Классный журнал

О тишине с помятыми боками

24 апреля 2015 11:30

Стремление разглядеть искусство и философию даже в таком, казалось бы, сугубо прикладном занятии, как мордобой, приводит обозревателя «РП» Александра Рохлина в Тверь, к Григорию Базлову, возродившему традиции русского стеношного боя.

Русская сказка — сплошное юродство. Прикинется дурочкой, оговорит себя, оденется в тряпье с бубенчиками и пойдет паясничать, гримасничать и бедокурить, лишь бы скрыть от глаз: под лохмотьями-то… драгоценности царские!

Где украла?

Царь подарил.

Врешь!

Сами говорите: сказка — ложь…

А дальше?

…да в ней намек… То есть загадки спрятаны, по лесным схронам рассыпаны. Прочти до конца, отгадай загадки, и станешь добрым молодцем…

Как же, как же… Видали мы умников, отгадчиков, в тех же лесных могилах лежат.

Не веришь? Зайчик тоже не верил, что лиса, которую он пустил в свою лубяную избушку, его самого и выгонит… А кто спас зайца? Не волк, не медведь, а… не пойми кто — петух с косой. Разве петухи с лисами воюют? И что это за дурак такой — по лесу с литовкой ходит? Зачем она ему?

Примерно в таком ключе в один прекрасный солнечный день весны, приключившейся с нами раньше всякого срока, в кафе одного очень русского города шел разговор между двумя посетителями. И у того и у другого было: на лице по жидкой бороденке, на ногах по паре сапог. Один из них ваш покорный слуга, а второй — историк, этнограф Григорий Базлов.

Говорили долго, чай стал горьким. Говорили много, еще больше внутри затаилось. Говорили о близком — оно ближе не стало. Говорили о далеком — нить убегала. Так о чем же говорили? О ней, родимой, что в прятки с нами играет, да так, что днем с огнем не сыщешь, — традиционной культуре… А она вдруг бочком на обочину вывалится, из забытья выскочит, стряхнет с себя дурман и пойдет по миру куролесить веселыми ногами, поигрывая кулачками, похваляясь немощами…

А что за город такой? О!.. Он Москве ровня, а кое-где и выше. За первенство над землями бился, да уступил. Москва ввысь пошла, а он в землю спрятался. Князь местный московских бил, и монгольских бил, и татарских бил заодно. А потом, чтобы город свой вымолить и народ от расправы увести, сам в полон пошел. И принял смерть лютую. Говорят, в Орде московские его и уконтропупили. А потом его земля за семьсот лет родила Руси больше всех святых, умученных и преподобных.

Значит, сидели двое с жидкими бороденками в кафе на одной из главных улиц Твери, а князь Михаил неподалеку с коня рукою их благословлял на зеленый чай без мармеладу и баранок. Великий пост, поди. Не разгуляешься.

А повод был, наоборот, самый что ни на есть бедовый и не постный. Стеношные бои. Это когда стенка на стенку — мужская забава, без мордобития или с ним, до первой крови или, как в Великом Новгороде на Великом мосту, пока архиепископ не выйдет разнимать…

Уже четверть века как в Твери благодаря Базлову возродилась забава на Масленицу проверять, чей лоб крепче — тверской или прочий. Между прочим, десять лет ездили мериться в Питер и всегда питерских колотили. Даже жалко второстоличных-то… А почему не с москвичами, как когда-то на Бортеневском поле? А москвичи за тверичей в стенку вставали. Тогда понятно.

Впрочем, не суть. Стеношные битвы — это же ниточка, за которую потяни, и уйдешь не оглядываясь, где Макар с телятами и проч… Радищев говорил: посмотри на русского человека; найдешь его задумчива.

Вот и мы раздумаемся немного, вслед за Григорием, а много и не получится…

Он родился под Кенигсбергом (так красивее звучит, чем «под Калининградом»). Его отец служил летчиком в том же полку, что и Покрышкин. Но вся родня и корни тверские и новгородские. Базло — звериная пасть. Базлать — кусаться, кричать, смеяться.

Значит, каждое лето у бабушек, в деревне. На Валдае, на реке Мсте, у Ильмень-озера. А бабушки-то непростые. Много чего знали, помнили и хранили до времени, до внукова любопытства. А внук внимал и впитывал. Да так хорошо, что в умники подался, поступил в Тверской университет на исторический факультет. Это при том, что еще с зеленой юности увлекался рукопашным боем. А хорошего мастера кулачного боя поискать надо, помучиться прежде. Вот и искал Базлов людишек редких, да метких, тихо по деревням тверским, новгородским и прочим век доживающих, однако все помнящих. Слово за слово, где намеком, где присказкой, а где и пальцем в небо, находил он умельцев вразумлять через вдох и выдох.

Они ведь жили таясь и абы кому не открывались, не в каждом своего признавали. Жизненный опыт был аховый: в войну — разведка да штыковые атаки, в миру — надзор и чуть что, сроки и лагерь. Так что помалкивали. Но Базлов их расшевеливал, отогревал — тут ему наука историческая помогала. Будучи студентом, он в экспедиции ездил с фольклористами и выучился с народом разговаривать, и слушать, и вопросы правильные задавать, зерна от плевел отделять и в стогах сена драгоценные иголки находить.

Так, слово за слово, деревня за деревней, от мастера к мастеру и написалась диссертация. «Артель кулачных бойцов-рукопашников по материалам северо-западной России». Защитился в МГУ в 2002 году. И еще двенадцать лет в родном университете этнологию преподавал. Но самое главное, он понял, что изучать рукопашное дело в отрыве от традиционной культуры — дело гиблое и бессмысленное.

Открутить голову противнику нетрудно. Интересно другое. Русский рукопашный бой — это способ думать и познавать окружающий мир. Вдруг, как сполох, как молния в полнеба, на одно мгновение открывается и озаряется светом вход в мир, в котором все неразрывно связано в один сложный и прекрасный узор: земля, вода, небо, ангелы, люди, львы, орлы и куропатки, огонь, душа, Бог и демоны.

Он говорит на русском языке, и все это и есть русский мир. Спрятанный втуне, ушедший на дно времени. До поры до времени. И всегда так было. При любом времени и власти прятался этот узор мастерски, хоронился так, что казалось (и сейчас кажется), что нет его. Растаял весь, растворился, погиб. Паром в небо ушел, водой в землю утек, а сама земля перестала ждать и рожать.

Но известно же каждой русской бабе, умеющей по сусекам мести, да и каждому мужику, ежели его встряхнуть хорошенько, что в гости к Богу опозданий не бывает. За горем — терпение, за терпением — опытность, за опытностью — надежда. А надежда нас никогда не постыжает.

Короче — сказка. С которой только как с юродивой: слушаешь и не понимаешь, она тебе в глаза росой плюет или камнями кидается. А потом — раз! И глаза открылись, пелена спала… Слышь, горшок, давай, вари!

Зачем петух с косой по лесу ходит? И как это он с лисой управился? Когда должно быть наоборот…

А просто все. Коса — это память смертная. Петушок о смерти помнил, а чтоб не забывать, с образом ее везде ходил. А раз помнил — значит, понимал, а раз понимал — значит, не боялся.

Побеждает не сильный и ловкий, а тот, кто смерти не боится.

А лиса кто?

Сила темная, гордая, вечно человека сожрать готовая.

А заяц?

Душа человеческая. Впускает кого ни попадя…

Разве не про нас сказка?

Раза три в жизни я дрался. Трижды безответно по морде получал и компотом из слез с кровью запивал. А на четвертый раз в «стенку» встал. Красиво так, с видом на Волгу, под ногами трава мягкая, за спиной стена собора города Мышкина. И с разбегу полетели мы ватагой на врага и крепко помяли бока и рожи. И свои, и чужие. Но была такая радость в сердце, и душа в пляс ходила, словно в жаркий день я в Волгу нырнул и там в тишине с рыбами разговаривал.

О тишине.

Очерк Александра Рохлина опубликован в журнале "Русский пионер" №54. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".

Все статьи автора Читать все