Классный журнал

ФРАЗА в мой адрес, от которой у меня начинается настоящий трясунчик, накатывают раздражение и прочие неприятные эмоции, — это фраза моего собственного сочинения и исполнения. Парадоксально, и тем не менее. И я сам пару-тройку раз в месяц воспроизвожу ее на концертах. «Нажми на кнопку — получишь результат», — говорят мне по сей день. Видимо, желают продемонстрировать остроумие или таким вот образом подают знак: «Я вас узнал, я вас слушал». Спасибо-пожалуйста, но у меня еще около сотни песен. Это если только свои, мною же спетые, считать. А еще «Кар-Мэн», «Тату», Лада Дэнс, Сташевский — я там тоже руку композитора, поэта или продюсера приложил. Причем не только «Кнопка» и «Странные танцы» звучали в 90-е из каждого утюга, но и многие другие. А заклинило всех на этой кнопке. Далась она вам.
 
Чувак, ты поэт и композитор. У тебя есть лирический герой. Он, скорее, для девочек. А цитируют почему-то то, что для мальчиков. Как так вышло?.. Из банка вот крупного и известного звонили. «Але, здравствуйте, Роман. Мы вашу “Кнопку” хотим в рекламном ролике использовать. Вы не против?» А с Первого канала даже и не позвонили. Просто использовали. К «Вечернему Урганту» пригласили. Спросили: «Петь про кнопку будете?» А мы в тот момент участвовали в трибьюте «Аквариума», сделали каверы на песни БГ «Иванов» и «Сестра». «Хотите, группа “Технология” споет что-то из нового?» — «А у вас есть что-то новое?» (удивившись). — «Вообще-то Рябцев готовит к выпуску новый альбом, там больше десятка песен. И для группы он кое-чего свеженького понаписал, на концертах вот поем уже». — «Вот оно как! Но не надо. Иначе вас не опознает зритель. Давайте лучше “Кнопку”, чтобы наверняка». — «У нас еще кавер на песню Гребенщикова есть вот, — говорим. — Свежий». — «А-а-а, на Гребенщикова давайте, его многие знают». Спели, конечно. Чего ж не спеть…
 
Спускаюсь в метро (я люблю свой автомобиль, равно как свой велосипед и самокат, но на метро иногда удобнее). Иду к турникету. Мне навстречу несется полицейский. Лицо такое… «при исполнении», сосредоточенное и про «не положено!». Ничего ж не сделал, только вошел (в голове проносится), а рука моя уже тянется во внутренний карман куртки — проверить, на месте ли паспорт. Страж порядка на метрополитене прикладывает руку к козырьку, представляется стандартным для его профессии «здрсте, стрш сржнт Крмшв» и строго интересуется: «Я только спросить хотел: это вы про “Нажми на…” (далее понятно и разборчиво) пели?» Я, отвечаю и сам ловлю себя на мысли, что интонационно будто каюсь и уже готов расписаться в протоколе «прошу учесть мое чистосердечное признание». «Технология?!» — радостно восклицает старший сержант (уже вполне человеческим тоном) и почему-то снимает фуражку. А потом (снова переходя на тон казенный): «Распишитесь». И вытаскивает блокнотик с ручкой. «Ну, в смысле, автограф можно?» (Это уже опять по-людски сказано.) Расписываюсь, с наилучшими пожеланиями и все такое. А сам думаю: «Надо же. Я кинувшегося ко мне человека воспринимаю как потенциальную угрозу, а не как “узнали”. Что со мной не так? И вот он помнит “Кнопку” и что это “Технология”, а сочетание моего имени-фамилии ему что-то говорит?» Разбавил свои невеселые мысли воспоминанием о другом случае встречи с полицейскими (тогда еще милиционерами). Попросили документы, я отчего-то отказался их предъявлять: настроение поганое было. Повели в каталажку. И дежурный там говорит коллеге: «Ты кого взял, дурень? Это ж Рябцев из “Технологии”». Извинились, взяли автограф, отпустили. Главное — фамилию вспомнили.
 
Еще в 90-е на улицах и в том же метро я привык различать ухом громкий шепот и чудное слово «Истих». «Смотри, это этот, Истих». Я сам не сразу понял. А в переводе на русский — «Из “Технологии”» (на следующем слоге они неизменно понижали голос, и я уже не мог слышать «…нологии»). А если знали имя, то почему-то путали фамилию. С Ромой Жуковым. Хотя он Рома, а я все-таки Роман. И музыкальные стили совсем разные. А вот сейчас, наоборот, чаще опознают по имени, чем как участника «Технологии». Фейсбук многим заменил телевизор. Или просто «в телевизор» чаще зовут Романа Рябцева в качестве гостя различных ток-шоу, а музыки от «Технологии» по ТВ не крутят. Совсем. А я, как рыжий Гусев из «Приключений Электроника», я петь хочу. А не болтологией заниматься.
 
Марина, моя жена, сказала недавно: «Спокойно. Сейчас все сделаем. Бог с ним, с телевизором, — есть радио. Сгони-ка мне на флешку парочку новых песен, я все устрою, у меня связи и выдвинувшиеся бывшие однокурсники». Песни согнал. Марина суетилась, кому-то звонила, даже напевала (а у нее, между прочим, слуха нет, но от решимости напевала хорошо, я даже удивился). В итоге села рядом и нарочито беспечно произнесла: «Песни всем понравились. Но чтобы поставить их в ротацию, просят как минимум…». Тут она называет сумму, сопоставимую со стоимостью особняка в Ницце. Причем хорошего такого особняка. Куда не стыдно будет пригласить тех, кто в ротации. В любой. «Может, лучше на особняк накопим?» — спрашиваю. «Я вот на рынок за помидорами и зеленью ездила, — рассказывает жена. — А там радио вещает. И вдруг твои “Странные танцы”. Популярная, между прочим, радиостанция. И без денег». Без денег, да. Но старое. Старые песни. А как быть с кучей новых?
 
Я иногда отказываюсь от участия во всяких ретро-дискотеках всесоюзного значения. Не хочу пахнуть нафталином. А меня им все опрыскивают и опрыскивают. Как будто я шуба.
 
Черт побери, чувак, ты тот, кто собирал битком «Лужники». Чьи песни возглавляли хит-парады. Что же произошло? Ты можешь сколько угодно объяснять себе: сначала тебя обкрадывал и изолировал от журналистов Айзеншпис, потом французский продюсер, выцепивший тебя во Францию для записи сольного альбома, взял и умер, не закончив проект. Потом никто вообще не занимался твоим пиаром, и твой сольный альбом уже в России вышел без должного выхлопа. Потом ты возродил «Технологию» и взял на работу директора, с которым теперь никак не можешь распрощаться — человеколюбие мешает. И еще пяток факторов. Чувак, это все ерунда. И альбом новый ты пишешь пять лет не потому, что нет инвестора для его выпуска. Ты просто боишься. И как бы ты не ненавидел упоминания о «Кнопке», тебе все же проще ее спеть на концерте, чем вкладывать силы (и деньги) во что-то новое. Просто потому, что ты не уверен, что переплюнешь себя же двадцатипятилетней давности. А жена вот уверена, что переплюнешь. Мне бы ее уверенность.
 
И еще: косвенная, возможно, причина выпадения из ротаций — в том, что в тяжелые времена твоя первая, бывшая, супруга четко сказала: «Хватит гастролей, хватит песен, сядь в студию и продюсируй других. Хоть деньги будут приличные». И деньги были приличные. А время было такое, что нужно было выдавать на рынок именно себя. Все, кем занимался тогда в студии, — все продолжают получать дивиденды, несравнимые с твоей, теневой тогда, работой.
 
А вторая моя жена, упомянутая уже, вот, наоборот, считает, что вкладываться нужно в мое сольное творчество. И лишь в свободное от этого творчества время писать песни другим, делать аранжировки песен другим, продюсировать других. А я ведь уже знаю, что жены — они такие, могут и ошибаться, а я потом полжизни буду расхлебывать последствия. Ведь времена нынче иные. Но и не сочинять не могу. Выхожу на прогулку с нашим толстым мохнатым ньюфаундлендом, и пока он справляет свою собачью нужду, у меня то четверостишие родится для новой песни, то мелодия. И потом вот это вот, вбегая в дом: «Вымой собаке лапы, мне надо срочно записать!» Жена-то привыкшая. А вот собака в недоумении.
 
На днях один американский продюсер мне говорит: «Хочешь, устроим тур по северо-восточным штатам по клубам типа… (какого типа — я не расслышал, связь в скайпе шалила). Но гонорары будут так себе, — говорит, — русская публика тут раскошеливаться не любит». — «У меня, — отвечаю, — и на английском песни есть. И такие — все из себя прям рок-н-ролл, и хиты мои, перепетые по-английски. Например, мой “Дивный новый мир” мы записали однажды с Робертом Энфорсеном — вокалистом шведской группы Elegant Machinery». — «Какой-какой Маши? — переспрашивает продюсер (скайп что-то совсем плохо себя ведет). — Не, давай “Кнопку”. Майами, Нью-Йорк, все дела»… Все дела. Такие дела.
 
Друзья увещевают: «А ты книгу напиши, ты же пишешь вроде неплохо, вот и напиши. Выпей полбутылки коньяка и напиши». И редактор знакомая из известного издательства вторит: «Принеси пару глав. Уверена, это будет хорошо написано. Мы закажем тебе книгу. Тебе только плюсы. И реклама, и деньги. Или давай издадим твои кулинарные рецепты в стихах, у тебя ж их много. Только мат вырежем из четверостиший. Ну что ты нахохлился? Выпей для храбрости и сядь за писанину». И не вдолбить им, что чукча не писатель, чукча музыкант. К тому же не пьет чукча уже пять лет. Совсем. Даже конфеты с ликером не ест. Читаю про себя в Интернете: «Рябцев бросил пить, потому что у него случались запои. Удел всех сдувшихся знаменитостей». А не было запоев. Махнуть соточку перед концертом — это было. Но потом стал замечать, что без допинга в виде алкоголя как-то не так проникновенно пою, как-то не так резво пишу музыку, как-то не так от души сочиняю стихи. И бросил. И сразу появились новые песни. И куча сил. Только вот с желающими вложиться в новый альбом нужно пить. А я не пью. Жена говорит: «В семье должен пить кто-то одна». Но и она только вино и только дозированно. И кто, скажите, будет вести переговоры?
 
Кстати, во времена бешеной популярности вообще не пил. Еще не пил. Компенсировал другими пороками. Женщины. Были. Влюблялся. В каждом гастрольном туре влюблялся. Мне писали письма: «Скажите, а правда, что известные встречаются только с известными?» — «Неправда!» — врал я. А сам встречался с известной радиоведущей. Может, потому так отвечал, что сам себя я не чувствовал знаменитостью? Просто делал то, что мне нравилось. На лестничной клетке в подъезде моих родителей кто-то из поклонниц нацарапал на стене: «Рома — лапочка». С тех пор стены перекрашивали много раз. А надпись осталась. Двадцать лет назад она меня бесила (как и соседей, которые вменяли мне в вину порчу коллективного имущества). А сейчас — греет. Двадцать лет назад моя девушка топала ногами, ревнуя к этой надписи, требовала замены стены, не меньше, — чтобы эту «лапочку» уничтожить. А сегодня моя жена с лисьей лаской в голосе произносит: «А можно я доцарапаю “по-прежнему”?» То ли мир изменился, то ли наши любимые женщины. То ли я.
 
Двадцать лет назад одной из моих подружек передали якобы сказанную мной фразу: «Я звезда. Я могу любую заполучить» (вряд ли я такое ляпнул на самом деле). И она долго не отвечала на звонки. И отказывалась мне верить. А вот недавно моя жена (которая не любит, когда ее позиционируют исключительно как «супругу Рябцева из “Технологии”», она же самодостаточная единица, журналист) в какой-то женской компании завела речь о музыкантах, о Романе Рябцеве в частности. И одна из собеседниц, девушка за сорок, живущая с котиками, не ведая, что перед ней супруга этого самого Рябцева, возьми да и расскажи вот что: «Я в молодости со многими звездами общалась. Все они сволочи. Такой-то меня умолял замуж за него пойти, а когда отказалась, камнем в окно запульнул. Такой-то знаменитый денег в долг взял и не вернул. А этот ваш “Нажми на кнопку” попытался во время вечеринки у общих знакомых в кровать затащить. Я отказала. Так он всем стал говорить, что я украла у него бумажник с гонорарами». Моя жена после этого лживого рассказа не стала будить меня среди ночи и кричать в слезах: «Признайся, было такое?» Она просто перестала общаться с рассказчицей небылиц. Наверное, вот в том числе и за это доверие близких мне людей я и готов мириться с тем, что мои песни редко звучат на федеральных телеканалах.
 
Все эти годы после «Кнопки» и «Танцев» я говорил себе: я все равно ничего больше не умею, кроме как заниматься музыкой и рифмоплетством. А оказалось, умею. Позвонил человек и говорит: «Я агент, здравствуйте». Я уж грешным делом про ФСБ подумал, а оказалось — актерское агентство. Пригласили на роль. В новом сериале у «нашумевшего» режиссера. Несколько съемочных дней меня мучили. На второй день мне даже стало нравиться то, что делаю. На третий режиссер сказал: «Ромыч, а из тебя может получиться актер, факт». Я, в общем, и до этого в кино светился. В трех кинокартинах сыграл сам себя. Но вот так, чтобы роль… Боязно в сорок пять начинать что-то иное. А с другой стороны, именно этот проклятущий страх нам всем и мешает всю жизнь. Страх не переплюнуть самих себя на пике славы. Оттого десятки звезд девяностых и остаются не у дел. Кто уезжает, кто спивается, кто еле сводит концы с концами и переходит на формат «ностальжи-корпоративов» (раз в год, но за приличные деньги, а потом дотянуть до корпоратива следующего).
 
Мне больше не страшно. И фильмы будут, и новый альбом будет. И продюсерская работа в студии. Спорт учебе не помеха — так, кажется, говорится? Да, стадион я с новыми песнями уже, наверное, не соберу. Но кто сейчас стадионы-то у нас собирает? Если только Мадонна. Придется для нее песню написать, что ли…