Классный журнал

Вот стою я, кручу вертел, делаю шакотис.
 
Друзья заманили на дачу: чего, осень уже, плаксивое время, город сдается, войска радости и добра отступают за речку Бусинку, за Великую лихоборскую свалку — давай к нам, на воздух, на шакотис.
 
А шакотис — это такой хитрый литовский песочный торт, который готовят на вертеле, на открытом огне. Можно хоть на костре, хоть у камина. Вот мои друзья изготовили специальный механизм — и давай производить эти древние сласти.
 
Рецепт простой, а дело сложное. В общем, обычное вроде песочное тесто, но огромное количество яиц. У нас на маленький по литовским меркам тортик ушло двадцать пять штук. Ну, мука, сахар, масло, сметана, коньяк — дальше все по обычному маршруту. А может, это совсем и не песочное тесто — откуда мне знать, я десертами не занимаюсь.
 
Дело-то вообще не в шакотисе, а в прозрении.
 
Короче говоря, Ромас раздувает русский самовар, Лорета из ковшика льет жидкое тесто на конусообразную форму, мне поручили мерно крутить вертел: тесто постепенно запекается, а к самому концу хозяева обещали уже веселье — крутить на максимальной скорости, чтобы с помощью гравитации и моих усилий образовывались у шакотиса смешные рожки. Это очень интересно, правда.
 
Единственное, не предупредили, что мероприятие отнимет час времени, один час беспрерывного кручения шакотиса вокруг своей оси на очень медленной, одинаковой скорости.
 
А куда спешить, сказали они, Ромас и Лорета?
 
Тут я согласен, спешить совершенно некуда.
 
Это медитация, ободрили они меня после двадцатиминутного кручения.
 
Это медитация, внутренне согласился я и кивнул согласно всем своим внутренним миром; и мир этот встрепенулся, как snow globe, наполненный глицерином или еще каким-то ненужным прозрачным жиром и блестками, похожими на рыбную чешую; на чешую карпа, который неплохо пожил в озере или даже в хорошем, большом, глубоком пруду; или даже щуки, заплутавшей в подмосковных речушках и вынырнувшей в узенькой Воре ночью; а мы с дядей Володей и дядей Колей поставили вершу часов в одиннадцать вечера, когда стемнело, — чтобы другие рыбаки не прознали про наше прикормленное место и нашу новенькую снасть; и щука эта, надо же, угодила в нашу вершу, и мы рано, в пять утра, вынули эту щуку, и она оказалась щуренком — это был первый и последний щуренок в моей жизни; мир этот встряхнулся, перевернулся, засверкал и преобразился — как к Рождеству, а потом опять наступила гармония.
 
Но за гармонией последовало прозрение.
 
Где-то на сорок четвертой минуте своей работы я вдруг подумал: ни фига себе! Это сколько же во мне, оказывается, внутренней силы, сколько терпения накопилось за всю эту прекрасную жизнь! Стою, спокойно кручу ручку, не теряю сознания, не засыпаю, не кляну судьбу за то, что жизни и так не очень много осталось, а тут такой долгий шакотис. И самое страшное, самое дорогое — готов вот так стоять еще часов шесть, как на посту, как на страже.
 
И дальше мысль заработала в очень странном, но правильном направлении.
 
А вот что еще, уже предвкушая какое-то неожиданное и творческое решение, могу я вытерпеть, какую неоплачиваемую и малоквалифицированную работу смогу безропотно, но качественно исполнить? Мог бы я, к примеру, мыть посуду в ресторанчике на Ла Синеге, пока не найду работу поприличней? А потом в том же ресторане дорасти до официанта — тоже тяжелый труд, хоть и в Лос-Анджелесе? Я, человек с высшим образованием, читавший, смотревший, слушавший, да и вообще, коренной москвич, мог бы я выдержать участь грузчика — в мои-то годы? Или таксиста — с моим-то стилем вождения и старомодной любовью к механической коробке передач?
 
И чувствую: мог бы, мог!
 
Но зачем это мне, все лихорадочней, все азартней рассуждал я, пока Лорета уже командовала развивать скорость и я развивал? Да как же — а если придется вдруг все бросить и оказаться на чужбине, в эмиграции? Философский пароход, Стамбул, тараканьи бега, Белая гвардия, правительство в изгнании. Времена смутные, неустойчивые, мало ли что ждет образованного, тонкого человека, привыкшего к хорошим ботинкам, к флагманским смартфонам и винтажным механическим часам; к ламбруско, наконец, привык я. А вдруг на Родине пропадет ламбруско и отключится ибей? Придется перемещаться, придется адаптироваться к новым реалиям — без потерь не обойтись. Нужно учиться — терпению, умению делать простые вещи… И как раз в этот момент — бинго! — я понял, что делать.
 
Шакотис раскрутился на полную, Ромас и Лорета были довольны. Мы выпили чаю, отведали этого колючего, лохматого торта — и я со своей порцией этого конического кекса, этого неожиданного коржика устремился домой. У меня появилась цель.
 
То есть проект оформился в одно мгновение. Конечно, я мог бы сразу поговорить с Ромасом и Лоретой. Но не стал. Во-первых, это нечестно: разомлевшие от воздуха, сладкого и вообще, руководствуясь законами гостеприимства, они могли согласиться не глядя. Во-вторых, с друзьями затевать серьезный, но рискованный проект плохо. За что им это, друзьям? Поэтому я поехал к Алисе Снегуровой.
 
Алиса тоже, конечно, друг — но такой друг, легкий. У Алисы есть деньги, она совладелица семидесяти четырех (74) ресторанов, баров и предприятий быстрого обслуживания. В основном эти предприятия в Белоруссии, но Алисина экспансия докатилась до Москвы и Питера. Как лейтенант еще милиции, которая проработала в органах всего-то четыре года, набрала столько акций, мне, разумеется, неизвестно. Я даже, честно говоря, предположить не могу — зачем ей столько? Одно я знаю твердо, знаю и уважаю это в Алисе: она подробно знает, что происходит в ее предприятиях, во всех. Она постоянно участвует в их работе и делает это не только умело, но и с удовольствием. В результате Алиса сколотила такой капитал, что я даже приблизительно не знаю его размера.
 
А я у нее работал охранником год. И вообще. Я посвящал ее в тонкости укрепления кистей рук и наращивал, насколько это возможно, ахиллесово сухожилие — чтобы не чувствовать никакой боли.
 
Сразу к делу:
— Алиса, фишка такая: мы создаем тренинговое агентство по выживанию элиты в экстремальных ситуациях. Аудитория — семьдесят процентов премиальные тетки, пятнадцать — белые воротнички, пятнадцать — их совершеннолетние и несовершеннолетние дети. Курс выживания — 360 градусов. Курсанты обучаются самообороне, разумеется, но изюминка — в обучении навыкам черновой работы. То, что может пригодиться на чужбине. Это значит: профессиональная уборка помещений, мойка посуды, мойка автомашин, чистка картошки, брюквы и вообще овощей. Мы будем обучать их мелкому ремонту: сверлению, штроблению, сантехническим навыкам, фасадному дизайну… Нет, никакого дизайна, только стрижка газонов и кустов. Ну и все в таком роде. В стране, Алиса, завинчивают гайки — если мы не можем противостоять, будем зарабатывать на этом. Люди напуганы, Алиса, люди в панике. Мы их не будем успокаивать, мы просто дадим реализоваться их самым плохим прогнозам. Проект можем назвать «Философский пароход». Или более абстрактно — «Шакотис».
 
— Не узнаю тебя. Столько цинизма. Еще полгода назад был нормальный мужчина, ироничный, почти романтичный…
 
— С волками жить… Схему монетизации я продумал, она прекрасна — тебе точно понравится. Мы будем брать за курс чисто символическую плату. Основные деньги — за стажировку в российских предприятиях и частных домах, платят работодатели. Как бонус, если действительно все пойдет не так, — агентские от западных нанимателей. Поэтому ты мне и нужна. Ну и еще сущая ерунда — на начало проекта. Предлагаю пятьдесят на пятьдесят: твой начальный капитал, моя идея и проработка принципиальной схемы. Как, нравится, да?
 
Алиса грустно затянулась неизменно мальборовской сигаретой.
 
— План имеет право, конечно. Но только никто не пойдет, скорее всего. Может, они и паникуют, но они до последнего будут оттягивать этот час. Потом, какого хрена им учиться чистить картошку — они не дураки, эта аудитория, они понимают: мыть полы, стричь газоны и так далее жизнь сама научит. Когда припрет. Чего раньше времени париться?
 
— Ну а типа экзотика?
 
— Не, без мазы. Если бы они любили такую экзотику, они бы купили себе четвертые «жигули» да гоняли бы по ночной Моск ве и Подмосковью на ней, испытывали судьбу. Концепция умозрительная и утопическая. Денег я тебе не дам. Алиса женщина строгая и разумная. Но я видел по глазам, что она врет. Мой проект ее заинтересовал. Она хочет больший процент. Или еще что-нибудь.
 
Алиса выдержала паузу.
 
— Но по старой дружбе я тебе помогу. Ты мне в свое время помог, и я тебе. Идея порожняк, но мужику надо ведь чем-то заниматься, надо реализовываться… Так что денег не дам, но я дам тебе Людмилу. Это моя домработница. Из Белоруссии. Работаете так. В сетях пропиаришь идею, начнете с малого: ты — курс самозащиты, Людмила — все остальное, что умеет. А умеет она немало: уборка, малярка, столярка, слесарка. Она универсал. Ну вот, если люди к вам потянутся, если полетит твой проект — тогда найду средства, вложусь. Только уж извини, ни о каком фифти- фифти речи быть не может. В лучшем случае шестьдесят на сорок. А теперь иди. В смысле, иди сюда, поближе. Давно меня гложет один вопрос, спать не дает проблема обратного захвата за отворот…
 
У Алисы вообще специфический юмор.
 
Но слово она держит. Сказала, что даст Людмилу, — дала.
 
А я как мог провел рекламную кампанию, почувствовал обратную связь, пару недель объяснял собеседникам суть моей инициативы. Возродил свое ИП — Алиса неожиданно сообщила, что Людмила и в бухгалтерии петрит.
 
И вот однажды мы объявили набор в первую группу. Встретились в кафе. Людмила, высокая, сильная, даже, я бы сказал, атлетичная женщина, заказала кофе и стала покорно дожидаться клиентов.
 
Никто не шел. Мы болтали с Людмилой о том, о сем. Вышли на пару интересных тем. Оказалось, в свое время она была неплохой легкоатлеткой, десятиборкой. В Минске у нее была пара качалок. Дела шли прекрасно, но однажды черт попутал, в голову спортсменки пришла завиральная идея: в Москву! И план у нее был прекрасный — курс выживания для богатых. В Белоруссии была построена специальная деревня с полосой препятствий. Все по высшему разряду…
 
— И что?
 
— А ничего, вообще ни одного клиента за месяц. Я прогорела, конечно. Если бы не Алиса, не знаю, страшно даже подумать, что бы со мной случилось.
 
— Что, прям до этого дошло?
 
— До чего «до этого», ты что? Я имею в виду, в Минск могла вернуться, обратно.
 
— Что-то эта история мне напоминает.
 
— Да нет, я не об этом. Хотя с каждым часом все больше и больше похоже. — И она засмеялась. Хорошо так.
Как-то все встало на свои места, все прояснилось.
 
А когда она раскрыла мне секрет домашнего майонеза, как делать, чтобы он наконец получился, отступать было некуда.
 
Я рассказал ей про шакотис. И на следующий день мы поехали к Ромасу и Лорете. И все у нас получилось — в смысле шакотиса. А проект «Философский пароход» мы решили проработать получше, помощнее подойти к делу. И к черту Алису с ее шестьдесят на сорок — фифти-фифти, как и было задумано.
 
Повторим урок

 Колонка Николая Фохта опубликована в журнале "Русский пионер" №50. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".