Классный журнал

Мне одно трудно понять: как в результате всего Дуня стала адвокатом? В дни нашей юности у нее, у Евдокии, были свои фишки, никак не связанные с юриспруденцией. Вот, скажем, много лет назад, в молодости, чтобы не сказать больше, мы сидим с ней в кафе «Капучино». Я совершаю все необходимые мероприятия, чтобы в очередной раз добиться своего. Это, кстати, первая Дунькина фишка — она каждый раз обнуляла отношения. То есть нельзя было провести с ней пару-тройку романтических суток, а через неделю позвонить и сказать: приезжай ко мне, поужинаем, завтра прямо от меня на работу поедешь. Нет, надо было опять тащиться с ней в ресторан, кино, на выставку достижений (Дуня всегда любила хороший бараний шашлык и колесо обозрения — только на ВДНХ можно было совместить), а самое главное — по новой ее уговаривать, склонять и убеждать. Я ничего не хочу сказать — оно того стоило, но что-то пугающее в ситуации все же было.
 
Вторая фишка заключалась в том, что в ключевой момент Евдокия как бы отключалась. Ну, я имею в виду, что вот уже несут мороженое или тележка колеса обозрения приближается к земле и пора делать официальный запрос, а то и предложение на остаток ночи — ты и говоришь как есть, без экивоков: поехали ко мне. И вот тут Дунька всегда зависала. Выглядело это так: она живописно краснела, приоткрывала рот, как бы от удивления, но главное — взгляд ее стекленел и видно было, что мыслями она не тут. Состояние это длилось минут пять, не больше. После этого всегда, повторяю — всегда, следовал положительный ответ со всеми вытекающими последствиями.
 
Некоторых фишки Евдокии раздражали, но только не меня. Я их философски принял и просто учитывал в своем графике.
 
Первую, обнуление, я трактовал как разновидность ролевой игры и даже приветствовал. Вторую, остекленение, объяснял продолжением первой фишки. Ну как бы девушка смущается, ей трудно сразу (даже на двадцатый и тридцатый раз) согласиться на нескромное предложение; она где-то в глубине души мечется, сомневается, боится показаться доступной и пошлой, что ли… Притом совершенно уверена, что и мужчине нравится такое ее поведение; что он каждый раз по-новому переживает радость победы; что всякий раз повышается мужская самооценка.
 
Я вот так думал, пока Дуня не прокололась.
 
Вообще, надо все-таки напомнить, что окончила Дунька Аксеновский сельскохозяйственный техникум, ветеринарный факультет. Причем Дуня даже успела поработать по специальности в каком-то подмосковном совхозе, в Орехово-Зуеве, что ли… Оператором по искусственному осеменению. Она всегда рассказывала это просто, без вызова — органично, короче говоря. Так вот, однажды во время очередного ритуала соблазнения Дуньки я вдруг засек, что остекленела она до того, как я приступил к финальной части. Ну, я вида не подаю, продолжаю гнуть линию, думаю, хорошо, что-то новенькое, разнообразие приветствуется. Однако Дунька в этом своем состоянии достает из сумочки мобильный телефон Sony-Ericsson (я вот, кстати, всегда размышлял: почему у ветеринара есть в 1997 году мобильный телефон, а у меня нету?) и начинает быстро-быстро давать кому-то на том конце провода указания: партию кашемира семьсот сорок восьмым рейсом, четыре шелковых рулона и деним перебросить с авиарейса в почтовый вагон поезда Уфа— Москва, задержать платежи по черепице, а деньги срочно кинуть на Манхэттен… Поговорила, убрала телефон, взглянула этим своим фирменным, бессмысленным взглядом и привычно согласилась. Всю оставшуюся ночь я, не стану скрывать, думал об этом происшествии. Именно в пять утра меня осенило: остекленение никак не связано с любовными играми Евдокии. Остекленение — признак того, что Дунька прокручивает в мозгу разнообразные финансовые операции. Думаю, после коньяка или шампанского, после хорошего шашлыка и опасного колеса обозрения Дунькин мозг начинал как-то по-особенному работать, креативно, что ли… Может, гормоны приливали, не знаю. У меня подобное на концертах академической музыки случается. Не гормоны, а просветление; во время даже жесткой, атональной музыки в голову лезут удачные решения, я нахожу выходы из многих тупиковых ситуаций.
 
Я покрылся холодным потом: так вот зачем она обнуляется — чтобы остеклениться, чтобы реконструировать ситуацию — для бизнеса. Судя по всему, интересы ее лежат в области легкой промышленности. А может, даже в грузовых транспортных перевозках спрятан ее тайный интерес. Да уж не логистик ли она? А главное, вот откуда у нее мобильный телефон! Почему-то на этой мысли мне стало легче, и я заснул.
 
Но с Дунькой больше не встречался — по легкомысленному поводу, хотя деловые отношения остались. Она превратилась в крупного импортно-экспортного игрока и иногда приглашала меня поучаствовать в некоторых операциях: помочь растаможить груз, посодействовать транспортировке каравана с каким-нибудь добром, принять участие в рискованных переговорах между бизнесменами, предположим, из Ярославля и почему-то из уральского поселка городского типа Сосновка. Причем эти люди, из Сосновки, оказались гиперактивными: на моей памяти они участвовали в паре десятков конфликтов на почве мануфактуры, всегда их проигрывали, но не успокаивались, вписывались все в новые и новые приключения.
 
И вот внезапно выяснилось, что Дунька юрист, адвокат небольшой конторы, которая занимается защитой прав потребителей.
 
Мы опять сидели в кафе «Капучино», в самом центре Москвы. Моя старинная подруга излагала концепцию нового бизнеса.
 
— Ты мне нужен. Фишка такая: защита прав потребителей. На нашей стороне закон — и это радует. Закон, кстати, очень хороший, в плане защиты потребителей. И драконовский в плане продавцов. Я до этого лоб себе расшибла, борясь с клиентами, которые норовили отремонтировать или вернуть брак. А потом поняла, что надо просто перейти на другую сторону и не париться. Хотя, между нами говоря, я и на той стороне осталась.
 
 — То есть как всегда: и нашим и вашим?
 
— Коль, не хами, а? Я понимаю, ты чувствуешь себя обиженным, ущемленным — но кто в этом виноват? Ты сам и виноват.
 
— А в чем я ущемлен-то?
 
— Ну не знаю… Ладно, короче говоря, тема такая. К нам в адвокатскую контору обращается терпила. Ну, клиент. И просит помочь защитить свои права. Ведь люди как? Позвонил в магазин, сказал, что айфон перестал работать и он хочет его сдать обратно, а ему и отвечают: а пошел бы ты… Или даже пошла — и клиент сникает. Потом ему морочат голову про технически сложный товар, мол, он, как лекарства, обмену и возврату не подлежит и бла-бла-бла. Но мы-то знаем, что это не так, да?
 
— А ты где сейчас живешь?
 
— В России, в Испании или в Америке?
 
— Понял, продолжай. Моя роль?
 
— А ты выступаешь доверенным лицом жалобщика. Вот смотри, тетка купила айфон. И уронила его в унитаз. Или в бассейн. Или забылась и пошла с ним в сауну. С ее точки зрения, это не может стать причиной поломки телефона. А ей говорят: сама дура. Она к нам — готова заплатить стоимость этого самого айфона, но только чтобы мы защитили ее права, избавили ее от унижения со стороны недобросовестных продавцов, помогли вернуть деньги или новое устройство. Говорю, деньги тут ни при чем, тут на карте честь, достоинство клиента. Но если речь не о телефоне, а о «лексусе», «порше» и прочей премиальной продукции, тут и финансовая составляющая играет роль. Согласен?
 
— Дунь, все-таки мы о телефонах или об автомобилях говорим?
 
Я понял, что попал в самое яблочко.
 
Дуня как-то обмякла и почти даже остекленела. Но, видимо, тут эта схема не работала. Она взяла себя в руки и продолжила наши переговоры.
 
— По-разному, Коль.
 
— Дуня, я ведь тебя, в общем-то, знаю. Думаю, есть уже какое-то конкретное дело для меня, так ведь? И, подозреваю, не в смартфоне дело.
 
— Понимаешь, эта овца заехала на «бентли» своего друга на обычную мойку, у «Винзавода». Она бухала где-то на «Курской», ее вырвало в салоне, она сдрейфила и решила быстренько скрыть следы, так сказать. Они ей все сделали за пару часов, пока она в солярии отлеживалась. Но эта дура, когда выезжала с мойки, зацепила крылом ограду — царапина ого-го какая. Она не может сказать человеку, другу, что это ее косяк. Поэтому мы решили свалить на мойку. Мол, они мыли и оцарапали. Короче, надо туда заехать по доверенности и оставить претензию. Под расписку, в двух экземплярах.
 
— Ну?
 
— Ну вот. Она не может туда ехать, они на нее наорали — на их же глазах все произошло. Когда она позвонила им и сказала, что обнаружила царапину, которой не было, там, на том конце, прямо матом на нее. Представляешь, какие хамы!
 
Я прекрасно представлял, какие это хамы, потому что знал владельцев мойки. Также я понимал, что тетку, которая принесла бы туда претензию, не только обматерили бы, но и дали бы по башке — не побоялись никакого друга с «бентли». Это были четкие долгопы, мойка входила в синдикат довольно крупного зеленоградско-долгопрудненского бизнеса. У меня были к ним свои претензии — мне показалось однажды, что они поцарапали пластик внутри салона. Хотя я не уверен был даже на пятьдесят процентов в этом — поэтому просто побазарил, выпустил пар и не стал обращаться в Общество защиты прав потребителей.
 
Элегантный план созрел сразу.
 
— Ладно, Дунь, поехали ко мне, обсудим конкретнее нашу позицию. Выпьем «Ла Планты», сыр у меня овечий есть, персики, арбуз. Все как положено. Утром заскочим к нотариусу, оформим все, половину гонорара до мойки, половину после — и я не только доставляю претензию, но и промываю мозги злоумышленникам.
 
Евдокия, как мне показалось, впервые растерялась по-настоящему. Пыталась торговаться по поводу суммы гонорара, но я вел себя жестко — потому что был уверен в победе.
 
Ночь прошла очень бодро. Я получил доверенность, две странички претензии и подкатил к предприятию автосервиса. В плазме играл DVD с лучшими боями Андерсона Силвы, нужный мне человек в белой рубашке с коротким рукавом сидел за столом, смотрел бои без правил и вертел в правой руке айфон. Он сразу понял, что я не буду мыть у него машину, и даже загрустил.
 
— Ну чего опять приперся? Ну ведь складный ты пацан, чего ты из-за фитюльки копеечной мутишь тут? Да я тебе клянусь, что это не наш косяк. Ты же вроде согласился тогда.
 
— Вот смотри, что будет. Если ты не подпишешь сейчас эту претензию, я иду в суд. Не мне тебе говорить, что, прежде чем состоится сам суд, тебя проверят пожарная, санэпид и Сережа Михайлов из Таганского УБЭПа, мы с ним учились в одном классе, в «Самбо-70». Из-за этой ерундовой царапины ты такой геморрой наживешь, что Стиву это не понравится. Я тебе советую сейчас подписать эту претензию, ее по гарантии залечат, спустят тебе счет месяца через три — тебя тут уже не будет. Стив продал предприятие, он в Толедо открывает сеть закусочных. И ты это знаешь. Никто не проиграет.
 
— Ты в «Самбо-70» учился? Со Стивом?
 
— И с Михайловым. Стив был на три года младше, боролся в 47 килограммах по юношам, потом в 57. Сейчас, кажется, под девяносто весит.
 
— Ага, солидный Степаныч, красава. Ну чего тебе подписать-то?
 
— Вот тут резолюцию наложи — с претензией, мол, согласен. Скажи своей бухгалтерше, чтобы печать поставила. И все.
 
И тут мне помог Силва. Когда безымянный администратор уже собрался прочитать текст претензии, Андерсон провел нехарактерный для себя, но очень эффектный бросок через плечо с колен и уселся на рычаг локтя. Я совершенно непроизвольно, искренне цокнул языком, белорубашечник перевел взгляд на экран. Он досмотрел болевой до конца и не стал читать бумагу. Просто подписал. Дунька была в шоке. Уж не знаю как, она взяла на себя всю байду по срочному ремонту «бентли» по этой филькиной грамоте. Там и делов-то было на десятку евро, объяснила она. Я предложил отпраздновать победу у меня. Она сразу согласилась.
 
Мы встречались еще несколько раз. Никакого ресторана, никакой ВДНХ — я просто звонил и говорил, чтобы она приезжала. Надо ли уточнять, что во время наших бесед Дунька ни разу не впадала в остекленение, ни разу.
 
Я получил гонорар, немного улучшил мир и, мне кажется, серьезно улучшил Дуньку. И, в общем, мне это ничего и не стоило. Ну, может, не получится больше помыть машину у «Винзавода». Да я и так не собирался.

ПОВТОРИМ УРОК: