Классный журнал

Коли за риск действительно наливают шампанское, бытие обязано меня утопить в «Мадам Клико». Если рядом намечалась мало-мальски значимая катастрофа, я стоял в первом ряду с контрамаркой.

Когда я женился на своей жене, я ей сказал так: любовь моя, я не обещаю тебе, что стану знаменитым или богатым, но могу твердо обещать, что скучать ты не будешь.

Всякий раз, когда мы куда-то бежали и нам остервенело стреляли вслед, она вспоминала про мое обещание.

Также она вспоминала его и зависая на одной руке над многометровой пропастью в горах Коста-Бланки.

В роддоме шесть раз вспоминала.

Много где вспоминала любовь моя мое обещание. И всякий раз ее беличьи глаза излучали животный восторг и дикую благодарность. Во всяком случае, я так понимаю эту гамму чувств.

Однако речь в моем рассказе пойдет не о нашей страстной любви. Речь пойдет о пожирающем душу чувстве, имеющем свой исток в желании человека стать совершенным. Чаще всего подобное желание, неподконтрольное семейным обязательствам, приводит к безумию или абсолютной уверенности, что цель уже достигнута.

По сути, это одно и то же, поскольку совершенны только ангелы, а они на небе. Что же касаемо людей семейных, то они чаще предпочитают рассчитывать на совершенство своего потомства, и страсть щадит их. Хотя и тут случаются исключения.

Так было и с нашим соседом по даче на Истре — Константином Евгеньевичем Рудаком, физиком-теоретиком, испепеленным шаровой молнией.

Примечательно, что до этого происшествия Рудак много лет изучал закономерности появления сгустка смертоносной плазмы и даже написал соответствующую монографию, но увидеть молнию вживую он сподобился лишь на закате своей научной карьеры.

Как все самое главное в жизни, это случилось неожиданно. Ранним июльским утром Константин Евгеньевич пришел к своему старинному другу Геннадию Ивановичу Перебранкину, фотографу, проживающему на последнем этаже девятиэтажного дома, неподалеку от прудов, по ту сторону моста перед станцией метро «Войковская», за железнодорожной развязкой.

Физик и фотограф были заядлыми рыбаками.

В то утро они намеревались плести сеть и обсуждать возможное вступление в партию «Яблоко».

Не то чтобы они считались людьми политизированными, скорее, даже напротив, но не суть: на выходных в почтовый ящик Геннадию Ивановичу кто-то засунул предвыборный буклет с портретом Григория Явлинского. Григорий Явлинский поразительно походил на зятя Константина Евгеньевича — Витю. Витя был уже десять лет женат на дочке друга — Валентине Константиновне, ученом-палеонтологе, и работал сортировщиком в погрузочном цеху Северного речного порта. До этого Витя успешно торговал ковролином, но что-то пошло не так, деловой партнер Вити спустил все деньги компании в зале игровых автоматов, и после шокирующих объяснений с дагестанскими инвесторами на поминках делового партнера Витя радикально изменил свои жизненные ориентиры.

Как художник по складу ума, Геннадий Иванович не верил в случайности, и поэтому такая поразительная схожесть известного политика и непутевого зятя друга навела его на смелую идею. Константину Евгеньевичу он объяснил так: если подменить на время Григория Явлинского на Витю, то можно будет с Витей сходить в жилищно-эксплуатационную контору и выпросить под «студию» десятиметровый кусок чердака в доме, где жил Геннадий Иванович. В обустроенной студии фотограф намеревался фотографировать женщин в стиле ню. Это сейчас пользуется большим спросом у соискательниц выгодных контрактов для составления убедительного портфолио. Перебранкина, конечно, смущала перспектива провести остаток жизни среди экзальтированных дам в латексе, но тридцать лет делать одни и те же фотографии на паспорт ему опостылело до изжоги и давно не приносило ощутимого дохода.

Был еще один немалозначимый нюанс в миропонимании Геннадия Ивановича. У него, почетного донора РСФСР, на станции переливания отказались брать кровь, мотивируя его зрелым возрастом. Это стало для художника-филантропа абсолютной неожиданностью и большим неудобством. За 32 года донорства его организм выработал удивительные механизмы регенерации: у него в шесть раз быстрее росли ногти и волосы, но самое главное — через месяц после пропущенной сдачи крови Геннадия Ивановича начали терзать приступы жесточайшей вегетососудистой дистонии, что выражалось в панических атаках в лифтах и аллергической реакции на сою. Единственным методом облегчить страдания было регулярно собственноручно скачивать лишнюю кровь в заранее приобретенные в специализированном медицинском магазине силиконовые емкости для хранения крови. Поначалу почетный донор не дерзал выливать свою кровь в канализацию в надежде, что в стране всякое может случиться и 200 литров крови сыграют еще свою особую роль. Для этого Перебранкин заказал по Интернету немецкую, шестисекционную, морозильную камеру и установил ее на чердаке, над своей квартирой. Но приключился скандал: поздней осенью школьники-хулиганы проникли на чердак и перевернули холодильную установку, отчего черная, венозная кровь фотографа растеклась по всему чердаку, причем затопила одно из вентиляционных отверстий, пронзающих корпус многоэтажного дома насквозь, где и стухла.

Смрад, исходивший от стен дома, вскоре заставил некоторых жильцов продать свои квартиры. А те, что остались, те смирились, привыкли и позже были благодарны Геннадию Ивановичу, потому что ни о каких гостях в ближайшие несколько лет и речи быть не могло. «Глаза ело» за сто метров до дома. Окружной муниципалитет был вынужден перенести конечную остановку 24-го троллейбуса на триста метров в сторону и окутать забор игровой площадки детского сада неподалеку колючей проволокой. Мистическим образом смрад провоцировал старых бездомных собак со всего округа приходить умирать именно к этим разноцветным каруселькам и песочнице. Еженедельно ворчливые дворники вывозили с детской площадки грузовик полуразложившихся дворняжек, что тоже районную экологию не улучшало.

Смрад стоял пять лет, потом исчез. Видимо, кровь фотографа окончательно распалась на атомы.

И хотя все произошло еще при Ельцине, в ЖЭКе на Геннадия Ивановича реагировали с плохо скрываемым отвращением и ужасом. Его триумфальное появление в качестве партийного соратника Григория Явлинского давало надежду хоть как-то загладить случившиеся недопонимания со злопамятными коммунальщиками.

Рудаку идея Перебранкина так понравилась своей простотой, что он даже дополнил ее предложением самим записаться в партию «Яблоко» и прийти в ЖЭК вместе с Витей, прикрываясь настоящими партийными «корочками», чтобы минимизировать риски. Как раз его дочь на месяц уезжала в экспедицию на Охотское море, а Витя находился в полной финансовой зависимости от тестя.

Именно это друзья и обсуждали, сидя на балконе и сплетая из зеленой суровой нитки сеть. А день стоял прекрасный: на лубочно-голубом небе плавился белый диск восходящего солнца, где-то у пруда щебетали птицы, мягкий, теплый ветерок то и дело прохаживался по хлопку рубашек старинных друзей. Тут чуткий слух Константина Евгеньевича уловил тихое стрекотание где-то двумя этажами ниже. Он заглянул через край балкона и, к своему крайнему восторгу, обнаружил парящую там шаровую молнию.

Нельзя и посчитать, сколько раз Рудак видел во сне шаровую молнию, но наяву это случилось впервые. Молния медленно, с достоинством сровнялась с головой физика и замерла, словно вглядываясь в его восхищенное лицо. Зачарованный Константин Евгеньевич изо всех сил вытянул к огненному шару желтый, прокуренный язык и лизнул природное явление.

От чудовищного разряда тока у физика звонко лопнули глазные яблоки, разряд также спровоцировал взрыв газового распределителя на кухне, а это повлекло ударную волну, которой его другу-фотографу сломало обе ноги и выбросило с балкона.

Перебранкина спасло только то, что он запутался одной из сломанных ног в рыболовной снасти и завис между этажами, откуда его три часа спасали эмчеэсовцы.

Пока спасатели тащились по московским пробкам выручать несчастного, пенсионерка Носова, живущая на восьмом этаже, сжалилась над фотографом и выставила на подоконник свой телевизор, чтобы верещащий от боли и страха Геннадий Иванович мог отвлечься от бед комедийным сериалом про врачей-интернов. Около часа Перебранкин был вынужден смот­реть сериал вверх ногами, пока сердобольная пенсионерка не сообразила и не перевернула телеприемник.

Вот так метафизическая страсть погубила пожилого ученого и не позволила сторонникам Григория Явлинского провести своего делегата в городскую Думу, а позже и в Государственную. Хотя, казалось бы, были все шансы.

Колонка Ивана Охлобыстина "Плазма и Перебранкин" опубликована в журнале "Русский пионер" №45.

Новый номер уже в продаже.

Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".