Классный журнал

ЗАГРАНИЦА — это миф о загробной жизни. Заграницы не существует.
 
Так говорил один из любимых книжных героев моего детства — Остап Бендер. Его не выпустили за пределы нашей родины ангелы-румыны. Не дали заглянуть за край, не позволили пропасть, вернули обратно.
 
Странно, но на меня, парня из 90-х, это произвело большое впечатление. Мне было абсолютно пофиг на заграницу. И видит Бог, я держался до последнего.
 
1992 год. Я, первокурсник Омской высшей школы милиции, заключаю свой первый контракт. Контракт на прохождение службы в органах внутренних дел. Одним из пунктов контракта значится отказ от выездов за пределы РФ. Моя будущая профессия — оперуполномоченный уголовного розыска. Я буду вербовать агентов, проводить оперативно-розыскные мероприятия и регулярно знакомиться с государственной тайной. Я подписываю контракт не задумываясь. Наше юное государство, седовласый Борис Николаевич во главе, обещает мне квартиру и телефон. Какая еще заграница? У меня будет персональный телефон! Не знаю почему, но значимость персонального телефонного аппарата тогда для меня была очень высока. Выше, чем значимость квартиры. Это так же круто, представлялось мне, как персональный водитель.
 
1996 год. Я работаю в Октябрьском РУВД г. Тамбова. Моя атмосфера — наркоманы, проститутки и урки. В советское время они сами по себе составляли государственную тайну. В 90-е все тайны раскрылись. В том числе и та, что персонального телефона у меня не будет. Как и персональной квартиры. Седовласый ЕБН не сдержал своих обещаний. А я продолжал соблюдать контракт. Ездил в Москву и Питер, летал в Омск. И ни шагу за кордон. Даже не думал.
 
Пронеслось четыре года. Отпраздновали миллениум. Совсем уже старенький ЕБН заявил, что устал от всего этого бардака и уходит. Еще он попросил прощения, и наступила новая эпоха. Я перебрался из Тамбова в Москву.
 
В Москве у меня жили друзья-однокашники по Омской «вышке», ушлые и продвинутые парни. Они говорили мне, что я дурак. Каждый нормальный человек должен ездить за границу, говорили они. А контракт этот давным-давно недействителен. Заграница существует, Сергей! И все обязаны туда ездить!
 
— Там живут совсем другие люди! Тебе, как писателю, это должно быть важно!
 
Друзья из заграниц не вылезали. Один наслаждался контрастом температур (Турция и Египет зимою). Другой любил раз в месяц пить пиво в Праге. А третий настолько сильно прикипел к чужбине, что завербовался в полицейскую миссию ООН и стал проживать то в Сербии, то в Либерии, то в Восточном Тиморе. Даже отчаянное решение тогдашнего министра Нургалиева — убрать российских полицейских из миссии в свете тотального сокращения штатов — не остановило его. Друг остался в солнечном Найроби. Он наплевал на пенсию, которую мог получить уже через два года, и отправил по почте рапорт об увольнении. Почта, кажется, была электронной.
 
В 2010-м я посетил Одессу. А чем не заграница? Гуляешь по Дерибасовской, сидишь в заведении «Компот» и ощущаешь себя практически в Париже. Очень комфортная заграница. Все говорят по-русски. Позориться не нужно. И опять-таки не Россия. Самостоятельное государство, на всякий случай.
 
— У нас другая страна, — говорил мне мой одесский приятель, — мы от вас отличаемся.
 
— Да ладно! У нас даже уголовные кодексы один в один. Конституцию списали…
 
— Конституцию мы списали у Франции! Мы постепенно дрейфуем в сторону Европы, Сережа. И менталитет у нас тоже меняется…
 
— Да?
 
Я почти поверил в это. Но ночь и поезд, лицо пограничника с трезубцем на фуражке:

— Временную регистрацию, будь ласка…
 
Я сонно ворчу что-то, хотя не сплю: проснулся сразу, вспомнив, как зачем-то вытащил эту бумажку-регистрацию на вокзале и выбросил в урну. И вроде нет тут никакого криминала, я могу подтвердить пребывание билетами, хотя зачем вообще это нужно — что-то подтверждать? Приехал и уехал, одним москалем меньше. Но мне стремно. И я показываю ему удостоверение Генеральной прокуратуры Российской Федерации.
 
Пограничник долго смотрит в него, размышляя.
 
— И шо?
 
— Если меня ссадят с поезда, — уверенно гоню я, — будет международный скандал!
 
— Та ладно, — пограничник улыбается, — и двести гривночек не найдется?
 
Что скажете, спрашиваю у друзей? Большая разница, да? Я здесь не могу пообщаться с тупыми и вороватыми ментами?
 
Мне опять сказали, что я дурак и совок. Это не та заграница, сказали мне, даже менты в той, другой, совсем не такие.
 
Ну-ну. 2011 год. Я сломлен отчаянным напором тогда еще не бывшей супруги. Благоверная настаивает на совместном выезде. Мы улетаем на Родос.
 
В первый же день выясняется, что официант, обслуживающий наш столик в отеле, бывший полицейский, а за соседним столиком чревоугодничают гомосексуалисты.
 
Так я и сам уже бывший полицейский! И гомосексуализмом нас давно не удивишь. Даже в правоохранительных органах.
 
Мы гостили там десять дней. Каждый день я ходил мимо полицейского участка и наблюдал развалившегося под пальмой грека-полисмена. Он был грузен, сидел на стуле, ножки стула подгибались. В одной руке правоохранитель держал высокий стакан с кофе. В другой дымилась сигарета. Такую же картину вы сможете увидеть где-нибудь в Краснодарском крае. Полицейским тоже может оказаться грек.

Черногория-2013.
 
— Здесь все по-другому, родной, — убеждает меня двоюродный брат.
 
Мы едем в его джипе по крутому серпантину. Свежий воздух. Никакой тебе московской суеты. Никакого бетона.
 
— Менты вообще милые люди. Добрые, приветливые. Гаишники взяток не берут.
 
— Не верю.
 
— Ну берут, берут… Но мало! И то потому, что мы их приучили. Меня вот на прошлой неделе остановили нетрезвым. Предлагал 10 евро — не взяли. На нары бросили, волки…
 
— Сколько суток?
 
— Нисколько. Кореш-серб выручил, судья училась с ним в одной школе. Пожурила, выпустила. Сказала: попадешься еще раз — женю на дочери.
 
— А кто у нее дочь?
 
— Из прокурорских…
 
Вот пожалуйста. Дочка, видимо, не красавица. Брат, того и гляди, снова нарушит. Добро пожаловать в нашу славянскую семью, брат! Жена-прокурор и муж-бизнесмен. В семье достаток и порядок. Кругом море. Чем не Краснодарский край? Чем не Крым?
 
Но потом я побывал в Германии, и… О, черт! Закрался в твердыню неверия червь недоверия. Вроде как у них там действительно все по-другому? И люди… И полицейские…
 
Но история лихо возвращает меня с небес на землю. Ап! Декабрь 2014-го! Евро и доллар бьют рубль ногами. Средний и полусредний класс наблюдают за происходящим с ужасом. Их будоражит мысль: как же теперь мы и заграница? Отдохнем ли по такому-то курсу? Грешен, волнуюсь и я. Но все-таки волнуюсь меньше. Я достаю с антресоли пыльную папку. В папке контракт, датированный 1992 годом.
 
Я смотрю на эту бумажку и улыбаюсь.
 
С телефоном, Борис Николаевич, вы меня, конечно, кинули. Но все же я вам благодарен. Вы — ангел. Вы подготовили меня морально, Борис Николаевич, и эта подготовка помогает мне не впасть в уныние. Время, назад! Я не собирался посещать заграницу. Я обещал.
 
Я подписал.
 
Тем более (глядя на курс) ее для меня вообще не существует.