Классный журнал

Придя на службу, судебный секретарь Аленушка глянула в окошко и обомлела. На крыше дома напротив было написано слово «ложь». Жирно, черным по белому, на вентиляционных трубах, по одной букве на каждой трубе, вот так: «Л О Ж Ь». Секретарь суда была девушкой не совсем юной, однако слыла морально устойчивой, и слово на крыше ее страшно расстроило. Дождавшись председателя суда, девушка заварила свежего чаю и, подавши начальнице чашку, указала в окно. Председатель суда, дама довольно молодая, однако слывшая мудрой и справедливой, тоже приняла надпись на свой счет, отчего встревожилась и, даже не пригубив чаю, стала звонить в службу судебных приставов — с просьбой усилить охрану учреждения. Прибывшее подкрепление подвергло визуальному осмотру место происшествия и обнаружило еще одно слово на крыше соседнего здания — «вера». Жирно, черным по белому, на вентиляционных трубах, по одной букве на каждой трубе: «В Е Р А». Это еще более укрепило подозрение, что надпи­си — дело рук дружков осужденного. Председатель затребовала дела последних дней, желая выявить связь между надписями и конкретным судебным решением. Секретарь Аленушка внесла в кабинет огромную стопку документов. Увы, дел было много, и все они подпадали под смысл надписи: «В Е Р А — Л О Ж Ь».

Назавтра в местной желтой газетке появилась заметка с фотографиями: крыша со словом «В Е Р А», крыша со словом «Л О Ж Ь» и текст, автор которого предполагал, что надписи эти связаны с убийством бизнесмена из коммерческой фирмы «Правда». Который был застрелен на днях неподалеку. Разумеется, никто не обратил внимания на заметку в желтой газетке. Однако автор оказался прав.

Тимофей Радя сидел на подоконнике в своей квартире и смотрел на труп. Внизу, на асфальте, в лужи крови лежал человек. Это было точь-в-точь как в кино, и Радя сидел на своем подоконнике, точно в первом ряду 3D-кинозала. Место пре­ступления обтянуто полосатой лентой. Зеваки наблюдают, как работают копы. Пыхает блиц фотокамеры. Полицейский гонит прочь репортеров. Машина с невыключенной мигалкой. Пластиковый мешок на молнии — вжик! Дворник посыпает лужу крови песком и сметает песок в подворотню. Осенний дождь смывает последние следы. Вот и все.

Радя никогда прежде не видел убитых людей. Он никогда не видел смерть так близко, в подробностях, и ему было жутко. Он спустился вниз, к зевакам, которые не спешили расходиться, и те стали рассказывать, что это был курьер, что его застрелили из пистолета — на виду у прохожих — и забрали сумку с деньгами. Радя стоял под дождем, слушал зевак, мимо спешили прохожие, и в голову его лезли всякие мысли: вот люди спешат на работу, в университет, в магазин за покупками, а другие в это самое время идут убивать, как если б они шли на работу, в университет, в магазин за покупками, и от этих мыслей ему было не по себе, и он решил что-то делать, потому что так нельзя, потому что люди должны понять, что нельзя убивать людей. А что он мог сделать? Он же стрит-артер. Граффитчик. Райтер.

Четырнадцать лет назад Миша Most придумал писать на стенах слово «зачем?». Миша давно занимается другими делами, но сотни его последователей по всей России продолжают бегать по ночным улицам с баллончиками эмали, оставляя на стенах этот вопрос. И бог его знает, сколько людей за эти четырнадцать лет не совершили дурных поступков, увидав поутру на стене надпись: «Зачем?».

Слово «зачем» — важное слово. Важных слов — много. И Тимофей Радя должен был выбрать свое важное слово, которое заставит людей задуматься хотя бы о чем-нибудь, каждого — о своем. Он выбрал «вера». А еще — «ложь». И нашел два подходящих для этих слов дома — на улице Луначарского. Но прежде чем писать, нужно обследовать объект. Радя пытался выйти на крышу через чердак, но замки чердачных дверей оказались надежными, и ему пришлось лезть по пожарной лестнице. Ржавая лестница скрипела и пошатывалась, он глянул вниз и подумал: твою мать, чем я тут занимаюсь! Объект оказался отменным. Трубы воздуховодов, облицованные кирпичом и покрытые ровным слоем штукатурки. Слова будут хорошо видны людям с улицы. Был ноябрь, дождь лил непрерывно, к вечеру стало подмораживать. Переходя ко второй трубе, он поскользнулся и, упав на спину, поехал вниз по скату. Он пытался ухватиться за что-нибудь, но крыша была покрыта тонкой корочкой мокрого льда, и он понял, что сейчас полетит вниз с высоты пятого этажа — на асфальт. Он подумал, что ему будет больно, но недолго, потому что с пятого этажа на асфальт — верная смерть. Но потом его ноги уперлись в оградку. И Радя пополз, держась за нее, по краю крыши — к пожарной лестнице. Страшно стало внизу. «Оно мне надо?» — подумал Радя. «Надо», — и пошел в магазин за новыми башмаками — с хорошим протектором.

К утру следующего дня на крышах домов по улице Луначарского появились слова «ложь» и «вера». Крик души Ради.

Он продолжал подбирать важные слова. И когда на зданиях-близнецах на главной улице Екатеринбурга возникли слова «нападай» и «защищайся», граждане заметили, что в их городе появился стрит-артер «высокого гражданского нерва». Про это и в газетах написали. Потом было «долой смерть», «возвращайся», «благодарю».

Слов становилось все больше, он стал работать с командой. Кирилл, промышленный альпинист, обеспечивает безопасность, Паша отвечает за фото- и видеосъемку, Кузьма добывает материалы. Поклонники переводят деньги на покупку красок, железа, альпинистского снаряжения, на штрафы.

А недавно появилось много важных слов сразу: «Все пули, выпущенные русскими и украинцами друг в друга, на особом счету: они полетят через года. Вырастут девочки и мальчики, которые уже не будут помнить тебя и меня, но пули попадут в их сердца и головы, и они сами будут стрелять друг в друга, теми особенными пулями, которые полетят через года…»

После этих слов к нему в мастерскую пришли люди с автоматоми.

— Кто тут Тимофей Радя? — спросили люди с автоматом Калашникова.

— Я, — ответил Тимофей Радя.

— Это кличка?

— Фамилия. Мой дедушка — металлург Радя. Моя бабушка — доктор Радя. Моя мама — музыковед Радя.

— Это вы написали? — спросили люди с автоматом Калашникова и показали фото: «Все пули, выпущенные русскими и украинцами друг в друга…».

— Я, — ответил Радя.

Прошлой ночью принт с этим текстом размером 3х6 метров они прикрепили к рекламному щиту перед дворцом полпреда президента в Уральском федеральном округе.

— Зачем вы это сделали? — спросили люди с автоматом Калашникова.

— Понимаете, это моя философия, выраженная через уличное искусство, — начал объяснять Радя. — Я люблю надписи на стенах. Первое, что я написал на стене, было для любимой. Работа, сделанная там, где нельзя, обладает особой силой.

Радя цитировал самого себя: это были слова из его статьи под названием «Все, что я знаю об уличном искусстве». Эту статью он написал не на бумаге, нет, а на стене завода слоистых пластиков в Питере. Тогда, закончив писать, он слез со стены, стал в сторонке и радостно наблюдал, как рабочие, спешившие на смену, останавливались, читали его статью и обсуждали между собой. Значит, людям близки его мысли! Значит, народу нужно его искусство!

— Работа, обладающая силой, должна быть сделана там, где нельзя, там, где нет ничего от культуры, — продолжал объяснять он людям с автоматом, — только тогда произойдет детонация. Вот это и есть уличное искусство.

— Детонация? — насторожились люди с автоматом Калашникова.

— В философском смысле этого слова, — успокоил Радя.

— Вы еще и философ?

— Я окончил философский фа­культет.

— А что это у вас там за баллоны?

— Азот, — пояснил Радя, — для инсталляции.

— А что в тех мешках?

— Деньги. Не настоящие, — поспешил Радя, — тоже для инсталляции. Мы зарядим эти купюры в железные олимпийские кольца, подключим баллоны с газом, и они под давлением через специальные отверстия будут вылетать из колец.

Люди с автоматом Калашникова как-то странно посмотрели на Радю, а потом полезли в мешки. Они доставали купюры, перебирали, сыпали их обратно и при этом радовались как дети.

— Вам придется заплатить штраф, — сказали люди с автоматом, — две тысячи рублей. За размещение рекламы в неположенном месте.

— Нет проблем, — ответил Радя.

— Но только настоящими деньгами, — пошутили напоследок.

А вы, когда будете в Питере, поезжайте на завод слоистых пластиков и почитайте статью Тимофея Ради, начертанную на стене цеха.

«По большому счету действительно важных вещей немного, сложность заключается в том, чтобы постоянно помнить о них. Существует несколько языков, способных напоминать о важных вещах, уличное искусство — один из них.

Уличное искусство обладает особым звучанием, передать которое словами не представляется возможным.

Временность — сильнейшая сторона уличного искусства. Эта слабость делает его живым, значит, равным человеку, близким человеку.
Провокация — самый сложный жанр. Если она сделана хорошо — люди обсуждают смысл поступка, а не наглость художника.

Кожура грейпфрута неплохо отмывает эмаль с кожи.

Универсальные ключи для домофона — проход в любой подъезд.

Всем говорите, что вы снимаете кино, и вам не будут мешать.

Пожарная лестница может отвалиться, когда вы по ней ползете».

Читайте-читайте! Видите? Рабочие, спешащие на смену, тоже останавливаются и тоже читают, задравши голову, и обсуждают прочитанное: «Вот же, … , пацанам делать нехрен».

Очерк Дмитрия Филимонова "Радя и смерть" опубликован в журнале "Русский пионер" №46.

Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".