоне скучных полицейских будней в Европе Николай железно на долгое время после этого стал главным объектом обсуждений среди доблестных сотрудников парижской жандармерии.
 
Как у Довлатова: «Когда проводники собираются вместе, один другому, наверное, говорит: “Все могу простить человеку. Но ежели кто спит, а мы Ыхью проезжаем — век тому не забуду…”».
 
Мой друг Сашок
 
Причем именно Сашок, а не Саша и не Александр Викторович. Хотя он руководитель крупной энергетической компании. Это двухметровый добродушный, временами нелепый и асоциальный человек, который находится под жестким контролем и управлением у своей жены. При этом очень талантливый финансист. Я даже достаточно остро в свое время воспринимал, что средний балл в НГУ у него был на 0,1 выше, чем у меня, — 4,9. Что для факультета «Экономическая кибернетика» и нашей специализации «Математические методы моделирования в экономике» — очень серьезный показатель.
 
Классической иллюстрацией, наглядно представляющей Сашка, может служить случай, когда во время работы в РАО ЕЭС ему пришел e-mail от его знакомой из административного департамента о том, что его включили в какую-то рабочую группу по одному из проектов. Сашок со свойственной ему прямотой ответил: «На хера меня включили в одну группу с тунеядцами и долбое…ми?»
 
И вместо «ответить» нажал «ответить всем». Причем в рассылке были не только, выражаясь терминологией Сашка, непосредственно сами «тунеядцы и долбое…ы», но и их руководители, заместители и помощники. Нужно ли говорить, что после этого Сашок был «душой коллектива»?
 
Или еще небольшая зарисовка для полноты образа моего друга, еще из Новосибирска.
 
Однажды вечером Сашок заехал ко мне «поработать». Я сначала пытался вяло возражать — дескать, собрался в ванную и сейчас ко мне придет девушка. Но Сашин контраргумент «И хули?» положил конец моим предполагаемым вечерним планам. Дело в том, что под «поработать» у Сашка подразумевались быстрая проверка почты, чат с иностранными девушками (это было модно), выпивка с возможными отягощенными…
 
Собственно, начиналось все достаточно безобидно: я — в ванной, Сашок — в чате, время от времени кричит мне, спрашивая перевод тех или иных слов, чтобы иностранки правильно понимали направление его мыслей в их отношении, которое, кстати говоря, судя по запрашиваемым им словам, особой широтой не отличалось.
 
В это время Сашину машину у моего подъезда замечает еще один наш знакомый — Жентяй. Чтобы дать ему характеристику, можно упомянуть, как однажды в компании, пытаясь произвести впечатление на девушек, Жентяй вступил в беседу с фразы: «А вот еще прикол был — мы деда хоронили…». Далее шло описание непосредственно «прикола», суть которого в том, что в ритуальном агентстве перепутали данные Жентяя и его деда и сделали соответствующую табличку. В понимании Жентяя это должно было заставить сердца дам дрогнуть. Но, пожалуй, главной его особенностью было то, что Жентяй всегда каким-то внутренним чутьем угадывал, если где-то что-то назревало. Вот и тогда, увидев машину Сашка, Жентяй сразу понял: сегодня будет праздник. Воодушевленный этим чувством, Жентяй взлетел на этаж и начал звонить в дверь. Не менее воодушевленный раскрепощенностью своих собеседниц в чате Сашок на звонки не реагировал. Я подключился:
 
— Саша, открой дверь! — Нет реакции.
 
Жентяй, подозревая, что упускает, вероятно, самую интересную часть праздника, стал звонить ожесточеннее, подключив в промежутках для убедительности попинывание двери.
 
— Саша, б…, открой дверь! — уже почти истошно кричал я, пытаясь перекричать шумовой эффект, производимый нетерпеливым Лентяем.
 
Наконец слышу — Саша подбегает к двери:
 
— Я тебе уже пять минут ору: дверь открой!
 
— Сейчас! Сейчас! — Саша зачем-то дергает ручку двери ванной, понимает, что заперто. И, уперевшись ногой, вырывает «с мясом», щеколдой и половиной косяка дверь в ванную.
 
Далее, не обращая внимания на опадающие детали двери, охреневшего меня, сидящего в ванне, и трели звонка, Сашок задает вопрос:
 
— Че, Дим, че?
 
Свой ответный текст по этическим соображениям приводить я не стану.
 
Так что довлатовские герои не просто среди нас, довлатовские герои — это мы сами. Важно уметь видеть, наблюдать и смеяться над всеми нелепостями жизни. Кроме того, юмор, по Довлатову, — «инверсия здравого смысла». Поэтому именно чувство юмора часто является единственным способом как-то противостоять окружающей гадости, пошлости, несправедливости, которой так много в нашем мире.
 
Довлатов научил меня тому, что можно найти смешное, оригинальное и тонкое в повседневной жизни, ничего не придумывая — просто наблюдая за людьми. Все, что нужно для этого, — поднять голову от айпада или телефона и посмотреть, запомнить, а лучше записать. Поэтому, зная о необходимости написать колонку, я решил провести один день из своего отпуска по-довлатовски — наблюдая, фиксируя и записывая все, что увижу.
 
Довлатовский день
 
Отмечали в Юрмале 12 лет совместной жизни с женой. Естественно, злоупотребили — в пропорции 1:3, где на каждый бокал жены я реагировал тремя — спасибо официанту…
 
Утро, как следствие, конечно, к гармонии и так не располагало, а тут еще надо было ехать на другой конец города, продлить детям визу.
 
Собрав волю в кулак, а детей в арендованную машину, с некоторым «нервным» опозданием мы выдвинулись в направлении дальней окраины Риги с говорящим названием «Чиркуекална 1-я линия».
 
Навигатор показывал опоздание 15 минут, что вкупе с показательной строгостью латышских чиновников добавляло тонуса моей манере езды.
 
Но демонстрировал свой агрессивный стиль вождения я недолго… Через 10 минут машина заглохла и отказывалась заводиться. Я отчаянно матерился в мироздание. Жена вывела детей на улицу — больше испугавшись набора моих изречений, чем того, что машину раскорячило на перекрестке.
 
Вызвали такси. Я продолжал поиск подходящих под ситуацию словосочетаний, но теперь уже направленно — по телефону — представителю компании автопроката, который с определенным лагом выдавал мне «дельные» советы:
 
— А бензин у вас, может, кончился?
 
Или:
 
— А попробуйте выключить и включить…
 
— А вы песок на двигатель не бросали?
 
— А нет ли рядом двух-трех сильных прохожих, толкнуть вас?
 
Естественно, в таких советах я черпал дополнительное вдохновение для своих едких витиеватых высказываний. С неизменным переспрашиванием оператора:
 
— Что, пожалуйста?
 
Так мы «коротали» время до приезда неторопливого прибалтийского такси. Водитель сначала долго учил нас правильно говорить название улицы Чиркуекална. После чего тронулся и на все просьбы ехать быстрее отвечал:
 
— Здесь быстрее не можно…
 
Мы опоздали на час, чем не преминули воспользоваться сотрудники визового отдела, поставив нас заново в очередь.
 
Я, понимая, что сейчас у меня лопнет все, включая терпение, засобирался на улицу — под весьма благовидным предлогом «подышать». Жена внимательно посмотрела на меня, мгновенно оценила ситуацию и резюмировала:
 
— Здесь баров нет. Это окраина.
 
Я смутился, но вяло продолжал настаивать на первоначальной версии:
 
— Мне бы подышать… Мне бы чуть-чуть. Душновато тут…
 
Получив наконец в ответ уничижительно-шипящее «Иди куда хочешь», я быстрым шагом взял курс к ближайшим домам.
 
Дома, скорее, походили на покосившиеся бараки, и чем глубже я ввинчивался в их затхлые узкие переулки, тем сильнее росла во мне тревога о тщетности поисков…
 
Но тут на одном из наиболее обшарпанных сооружений я увидел выведенную краской на облупившемся фасаде надпись: «BARs». Дверь была открыта — в качестве фиксатора этого показного гостеприимства использовался кирпич. Войдя внутрь, я увидел маленькую комнату с прилавком, на котором лежали завернутые в полиэтилен беляши, конфеты «на развес», два вида колбасы и соленая рыба. Смесь ароматов этих продуктов давала особую тонкую нотку запаху пролитого кем-то на полу пива.
 
Рядом с прибитыми гвоздями к стене полками с дешевым алкоголем красовался поцарапанный холодильник Coca-Cola, заставленный пивом, и оглушительно тарахтел.
 
В небольшом пространстве между полками, прилавком и холодильником расположилась полная женщина с усталым лицом, в белом засаленном халате. Ничего не говоря, она вопросительно смотрела на меня. Я молчал, пытаясь разобраться в ситуации, обстановке и содержимом холодильника одновременно. Атмосфера «радушия» нарастала…
Первым не выдержал я.
 
— Мне бы пива, — спросил я, еще до конца не понимая, что именно из отчаянно дребезжащего содержимого рокочущей Coca-Cola выбрать.
 
Последовавший вопрос: «Куда?» — меня смутил.
 
Пока я выбирал между ответами «с собой» и «домой», женщина уточнила:
 
— Тару давай… те, — чуть помедлив, добавила она.
 
Видя, что перед ней, по всей видимости, глуховатый идиот, она прокричала:
 
— Бидон или банка есть?
 
— Нет, — включился я в диалог. — Мне бутылочного. Можно «Терветас»? — наконец прочитал я вибрирующую внутри холодильника надпись на бутылке.
 
Продавщица с удивлением посмотрела на меня:
 
— Оно по 62 цента, — резанула она и добавила чуть громче: — До-ро-го-е, — по слогам, видимо помня о моем идиотизме.
 
Обстановку разрядил вошедший посетитель в спортивном костюме и белых туфлях в сеточку на черных носках.
 
— Ильзе, — обратился он к продавщице, — вот возвращаю 50 центов — долг, — протягивая ей монетку. — И плесни мне еще «литрушку», — он дал ей пластиковую бутылку, — завтра отдам!
 
В подтверждение «железобетонности» этого обещания посетитель скрепил свои руки рукопожатием, несколько раз потряс ими перед лицом продавщицы, а затем, чтобы уж совсем наверняка, он со звуком дернул ногтем себя за передний зуб, а затем провел им по горлу.
 
Ильзе от такой аргументации сдалась и поставила набирать бутылку.
 
Повеселевший от такого поворота мужик с любопытством разглядывал меня.
 
— Ну? — спросила меня продавщица. — Что берем? Такая же в пластике, а не в стекле стоит дешевле, а влазит больше.
 
— Нет, — колеблясь под убивающей логикой, ответил я, — давайте в стекле.
 
В глазах Ильзе боролись удивление и уважение.
 
— Не бери в стекле, братан, — обратился ко мне счастливый обладатель «литрушки» и белых туфель. — Пункт приема стеклотары, который «здеся», закрыли, а до Бривибас ехать надо, — резюмировал он. И, задумавшись о чем-то, добавил: — Б…и!
 
— Аргумент, — говорю, — конечно, весомый. Но лучше — в стекле. И пакет дайте, чтоб завернуть, когда по улице пойду.
 
— Пакет 10 центов, — продолжала давить на меня Ильзе, но потом, вдруг смягчившись, закончила: — Пей здесь!
 
— А правда, давай здесь! — оживился мой новоявленный «братан». — А то ментам потом объяснять, и деньги на пакет не надо будет выбрасывать.
 
От такого участия я растрогался и, как бы оправдываясь, сказал:
 
— Не могу, меня жена ждет.
 
На что получил вторую волну уважения от Ильзе и замечание от «братана»:
 
— Ха, а моя на работу пошла…
 
(Забыл сказать, что время происходящего — пятница, 11 утра.)
 
Он для придания собственной мужественности сплюнул на пол через зубы и зачем-то добавил:
 
— Дура.
 
В это время пришло короткое, как пре­дупредительный выстрел, SMS от моей жены: «Ты где опять ходишь?»
 
И практически сразу три контрольных SMS от нее же «на поражение»:
1. «Прислали машину взамен сломанной».
2. «Subaru с неработающим кондиционером».
3. «Дети в машине».
 
Я взял бутылку и пошел.
 
— Ладно, давай, братан.
 
— Счастливо.
 
Я ехал в ресторан на Subaru без кондиционера, но и без раздражения. Сзади о чем-то разглагольствовали пацаны, задавая маме вопросы. Трехлетний Мирон восклицал: «Мама, представляешь, когда-то у людей не было iPad!»
 
Я повернул на Бривибас, вспомнил «братана» и Ильзе и улыбнулся. По радио играл любимый Довлатовым джаз, который, по его выражению, «мы сами в наши лучшие часы», шпили прибалтийских соборов навевали мысли о его таллинском периоде. Жизнь продолжалась. Как говорил Жбанков: «Жизнь, девчата, — это, в сущности, калейдоскоп!» И главное — в разнообразных цветовых, порою абсурдных сочетаниях этой жизни уметь ее ценить, чувствовать, смеяться, в том числе и над собой, и любить тех, кто рядом.

Колонка Дмитрия Брейтенбихера опубликована в журнале "Русский пионер" №57. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".
 
Все статьи автора Читать все
       
Дмитрий Брйтенбихер, Банк Москвы, Довлатов, герои Довлатова
Рекомендую
1 27186
Спионерить!
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (1)

  • Донатыч Моргадзе
    25.12.2015 16:20 Донатыч Моргадзе
    Дмитрий, очень понравилось, просто на жирный плюсик написано. Персонажи цельные, с выпуклыми, хорошо прописанными характерами, ну и смешно, что тоже часто бывает немаловажно.

    Единственное, хотел бы поспорить насчет "культурного кода: свой-чужой". Мне кажется в те годы (начало 2000х), он все же определялся в разрезе отношения к творчеству Р. Мартина и Дж. Керри. Хотя, возможно мы просто многого не знаем, и, как писал Довлатов, даже в м.р-не Щ можно встретить людей "в теме", использующих эти коннотации.

    Еще один вопрос, когда писали колонку, только ли на книгу "Чемодан" опирались?
    Просто, некоторые моменты прямо отсылают к повести Довлатова "Кофе по Таллински". Например, глава про его приятелей Коку и Юрца, которые после кофейни неожиданно поехали в гости к академику Кутателадзе, очень напоминает Ваши истории.
    Как Вам такое сравнение?

    Ну и в завершение хотел бы поздравить Вас с наступающим Новым Годом.
    Пожелать почаще радовать читателей новыми произведениями.
    Как говорится "Будь здоров, школяр"

    С уважением,
    Донатыч
57 «Русский пионер» №57
(Сентябрь ‘2015 — Сентябрь 2015)
Тема: Довлатов
Другие номера и подписка
Честное пионерское
Самое интересное
  • По популярности
  • По комментариям
 
Новое