Классный журнал

Я НЕДОЛЮБЛИВАЮ праздники. Я их боюсь. Особенно Восьмого марта. Может, это, конечно, связано с тем, что я сейчас не замужем. И окружающие мужчины вдруг как по мановению волшебной палочки на 8 Марта исчезают. Ясное дело — поздравляют каких-то других женщин. И с телеэкрана еще писают кипятком от счастья целый день. Поэтому я уже 7-го начинаю нервничать. 8-го вообще в адском стрессе. Пока оправлюсь, уже майские наступают. Ну за что их любить?
 
Хотя Новый год — это, конечно, другое. Впрочем, и тут как-то сразу не задалось. Вообще, детям Новый год положено любить. Я и любила, как могла, не ожидая в ответ никакого подвоха. Любила нарядную елку на Пушкинской площади. А вообще в публичных местах довольствовались серебристым искусственным дождиком, ну и пластмассовые снежинки без устали на окна клеили. Со снежинки, собственно, все и началось…
 
Сомнений в том, что именно я на новогоднем празднике в детском саду должна быть Снегурочкой, у меня, как вы догадываетесь, не было. Поэтому, когда главная роль досталась вдруг девочке Алене, я была несколько обескуражена. Прямо скажем, до слез. Целый год я успокаивала себя мыслью, что на следующий раз чудовищная несправедливость будет исправлена. Но и через год на мою голову снова надели ненавистную пластмассовую снежинку на картонном обруче, а Аленушка куталась в красивый голубой костюм, расшитый ватой и стразами. Мое негодование сменилось отчаянием, когда объяснили: в Снегурочки, мол, всегда выбирают только блондинок.
 
В общем, я слишком рано поняла, что некоторые роли я не заслужу «ни-ко-гда». Вариант с покраской волос я ни тогда, ни много позже не рассматривала. Зато отношение к блондинкам сформировалось раз и навсегда. Как и к Новому году — празднику, который ждешь, на который надеешься, но который, увы, так и не подарит чуда. Обиднее всего, что Дедом Морозом-то благодаря исключительному доверию родительского комитета однажды был мой папа — артист Театра на Таганке Вениамин Смехов! А Снегурочкой, ЕГО Снегурочкой — чужая девочка, да еще с любимым именем отца! Именно Аленой он называл меня дома. Популярности Нового года в моем личном хит-параде праздников это обстоятельство, ясное дело, не способствовало. Но тогда у него еще были шансы реабилитироваться.
 
После «пролета» со Снегурочкой я стала мечтать «дожить» до боя курантов. Воспитывали родители строго, а распорядку дня уделялось особое внимание, поэтому спать в детстве приходилось ложиться всегда задолго до полуночи. А ведь столько было вопросов к этому казавшемуся волшебным времени! А ходят ли люди в этот момент по улице? А ездят ли машины и троллейбусы? А как это, когда на твоих глазах один год вдруг сменяется другим?
 
Вот наконец я подросла и пробил мой час посмотреть, как пробьют куранты. Готовиться к этому эпохальному событию я начала заблаговременно. Дело в том, что с нами жила тетя Лиза — родная сестра маминой мамы. Чудесная добрая женщина, в девичестве Сергеева и с не менее чудесной фамилией Швабауэр, доставшейся ей от немецкого мужа. Даже по этой скудной информации вам понятно, что она была человеком сложной судьбы. Быть может, именно поэтому мне все время казалось, что мы к ней очень злы, а она с нами соответственно дико несчастлива. Осчастливить я ее, безусловно, решила одномоментно — в Новый год. Тетя Лиза очень любила сладкое. Впрочем, как и я. Обе мы были сладкоежки. И чтобы сделать ее жизнь неимоверно прекрасной, я тайком отложила шоколадку, которую подарили мне, и с нетерпением ждала двенадцати новогодних часов, чтобы преподнести презент тете Лизе. Ну я же не знала тогда, что именно в этот момент взрослым совсем не до детей, что они открывают шампанское и чокаются, загадывают желание и чокаются, чокаются и загадывают. Короче, когда я попыталась завладеть ее вниманием именно в эти самые важные в году секунды, на меня все зашикали и заставили замолчать. Так родилась моя следующая новогодняя мечта — справить Новый год без родителей.
 
Надо ли говорить, что как-то раз сбылась и она? Мне было лет 13—14. Я жутко повредила руку. Требовалась сложнейшая операция — мне наложили 12 швов на артерию. Процессом дирижировал сам Эдуард Кандель. Тот самый — гений советской нейрохирургии, ветеран Великой Отечественной, муж сестры Кобзона, друг Галича, Высоцкого, Миронова и нашей семьи. На Новый год мама — родители к тому времени уже расстались — собиралась в гости. И разрешила мне в качестве компенсации за измученную руку в лангетке не только спать в гостиной, где горящая елка освещала на столе целое пиршество, но и всю ночь смотреть «Голубой огонек». И я смотрела. Смотрела и думала: что же находят люди в этом утомительном ночном бдении? И почему, когда ты получаешь заветное, оно вдруг оказывается совсем не нужным?
 
Мне уже 17, и я еду в троллейбусе № 20 с улицы Горького на Полянку, навстречу своей новой новогодней мечте — я буду встречать праздник с компанией вне дома! К себе, в знаменитый дом кинематографистов, меня пригласил мой жених Сергей Ливнев. И мама отпустила! Конечно, надавала всяких разных ЦУ. Но я и сама к тому моменту уже многое знала: что троллейбусы в ночь на 1-е ездят и что в них даже есть люди, например я… Вы-рва-лась!
 
Дело шло к тому, что Сергей должен был сделать мне предложение. Но в итоге все просто безбожно напились и завалились спать. Меня же алкоголь не брал ни на грамм — видимо, слишком уж я хотела навсегда запомнить самые счастливые минуты своей жизни. Не сложилось, и я пошла в ту комнату, где на кровати сложилось больше всего человеческих тел. Легла в самую гущу. Как и все, тоже в одежде. Не успела я устроиться, как чувствую, что кто-то прокрался ко мне, тоже в одежде, и крепко-крепко меня обнимает. Я затаилась в ожидании. Но ничего не произошло. Когда рассвело, я поняла, что лежу в объятьях своего будущего мужа. Привычно по-новогоднему разочарованная, я быстренько свалила, пока все спали. Мама была шокирована моим ранним возвращением.
 
А предложение Сергей мне все-таки сделал. Не выдержал буквально на следующий день. Оставалось только дождаться 18-летия, и… И начались бесконечные бурлящие Новые года в самых разных компаниях невероятно творческих и безумно интересных людей. И с ними было так хорошо, и невозможно было наговориться, но… Чуда не было. Кажется, я его больше и не ждала уже. И от этого не было никакого дискомфорта, если только не вспомнить об одной девушке. Она была влюблена в одного известного художника. И «недальновидно» родила от него. Недальновидно, ибо художник был диссидентствующий и вскоре его выжили из страны. Тогда это была катастрофа, поскольку люди не знали, увидятся они снова или нет. И каждый Новый год в нашей компании разыгрывалась драма. Позвонит? Не позвонит? Не может? Что-то стряслось? Или просто уже забыл?.. И каждый раз международный звонок прорывался нетерпеливой трелью, и затихали разговоры, и было настоящее чудо — круче, чем любые куранты. Но опять не со мной…
 
А потом родились дети. И все, что Новый год недодал мне, я старалась дать им. Со Снегурочкой, правда, не получилось — у меня мальчики. Но в остальном они отказа не знают. Была и железная дорога с паровозиком, напевающим «Джингл Беллс», и разные модные гаджеты. Семилетний Макар вместе со мной в восторге от этих новогодних радостей. А вот Артему уже 14, и главная его новогодняя мечта — провести Новый год самостоятельно, без меня…
 
Давай поверим, что в новогодний входим терем,
Звучит там танго и все танцуют непрестанно.
И снова детство, и никуда опять не деться
 
От этой сказочной надежды, что будем счастливы мы целый год. Это мой папа написал для нашего совместного музыкально-поэтического представления «12 месяцев танго». А я — подписываюсь.