Классный журнал

Идет караван по сирийской пустыне. Жара страшная. Люди на верблюдах потные, подмышки от соли белые, тело чешется, вода на исходе, а до великого града Антиохии два дня пути. И тут — человек на камне стоит. Посреди пустыни.

— Эй, ты кто?
— Я Симеон, — отвечает стоящий на камне, — Столпник.
— А чего ты, Симеон, здесь?
— А с Господом молвлю.
— А чего на камне?
— Так ближе ж к нему на камне, — отвечает Симеон Столпник.
— И что тебе молвит Господь? — спрашивают сидящие на верблюдах.
— А говорит, засуха будет страшная, нашествие саранчи, сарацины Вифлеем снова пограбят.
 
Люди с верблюдов слезли. Интересно им. Ладно, сарацины и так что ни год Вифлеем грабят. Засуха — тоже дело обычное. А вот нашествие саранчи — это страшно. Это голодомор. Смерть.

— А ничего хорошего Господь не сказал? — вопрошают люди.
— Неа!
 
Караванные люди оставили Симеону мешок сушеных фиников, немного воды на дне бурдюка, пшеничных лепешек, взобрались на своих верблюдов и отправились дальше — в Антиохию. Там, в стольном городе, они рассказывали про встреченного в пустыне чудака, пересказывали пророчества, и когда тридцать дней спустя случилась засуха, а потом нашествие саранчи и сарацины пограбили Вифлеем — тогда граждане Антиохии, оставшиеся в живых после голодомора, отправились к Симеону в пустыню. «Прими нас, человече! Вещай нам!»
 
И он принял. И люди построили хижины подле его камня. И обнесли его камень забором — чтоб мальчишки не лезли, и собаки всякие, и кошки. Но те все равно лезли, и тогда Симеон, отягощенный мирской суетою, велел возвести столп новый. И люди по шли к скалам, и прикатили камни, и обтесали их, и взгромоздили, и вышел столп высотою в шесть локтей. Но «как реки, стекались к Симеону различные народы и племена: приходили к нему из Аравии и Персии, из Армении и Иверии, из Италии, Испании и Британии», — сказано в летописи. Пришлые народы удумали построить храм подле столпа — во имя Симеона. И тогда Симеон повелел возвести столп еще выше прежнего, в двадцать локтей, а после и в тридцать шесть, а потом в сорок, и будку на нем, для защиты от зноя и ветра, и уж с такой высоты, из будки все слова его и пророчества не были достижимы народу — и народ стал потихоньку расходиться.
 
Тем временем мимо столпа Симеонова проезжал на ослице отрок Даниил. Поглядевши на чудо в пустыне, юноша возжелал также быть столпником, чтобы вещать, но здраво рассудил, что Симеон хватил лишку, отдалившись от народа. Поэтому, добравшись до града Антиохии, отрок Даниил возвел себе на окраине города столп в меру высокий — и поселился на нем, и стал вещать, и люди потянулись к нему пуще, чем к Симеону.
 
Следом за Даниилом на столпы полезли Лука, Алипий, Феодосий Эдесский, Иоанн, Давид Солунский, Лазарь Галисийский, Марк Афинский, Павел Фивейский, Савва Вишерский, Никита Переяславский… Одни сидели на столпах каменных, другие на деревянных, иные на башнях, на древах миндальных, смоковницах, кедрах. История сохранила имена не всех на столпы полезших, а лишь самых стойких. Симеон-основоположник просидел на столпе своем тридцать лет с гаком. Лука — сорок пять. Алипий — шестьдесят шесть лет. Все эти мужи-подвижники запечатлены на иконах. Ибо — святые.
 
— Мистер Келли, зачем вы залезли на столб? — крикнул репортер The Sun, задравши голову кверху.
— Вершина флагштока — самое безопасное место для женатого мужчины! — крикнул вниз Элвин Келли.
 
Мистер Келли не был подвижником, а уж святым не был тем более. Он был Королем флагштока. Первый раз он взобрался на флагшток в 1924 году в Лос-Анджелесе. В рекламных целях. Что он рекламировал — история умалчивает. Жвачку, сигареты, подтяжки, стиральный порошок, мыло — теперь не имеет значения. Это были веселые времена в Америке. «Ревущие двадцатые». «Эпоха чудесного вздора». Чарльстон, джаз, шимми, банковские кредиты, автомобиль каждой семье. Элвин Келли просидел на флагштоке тринадцать часов и тринадцать минут. После чего слез. Собравшаяся внизу толпа встретила его как героя, местные газеты напечатали фото — мистер Келли на флагштоке с разных ракурсов. Он тотчас стал знаменит, и сотни подобных ему, желавших славы, полезли на флагштоки.
 
Тем временем мистер Келли вырезал из газет заметки про себя, наклеил в альбом и отправился в деловой район — продавать рекламные услуги. Он заходил в офисы, магазины, банки и предлагал владельцам компаний рекламировать их товар, залезши на флагшток. Жвачку, сигареты, подтяжки, стиральный порошок, мыло, автомобили, банковские услуги. Да хоть погребальные принадлежности — главное, чтобы платили. И ему платили. Иногда он зарабатывал по тысяче долларов в неделю! Вчерашний матрос, боксер, каскадер, он и мечтать не мог о таких заработках. У него появился счет в банке, он мог бы позволить себе квартиру в центре города, автомобиль, однако большую часть своей жизни мистер Келли теперь проводил на флагштоках. Вскоре он побил собственный рекорд, просидев семь дней и один час на флагштоке в Сент-Луисе. Памятуя о том, что отец его погиб, сверзнувшись со строительных лесов, Келли привязывал себя к флагштоку на ночь. Еще он имел при себе ведерко и длинный шланг — справлять естественную нужду. Про него писали газеты. Он рассказывал в интервью, что пережил две авиакатастрофы, три автомобильные аварии, одно крушение поезда и пять кораблекрушений — в том числе гибель «Титаника». Репортеры назвали его Келли «Кораблекрушение». Его имя было на слуху не менее, чем имя Чарли Чаплина, и более, чем президента Кулиджа. Теперь уже не сотни, а тысячи американцев со шлангами и ведерками лезли на флагштоки.
 
«Прелюбопытный парень, известный под именем Келли “Кораблекрушение”, который ездит по городам Америки, демонстрируя выносливость американской задницы, сидя подолгу на флагштоках, объявился в Бостоне», — сообщили газеты. Вдохновленный своим кумиром, пятнадцатилетний Авон Фриман из Бостона продержался на флагштоке десять часов, десять минут, десять секунд и стал самым молодым покорителем флагштока. Мэр Бостона пожал мальчику руку и назвал его подвиг торжеством «пионерского духа Америки». Некая мать вывесила люльку с младенцем из окна дома и продержала так час, претендуя на «младенческий рекорд».
 
Тем временем Элвин Келли, продолжая покорять высоты, просидел на флагштоке в Нью-Джерси сорок девять дней и один час. Однако рекорд продержался недолго, и вскоре некто Билл Пэнфилд просидел на флагштоке в Айове пятьдесят один день и двадцать часов. Журнал Cosmopolitan назвал это все «конкурентным слабоумием».
 
Впрочем, конкурентное слабоумие закончилось вместе с началом Великой депрессии. Крах фондовой биржи погубил ослепительную карьеру Короля флагштока. Мистер Келли еще некоторое время рекламировал пончики в Нью-Йорке, стоя на голове на крыше Chanin Building, однако люди утратили интерес и к мистеру Келли, и к пончикам.
 
В 1952 году на Пятьдесят первой улице в Нью-Йорке случилось маленькое происшествие. Некий бомж упал на проезжую часть, и прежде чем это заметили полицейские, по нему проехались два автомобиля. В руках у несчастного был альбом с вырезками из старых газет — про Короля флагштока. На обложке альбома было начертано: «Самый счастливый дурак на земле».
 
«Столбы — это свобода», — говорит Алексей Андреевич Бабий. Алексей Андреевич — летописец Красноярских Столбов. Но прежде всегоСтолбы — это скалы, которые торчат в небо посреди тайги. И каждые выходные тысячи красноярцев устремляются сюда. Люди доезжают до конечной остановки «Турбаза», идут семь километров в гору — до первого Столба. Подсчитано: в иные дни тут бывает до десяти тысяч народу. Люди становятся в очередь, чтобы залезть наверх. «Пропустите с ребенком!» «Дайте дорогу бабушке!» Пыхтят, карабкаются, подталкивая друг друга, придерживая сползающих. Зачем? «Столбы — это бесстрашие, — говорит Летописец Бабий. — Вы что, ни разу не были на Столбах? Это как же вас угораздило, а? Это все равно что жить, ни разу не поцеловавшись».
 
Самые бесстрашные лезут наверх, минуя проторенные ходы, по отвесным стенам, где вроде бы не за что зацепиться. Это — столбисты. Особая каста людей, которые проводят на Красноярских Столбах все свободное время. Они все ходы тут знают. С одного столба на другой скачут. И без страховки. Это главная фишка столбиста — чтоб без страховки. Столбисты компаниями тусуются. Компаний много. Бесы, Абреки, Беркуты, Орлы, Грифы, Соколы, Пираты, Призраки, Павианы, Фермеры, Эдельвейс, Хилые…
 
У каждой компании избушка на скалах. Там и тусуются.
 
Летописец Бабий — не столбист. Но Столбами ударенный, и потому столбисты его за своего считают. «Привет, Летописец!» — кричат они, пробегая вверх по скале. «Привет! — машет рукой Бабий. — Там, где мы с вами идем, между прочим, на спор корову заводили. И завели. Корова взошла, а мы что? Давай. Пошли. Рукой зацепился, ногу вверх. На колени не становись! Скалу надо уважать, но не унижаться перед нею! А главное — колени держат плохо. Кроссовки лучше. Ступай по скале полной подошвой, не бойся! Вот, пошло дело. Мы на первой площадке. Ну, видишь? Раз, и верхушки деревьев — внизу. Ребятишек пропусти, пускай обгоняют. Чего стоим? Пейзажем любуемся? Очередь собрали уже. Давай-ка до самого верха без остановок. Ну вот, а теперь любуйся! Что, слов нет? Я ж говорил — свобода!»
 
У каждой скалы есть имя. Акула, Бегемот, Блоха, Верблюд, Гном, Голова Дракона, Киль, Дуськин Камень, Слоник, Стручок, Пятачок, Хутор Скитальца, Чертова Кухня… Столб номер два именуют Столбом Свободы. Надпись «СВОБОДА» на нем появилась во времена незапамятные. И лишь Летописец знает — когда именно. В 1899 году. Жирная надпись белой краской. Из города видно. Отрядили двух жандармов — молодых и крепких, нашли проводника-столбиста. И полезли жандармы на столб — ликвидировать надпись. Скала эта — средней сложности. Но это для столбистов — средней. Проводник тех жандармов на веревке затащил наверх. В общем, забрались, трудятся. Скребут надпись ножами. Букву «А» отскребли, за букву «Д» принялись. Потом хватились — а нет проводника. Исчез. Уже день на излете. Кричать стали. Долго кричали. Только на вторые сутки пришла помощь. Эвакуировали. Так эта надпись «СВОБОД» и осталась. Требовательная такая надпись. А шестьдесят лет спустя, в эпоху развитого социализма, кто-то подновил надпись. Говорят, Грифы. И слово «СВОБОДА» снова забелело свежею краской.
 
А еще полвека спустя решили снова обновить надпись. Ибо за полвека надпись поблекла. Десять мальчишек и девчонок из клуба «Столбист». Купили краску хорошую, для наружных работ, кисти. Позвали Бабия-Летописца — фиксировать исторический момент. Полезли. А Летописец-то не столбист.
 
«Когда я дважды всем своим центнером рухнул на того, кто снизу, — молвит Летописец, — ребятки затылки почесали, меня веревкой обвязали, сверху тянут, снизу подталкивают. Затащили — как тех жандармов». Старая краска сохранилась, скалы хорошо краску держат, потускнела только СВОБОДА. Мальчики, девочки и Летописец Бабий рукава закатали, кисти обмакнули… «Вон, гляди как сверкает! — гордо молвит Летописец, указывая пальцем на столб. — Теперь еще на полвека хватит».

 Очерк Дмитрия Филимонова опубликован в журнале "Русский пионер" №50. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".