Классный журнал

Я выбрал поезд. И не простой поезд, а поезд новый, двухэтажный, № 104 Москва—Адлер. И нужно мне не на Олимпиаду, а пораньше. Чтобы испытать, чтобы протестировать, чтобы подстелить соломку незадачливому болельщику, который, конечно, все перепутает и не учтет.

Я ехал заново открывать Сочи. Заново, потому что шесть лет назад уже ездил туда, чтобы тоже открыть заново и посмотреть новым глазом, в ракурсе города-победителя, города, который только что назначили столицей зимней Олимпиады четырнадцатого года. В те годы, честно говоря, ничто не предвещало праздника спорта и все было против: люди, горы, долины и даже электричество. А ведь без большого электричества, наверное, нет большого праздника большого спорта — так я полагаю.
 

УЗНИК ТЕСТОВОГО РЕЖИМА

Я ехал открывать Сочи, а открыл для себя Казанский вокзал.
На втором этаже, оказывается, есть фудкорт! Там можно выпить чашку приличного кофе или съесть пиццу. Еще тут обнаружился wi-fi, очень отчетливый, но бесполезный. Девушка с огромным ноутбуком оглядывалась по сторонам и как-то растерянно улыбалась:
— Wi-fi есть, а Интернета нет, как же так?

И тут я впервые услышал фразу, которую повторяли потом практически все заинтересованные лица от Москвы до Сочи.

— Вайфай работает пока в тестовом режиме, — объяснила продавщица пиццы.

И стало тихо на вокзале…

Двухэтажный поезд видно сразу: он двухэтажный. Причем жители первого этажа оказываются как бы немного в подвале — перрон высокий. Практически винтовая лестница ведет наверх; на первый взгляд, нижние и верхние купе одинаковые. Но жизнь доказала, что это не совсем так. Дело в том, что я фанат путешествий на верхней полке — можно хоть в самом начале поездки запрыгнуть и всю дорогу спать, читать, смотреть в окно… Упс — в окно смотреть не получится с верхней полки второго этажа. Окно как бы ниже, чем обычно, наслаждаться пролетающей мимо реальностью можно только внизу, сидя. Еще одно неудобство: расстояние до потолка минимальное — даже полусидеть невозможно. То есть, чтобы там оказаться, придется совершить несложный, но акробатический трюк: с приступки как бы нырнуть по горизонтали и попасть головой на подушку. Это как в легкой атлетике — прыжки в высоту в стиле фосбери-флоп. Или по-нашему, по-русски, — спиной. Спиной и в вы­соту.

Я, конечно, сразу стал испытывать функции и опции. Смотрю — wi-fi, но без Интернета. Когда проводник заглянул за распечаткой билетов, поинтересовался.

— Так ведь тестовый режим сейчас.
— А что тестируют-то, если Интернета нет?
— Ну вот тестируют. Сигнал-то хороший.
— Он хороший, может быть, потому что трафика нет.

Человек посмотрел на меня испуганными глазами — рушилась вера в тестовый режим.

Билет в двухэтажку дешевый, я предполагал, что в купе у меня будет полно народу — ан нет, пустота. Зато весь остальной одиннадцатый вагон плотно заселен мужчинами. Очень просто было определить родину этих мужчин — глубоко континентальная Россия. Урал, короче говоря. Все эти люди говорили и орали, как «Уральские пельмени», как «Реальные пацаны» и как «Неzлоб». Орали они в хорошем смысле, но матом. Часть этих людей была в тренировочных костюмах, часть в майках и трусах, что облегчало окончательную идентификацию. На коленях — звезды, на лодыжках — кандалы, пальцы — в перстнях. Я просто спросил у человека-проводника: кто это?

— Да вы не беспокойтесь, у нас тут такая охрана, только дайте знать — высадят мигом, — расшифровал и развил мой вопрос проводник.

А я продолжил исследование. На стенке кнопка — вызов проводника.  Нажал: чаю захотелось, имею право. Один раз нажал, другой — ноль реакций. Поплелся на первый этаж, выяснять.

— Что, опять тестовый режим? Кнопка-то не работает.
— Какая кнопка? — испугался провод­ник.
— Кнопка вызова проводника.
— Работает, просто не слышал, — признался мужественный человек. И видно было, что эту ответственность он берет на себя не первый раз — за весь поезд, а может, и за все РЖД.
— Хорошо, а дайте тогда карточку плас­тиковую — там написано, купе нужно закрывать карточкой. А я как раз хочу закрыть.

Проводник покорно слушал и кивал.

— Сейчас карточек нет, не завезли.
— Тестовый режим?
— Да. — Даже не улыбнулся моей тонкой шутке.
— А когда? К Олимпиаде-то будет?
— К Олимпиаде будет все. — Он оживился и неожиданно исповедовался. — Вот только одно мне непонятно: в вагоне шестьдесят мест, а чайник, посмотрите, только на три с половиной литра.

На столике действительно стояло кипятильное и абсолютно нештатное устройство в цветочек.

— Вот, например, едут люди с детьми в Адлер. Отъехали, обед, потянулись с «дошираком», с картофельным пюре быстрого приготовления — везде нужен кипяток. А как тут хватит — три с половиной литра? — Проводник разошелся, видно было, что кипяток он принимает близко к сердцу. Чем я мог помочь? Да ничем. От этого бессилия я тоже загрустил и отправился в вагон-ресторан, как и обещал.

Короткое путешествие подняло настроение. Раньше, все помнят, идешь куда-нибудь по поезду — мотает тебя по бортам, на стыках вагонов вообще мрак и ад. А тут все гладко и ровно: нажал кнопочку — дверь пискнула и раскрылась. Спокойно, не теряя лица, следуешь до другой кнопочки, на вход в вагон. И так без сбоев до ресторана. А там, внутри, тоже почти красота. На первом этаже бар и кухня, на втором — зал. Я заказал мясную солянку на первое и куриную грудку с орехами на второе. Солянка ничего особенного, а вот грудка прекрасна.

— А вы сами готовите или разогреваете?
— Сами, конечно. — Официантка ждала подвоха.
— Передайте повару, что грудка отменная.
— Да вы и сами можете передать, когда уходить будете.

Спускаясь, обнаружил человека во всем белом, сидящего на полу сверкающей начищенным металлом кухни. Я догадался, что это повар.

— Спасибо, — тихо произнес я.

Гражданин на полу проводил меня взглядом, но не ответил ничего. Понимаю, устал.

Ночь прошла спокойно. Когда уже стало совсем светло, в купе заглянул проводник и виновато сообщил, что опаздываем — где-то в Туапсе или Лазаревской сошел сель.

— Но, думаю, все нормально, оттуда уже пропустили поезд.

Мы опоздали примерно на час, это было даже к лучшему: в отеле все равно раньше времени, то есть часов двух дня, не заселят. Знаю я этот Сочи.
 

РАДУЖНЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ

Я вышел в Сочи Центральном. Сфотографировал на телефон и платформу, и свой прекрасный вагон. Главное теперь — добраться до отеля.

Принципиально я хотел проверить именно относительно новый бюджетный отель. Я бы даже сказал, мини-отель. В центре Сочи, 50—60 долларов за ночь. Букинг.ком предложил десять-пятнадцать таких гостиниц. Все они выглядели, в общем, одинаково. По каким критериям выбрать? Полдня ломал голову и решил пойти символическим путем, наперекор, в каком-то смысле протестно. Выбрал отель «Радужный», самим названием опровергающий враждебность столицы Олимпиады к сексуальным меньшинствам. Я не был уверен, что владельцы и все причастные в курсе возможной трактовки, — вот и проверим.

Доехать от железнодорожного вокзала до гостиницы просто. Главное — спрашивать на каждом шагу, где перейти через дорогу, где остановка автобуса, в какую вообще сторону надо двигаться, идет ли эта маршрутка до нужного места. Информативность на остановках практически нулевая, а держать в голове все хитросплетения маршрутов не имеет смысла.

В общем, я проехал свою остановку. Впредь решил действовать наверняка: нашел начало нужной улицы и обратился к двоим полицейским с папочками — я был уверен, что это участковые.
Стражи порядка призадумались. И вдруг сразили наповал:
— Спросите у кого-нибудь, мы не местные.

Но в это мгновение подошли еще двое, тоже с папочками. Я к ним. Они — то же: мы не местные. А чего же вы тут делаете? Работаем. А местные есть? Четверо в черной форме задумались.

— А, вот местные идут!

В горку поднималась очередная пара служивых.

— А откуда знаете, что они местные?
— По лицам, — засмеялись все четверо.

Интуиция подвела: парочка оказалась тоже не местной. Я уже стал беспокоиться: на моих глазах собралась критическая масса полицейских с папочками. Они смотрели друг на друга, но я чувствовал, что еще немного, и примутся за меня всерьез. Я перешел на местных жителей. Молодка и пожилой мужчина дали два диаметрально противоположных совета. Так они и стояли кучкой: шесть человек в форме, девушка и дедушка с палочкой; они стояли уже молча, в некой прострации, сами недоумевая, где же находится отель «Радужный».
Я разрубил гордиев узел одним звонком в отель.

Бросил вещи в номер, пошел гулять, исследовать окрестности, подмечать разительные перемены, о которых только и слышал из Фейсбука да по телевидению.
 
ПЕРЕХОД С ПУПЫРЫШКАМИ

Вообще-то я совсем не узнавал Сочи. Раньше ведь что тут было самое веселое? Кроме шашлыка, я не припомню каких-то ярких развлечений в главной здравнице страны. А вот теперь есть «Колобок» — это моя первая столовка в городе. Возможно, она и раньше существовала, но теперь-то — другое дело! Теперь через дорогу — недавно открытый храм Владимира Равноапостольного, спроектированный и разрисованный будто художником Васнецовым или Поленовым; обок храма — величественный бизнес-центр «Олимпийский», тоже ведь не просто так возникший. И самое главное — подземный переход! Да такой фундаментальный, что в Москве не везде подобный имеется. Наскоро перекусив свежим «оливье», запив кофе по-восточному из элект­рической, кстати, джезвы, нырнул в это чудо на Виноградной горе. Переход не обманул ожиданий — предусмотрено все: и рельсы для колясок, и плитка для слепых. И все — в мраморе, если не в граните. И выныриваешь на другой стороне со странным чувством, что ты на Монмартре, не иначе: солнце, холодный ветерок, вид на речку Сочи и одноименный город…

Стоп, стоп, а это зачем?

Я было проскочил рабочего, который колдовал над ступеньками. Что-то в его действиях показалось мне подозрительным. Пригляделся: человек методично долотом сбивал с плитки специальные пупырышки.

— Что происходит? — Я правда удивился.
— Я не знаю, — вздохнул молодой парень и виновато улыбнулся. — Пришла женщина и сказала убрать.
— Но их тут тысячи!
— Да, это странно. Но что делать? А потом приказано отшлифовать.
— Так какой смысл?
— Вот и мы не знаем. — К нам подошел мужчина. — Я бригадир, а вы кто?
— Я турист из Москвы. — Я решил обнаружить лишь часть всей правды про себя.
— А… — Мне показалось, он не поверил. — Турист… Ну вот видите как… А все сделали по проекту. Плитка очень дорогая, тысяча рублей каждая, три месяца ждали ее. Положили — и на тебе…
— Может, это из-за того, что каблуки женские застревают? — высказал я предположение. Других женских мотивов я придумать не мог.
— Да нет, она не на каблуках была. — К нам подошел третий мужчина, постарше. — Я прораб, я точно знаю, что мы все сделали по проекту. Вот видите: крупные шипы сигнализируют слепому, что начинается новый лестничный марш, плитка с продольными рейками показывает направление движения — ну, слепой палочку в них вставляет. А мелкие шипы, которые мы вынуждены сбивать, говорят, что начинается спуск по лестнице. Вот так.
— И зачем убирать их?

Мужчины опустили глаза.

— Нам это пока не понятно. Возможно, — прораб, как нормальный мужчина, попытался взять ответственность на себя, — начальство решило, что информации от больших шипов достаточно слепому, мелкие уже лишние.

Я считаю, что мы хорошо поговорили: теперь у парня есть хоть какое-то объяснение этой загадочной работе. С хорошим чувством я вернулся на автобусную остановку и направился в центр.
 


ПЛЮШКА НОВОЙ ЮРИСДИКЦИИ

Первым делом надо найти знакомые места. Вот они: «стекляшка», которая еще несколько лет назад считалась самым прогрессивным местом в Сочи — с точки зрения торговли. Тут появились первые олимпийские сувениры — еще совсем нелегальные, робкие, неоформившиеся. Теперь здесь  — рестораны, пабы, магазины, кафе — все, что нужно транзитному человеку, который не знает еще точно, что ему нужно. В двух шагах увидел знакомую вывеску кондитерской «Синабон» и решил выпить кофе с плюшкой. Кофе оказался достойным, плюшка еще вкуснее, чем в Москве. Изучив выходные данные чека, сообразил, что сетевая кофейня не российской юрисдикции, а украинской — это объясняло нежнейшее качество плюшки.
 
Во время кофе-брейка еще раз прокрутил в голове план действий. Два дня у меня должно уйти на изучение олимпийских объектов: часть из них, как известно, в Красной Поляне, в горах, а часть — на море, в Имеретинской низменности, это рядом с Адлером. После официальной части — Сочи цент­ральный. По моей версии, болельщики не смогут все время сидеть у своих стадионов: им нужна разрядка, может быть, даже ночная жизнь — и Сочи должен ее предоставить! Но версия требовала проверки.

На юге темнеет быстро… Но почему-то никак не темнело. Солнечный свет стелился по улицам, но не стихал. Я сделал еще несколько шагов вглубь и оказался на Центральном рынке. Гранатовый сок тут стоит пятьсот рублей литр. В Москве — восемьсот, если поторговаться. Хотел делать селфи на фоне живописных туш, но мужик, который сидел под тушами, стал отговаривать:
— Ты это, приходи завтра, с утра пораньше, часиков в пять-шесть. Тут и баранина будет висеть, и свинина, и, может, еще чего. А сейчас одна говядина — разве это ассортимент!

Под впечатлением от туш я сделал пару неуверенных шагов по площади и увидел высотку. Значилось: «Александ­рия», торговый и бизнес-центр. Стекло и бетон, как теперь принято в Сочи. На одном из входов написано: «Moscow street, 14-й этаж». Я запросто вошел в лифт и нажал единственную кнопку. И взмыл. В конце пути обнаружился ресторан и его руководитель Марина.

В ходе короткого, но содержательного разговора выяснилось, что ресторан только что открылся; что организовали его москвичи; что выигрывать конкуренцию намереваются за счет вкусной еды и интерьера. И еще — панорамного вида на Сочи.

— Ну а Олимпийские игры — вы ведь к ним подгадали?
— Конечно, нет, — не моргнув глазом ответила Марина. — Просто все тут долго делается — согласования разные, подбор персонала. Сочинцы, они такие…

— Какие же они? — Мне не терпелось раскрыть первую тайну великого го­рода.
— Медленные. Мой муж, владелец ресторана как раз, называет их «утомленные солнцем». Ну ничего, справляемся. А для Олимпийских игр у нас есть телевизоры, будем, конечно, транслировать. Там, на втором этаже.

Я пробежался по меню и заметил «буйабес». Надо обязательно попробовать, пронеслось в голове.

Правда, стало уже действительно темно, и я вернулся в отель. Заказал такси на самое утро, поднялся в номер. Самой главной новостью стало отсутствие горячей воды. В чем дело?

— Да бог его знает, — с жаром объяснил мне мужчина на рецепции. — Загадка какая-то: батареи горячие, а горячей воды нет. Завтра починят.
Перед сном раз пять или шесть истерически отключался свет — но на минуту-другую, не дольше. Связь времен, не иначе, подумалось перед сном.
 


СНЕГ С ЗАПАСОМ

До Красной Поляны можно доехать на электричке «Ласточка», но я решил испытать другой, тоже новый маршрут. Только что открылось новое шоссе в горы — вот по нему-то я и поехал. Использовав все свои связи, оказался в тестовом автобусе на Красную Поляну. Эта эксклюзивность чуть не вышла боком: в районе Хосты мы встали в пробку.

Да как же так, думал я про себя, обещали убрать затруднения к Олимпиаде. А тут и намека нет на решение проб­лемы — как была пробка от Адлера до Сочи и обратно, так и осталась. Какой смысл городить все эти железные дороги и туннели в горах, тратить государственные деньги и истощать Фонд народного благосостояния? Водитель тестового автобуса, наверное, услышал мой внутренний монолог, а может, и выражение моего лица не оставляло сомнений, о чем я размышляю.

— Ну а что железная дорога — город-то тупиковый. Вылетных магистралей нет — тут никакие поезда и дублеры не помогут. Слышал, должны вот-вот открыть объездной путь — только на это надежда. А так надо было на элект­ричку садиться, уже были бы в Красной Поляне.

На поезд еще успею… Потеряв минут сорок, мы проехали Адлер и на развязке взяли левее. Пошла та самая новая дорога — параллельно железной. Чистая и свободная. Такая свежеиспеченная и невинная, что даже в огромных туннелях чистота, будто не на трассе, а в квартире. Ни на секунду не пожалел, что выбрал автобус. Но настоящий шок подстерегал на въезде в Эстосадок, да и потом, когда мы проезжали Розу Хутор. Нет, я не совсем уж дурачок, я понимаю, что этот курорт как-то должен был измениться… Но дело в том, что последний раз, когда я сошел на остановке «Красная Поляна», я очутился на обочине небольшой деревни, по пояс в снегу и по колено в грязи. Меня приветствовала стайка счастливых поросят. Работало одно кафе, где удалось выпить чаю. А путь на такси до подъемника стоил двести рублей — это шесть лет назад, это за пару сотен метров. А теперь что?


А теперь, друзья мои, я въехал в новый город. Не так я представлял себе горнолыжный курорт, не так. А как? Я его представлял себе в виде деревенек из одноэтажных, в крайнем случае двухэтажных шале, избушек и заимок. Как, предположим, в Вистлере, горной столице прошлых, ванкуверских, Игр. А тут, в Красной Поляне, меня обступили многоэтажные кварталы. Сравнить их могу со сталинским классицизмом, с монументальностью элитной застройки в столице нашей Родины. Неширокая горная речка забрана в просторные набережные с фонарями и настоящими каменными мостами. Главное (так мне показалось, пока мы ехали) — никакой стилизации или архитектурной иронии, игры: все по-настоящему. Жилой район мегаполиса, где львиную долю жилого фонда отдали отелям с мировым именем. И стройка продолжается: бетономешалки месили, краны вертели своими стрелами, рабочие наяривали новые и новые этажи.

Не успел опомниться — надо выходить из автобуса. Теперь наш путь — в «Лауру», биатлонный стадион и стадион для лыжных гонок. Туда только на подъемнике, а на подъемник — сквозь просторный терминал, в котором и магазины «Боско» с олимпийскими сувенирами и одеждой, просто одеждой и еще бог знает с чем. А главное, везде банкоматы, всюду указатели, да такие, что не заблудишься. Прыг — и ты уже в люльке, которая мчит тебя на приличной скорости наверх. Вышел — и почти уже на биатлонном стадионе, за ним, в километре, и лыжный стадион. По дорожкам снуют шустрые квадроциклы, но такие компактные, маневренные. Здание биатлонного стадиона лично мне напомнило телецентр крупного города. Рабочие общаются на английском. Кое-где слышна и сербская речь — славянская, во всяком случае. По периметру бодро прогуливаются полицейские — все как на подбор в зеркальных солнцезащитных очках. Они ходят, встречаются друг с другом, перебрасываются парой слов. Может, мне солнце застит, но полное ощущение, что люди в черной форме широко, безудержно улыбаются: горам, солнцу, друг другу. Чтобы как-то сбросить наваждение, сделать картинку более реалистичной, задаю вопрос человеку в очках: а что, снега-то хватит?

Конечно, странный вопрос, согласен: снега уже до хрена. Но ведь известно, что тут устроено хранилище искусственного снега. Ведь неспроста?

— Снега много, но снега много не бывает, — отвечает человек в черном. — Тут искусственный снег как? Его кладут на землю, а натуральный снег уже сверху сам припорашивает.
— Зачем?
— А так надежнее. Ведь как: искусственный землю охлаждает, и натуральный ложится и на холодную землю, и на холодный искусственный снег. Это значит, что даже если будет плюс, натуральный снег не сойдет, не растает. Не говоря уж про искусственный. С запасом!

Это точно, хорошие слова — «с запасом». Все тут сделано с запасом, не поспоришь.


Вниз по канатке. С краю на скамейке сидит рабочий, несколько человек обсуждают наклейку на кабинке: в красном треугольнике человечек что-то копает. Версии разные: не ковыряться в кабинке; если она упадет, не раскапывать, и в таком, немного нервном духе. Рабочий не выдерживает:
— Это значит, что кабина для рабочих, вот и все.
— А сколько занимает путь вниз?
— Ну, сейчас мы едем на шестерке — это минут пятнадцать. Если на максимальной скорости, на десятке, — да минут десять-двенадцать выйдет. Все одно и то же спрашивают. А еще все думают, что это не трос тянет, а колесо кабины едет, на моторчике. — Парень вдруг искренне, простодушно рассмеялся. — И никто не сообразит: а как такое возможно-то? Это что, у каждой кабинки автономный мотор, что ли? Ну вообще…
— А что еще люди спрашивают?
— Спрашивают, где Путин будет подниматься и какая у него кабинка.
— И какая у него кабинка?
— Да уж… Думаю, там поудобней, чем в этой. И столик есть, и шампанское наливают. — Молодой человек усмехнулся.
— Может, она и ездит быстрее?
— Это вряд ли. Быстрее десяти метров в секунду техника безопасности не разрешает. Кто будет рисковать, а?
Я согласно кивнул головой, посмотрел вниз. Там, внизу, была протоптана пешеходная дорожка, которую пересекали редкие следы диких животных. Скорее всего, волков. Хотя, как мне рассказали, не так давно тут и медведя видели.
 


НЕГЛУБОКИЙ ГОРОД

Должен сказать, движение по Красной Поляне оживленное: строительные грузовики, тестовые автобусы (такие будут бесплатно развозить болельщиков на объекты), личный автотранс­порт. Жизнь бьет ключом, можно сказать. До любого объекта добираться не более получаса — это с учетом, например, канатной дороги. А канаткой придется пользоваться поклонникам горнолыжного спорта и экстремальщикам. Путь к горнолыжному стадиону пройдет через этнодеревню — «Россия в миниатюре», как объяснили. Мне ее посмотреть не удалось, не достроена еще, а болельщикам не миновать.

До двух стадионов — на автобусах. До «Санок» (санный спорт, бобслей и скелетон) и «Русских горок» (прыжки с трамплина и двоеборье). Мне на объезд всех горных олимпийских объектов понадобилось всего часа три. В Ванкувере на это ушло два дня. Спортсменам, если кто за них беспокоится, тоже удобно. Горная Олимпийская деревня стоит прямо у служебной канатки — для участников и официальных лиц. Хоть пешком до нее. А лыжники и прочие саночники — на автобусе. Тоже не больше получаса на дорогу. Когда уже собрался спускаться, синхронно заработали пушки искусственного снега; под этот салют прыгнул в кабинку подъемника.

Я не стану скрывать: больше всего мне хотелось спуститься вниз и пройтись по набережной, вдоль нового города, осмотреть Розу Хутор. Вблизи она оказалась еще больше похожа на город. Короткий, неглубокий, но город. Одна олимпийская деталь: тут достаточно ресторанов и кафе, но нет специальных спорт-баров, посмотреть соревнования внутри заведения не получится. Потому что есть специальное место — площадь с огромным экраном: по идее, все вместе должны болеть на свежем воздухе и практически живьем. Ну, может, так и надо.

Людям Олимпиады повезет: к их приезду достроят мост, который прямо с набережной выводит к станции. Я же пробирался по обочине дороги с оживленным, как я уже сказал, движением.

На вокзале новой конечной станции «Красная Поляна» сухо, чисто, тепло. Все как положено: есть кассы с живыми девушками, которые сориентируют по расписанию, существуют и бездушные автоматы. У бездушных автоматов мало что спросишь и они не улыбаются, зато могут продать билет на любой день. От «Красной Поляны» до центра Сочи — 112 рублей и час двадцать езды. Перед турникетом — досмотр. Все говорят, что как в аэропорту, но я уточню: как на входе на стадион, когда играют, скажем, «Динамо»—«Амкар». То есть телефоны, ключи, мелочь на полку — что у вас в сумке — спасибо, проходите. Станция просторная, в любой точке периферическое зрение замечает туалет, строго трех видов: женский, мужской и для инвалидов. Соответственно лифты для колясочников. Диктор объявляет время прибытия поезда и время отправления в обратную сторону. Даже вечерняя электричка почти полная, свободных мест всего ничего. Точно по расписанию я на сочинском вокзале, через полчаса — в гостинице.

Первый вопрос: есть горячая вода?

Ответ — нету горячей воды, завтра.

Сон тревожный, слышу, как многократно отключается электричество. И многократно включается. Электричество тут не сдается без борьбы.
 
От Сочи до Олимпийского парка на «Ласточке» — пятьдесят минут. Лучше так, иначе опять утром в Хосте пробка. Десять минут бодрым шагом — и ты на площади стадионов. Все спортивные сооружения столпились вокруг Олимпийского факела   — стелы, которая «держит» архитектурную композицию. Те же десять минут потребуются, чтобы обойти главные сооружения: «Фишт» — там будет открытие, а потом, в восемнадцатом году, игры чемпионата мира по футболу; ледовую арену «Шайба» — женский хоккей, паралимпийский хоккей, матчи отборочного мужского турнира; «Большой» — главный хоккейный турнир; «Ледяной куб» — турнир по керлингу; «Адлер-арену» — центр конькобежного спорта; «Айсберг» — фигурное катание и шорт-трек. Вот и все, в смысле — вот так все просто. Это, конечно, феноменальная история. Я помню, как в Ванкувере приходилось бороздить этот немаленький город, чтобы попасть от одного объекта к другому. А тут вышел со станции — ты уже в гуще событий.

Еще одна замечательная штука — близость Олимпийской деревни. Пять-семь минут до стадионов. Из окна видно. Я, конечно, сразу туда. Замечательные дворики, такая средиземноморская архитектура, я бы сказал, — с бассейнами, беседками… Потянул дверцу двухэтажного коттеджа — открыта. Совершенно беспрепятственно проникаю в олимпийское жилище. Ну да, тут все должно быть лаконично, по-спартански. Из излишеств — яркие пододеяльники. А, ну и sea view, конечно: с балконов и из окон. А так все беленько, чистенько. Нашел комнату для тактических занятий: стол для совещаний, доска для рисунков и, конечно, сейф. А где еще секреты хранить? Короче говоря, внутри не так нарядно, как снаружи. Можно не завидовать спортсменам, хотя официально это самые просторные апартаменты в истории зимних Игр. Не знаю: то, что показывали в Ванкувере, было несколько увлекательней.


Прямо скажу: вот и все олимпийские объекты. Изучение отняло пару часов.

Вокруг — гостиницы (выделяется гостиничный комплекс «Богатырь» в теремковом, псевдорусском стиле), низкорослые постройки, виднеется стадион для «Формулы-1». Это все уже после Олимпиады, нас это не касается.

Краем глаза заметил здание, которое несколько возвышается над остальными. Проник внутрь — оказалось, отель «Рэдиссон Блю». Хорошо. А вот, говорю, ваш отель такой высокий и прекрасный — ведь наверняка с крыши открывается замечательный вид на все олимпийское хозяйство. Да, говорят, наверняка. Но крыша закрыта, вот в чем дело. А без крыши можно как-то обойтись? Без крыши, говорят, обойтись очень трудно, но можно. Главное — какая цель? Цель, терпеливо объясняю я, очень хорошая: посмотреть на Олимпиаду с высоты полета, оценить масштаб и размах. Вот, отвечает мне уже представитель охраны, если бы вы были гостем нашей гостиницы, у вас бы были все права подняться на верхнюю веранду и полюбоваться открывшимся, захватывающим дух видом. Ну так я он, гость! Посмотрите на меня — лучшего гостя вы не найдете все равно.
Говорил я очень долго и страстно. Показывал все документы, которые у меня были, включая билеты на элект­ричку. Человек терпеливо слушал и, скорее всего, терял бдительность. Когда я иссяк, он спросил: а вам там долго?

Да какое долго! Десять минут — и миссия выполнена. Хорошо.
И мне дали в сопровождение очень серьезного и очень высокого человека. Человек молча открыл дверь на веранду и тактично встал в сторонке, чтобы не мешать. Вид был замечательный, но, конечно, хотелось бы повыше и поближе. Высокий умел читать мысли:
— Вы стульчик возьмите, повыше будет. Вы же не первый тут. Только не прыгайте вниз, — пошутил высокий. А может, и не пошутил.

Я встал на стульчик, теперь мы были с ним одного роста. Мы оба цепко и меланхолично вглядывались в даль. Левым плечом я почуял, что мой спутник хочет поговорить.

— Лепота! — Я решил помочь ему.
— В каком смысле?
— Ну, в смысле, красота-то какая!
— Это кому как.
— А что же так пессимистично?
— А потому что главный вопрос — как все это сохранить? Все эти строения.
— Ну как… Я слышал, что некоторые стадионы разберут и на другом месте поставят — керлинговый стадион, например. Или, скажем, «Айсберг»: слышал, из него сделают велотрек. Но и вроде оставят возможность лед заливать.
— Вот именно. Это же сколько электроэнергии уходит на обслуживание! Я вот что думаю: после Олимпиады для начала надо разобрать все катки — сразу экономия. Ведь лед основную энергию сжирает. Так?
— Это я не знаю…
— Так, так. А дальше уже по мелочи можно оптимизировать. Мебель распродать, еще что-нибудь… Олимпийскую деревню, ясно, продадут на отели и частникам. Главное — стадионы!

Мы еще постояли, посмотрели вдаль. Наследие Олимпиады в надежных руках, если вот такие простые сочинцы озаботились. Вниз мы с высоким человеком спускались молча — все уже обсудили.
 


ЛАСТОЧКИНО ГНЕЗДО

Вокзал Адлера — большой и новый. Снаружи, говорят, похож на волну. Изнутри он рационален и даже скучен. Оживляют натюрморт яркие автоматы с кофе и газировкой. И казаки. Тут они как-то сконцентрированы. Может быть, и с целью разнообразить визуальный ряд. Только я попытался сфотографировать одного такого, проверяющего документы граждан, полиция меня и зафиксировала. Нельзя снимать стратегический объект. Это кто стратегический объект, казак? Вокзал стратегический объект. А вы казака фотографируете? Это можно. И даже нужно — они все равно тут мешаются. Если что случится, ответственности никакой. Так, для красоты тут.

— Да вроде и так красивый вокзал получился. — Мне захотелось поднять настроение полицейскому.
— Чего в нем красивого? Мне не нравится.
— Почему?
— Да потому что входов и выходов много, вот почему. Как тут все контролировать, как? — в сердцах сказал лейтенант и отошел в сторону.

А я воспользовался разрешением.


Василий, казак
— У меня дед казак. Я программист, но нигде не учусь — только патрулирую на вокзале. В штабе сказали тут дежурить. Мы следим за порядком, можем что-то делать только в присутствии полицейского. Мне все тут нравится, и форма тоже. В армии не служил — не взяли. Я болельщик бобслея; если получится, если служба позволит, съезжу в Красную Поляну, посмотрю.
 
Из Адлера — домой, в Сочи. В помещении сочинского вокзала, на втором этаже, олимпийские кассы. Девушка Екатерина из Тольятти делает такой прогноз:
— Хоккей и фигурное катание уже раскупили, да вообще, очень много видов спорта раскуплено. Думаю, во время Олимпийских игр еще можно будет билеты на керлинг купить и на прыжки с трамплина, они как-то не очень продаются. Да, и на женский хоккей должно хватить. А на открытие и закрытие — нет, уже давно все продано.
 


НАСТОЯЩАЯ «РАДУГА»

В «Радужном» новое лицо на рецепции — женщина, истинная кубанская женщина: статная, строгая, красивая особой красотой.

— Воду починили?
— Да.

Я бегу в номер, проверяю, возвращаюсь.

— Нет, холодная.

Красавица смотрит прямо в глаза: надо подольше подержать, нагреется.

Возвращаюсь, открываю, сижу у раковины, подставив палец под кран, не менее пяти минут. Просто интересно. Чувствую, как весь организм коче­неет.

— Дорогая моя, вода все равно холодная.

И вот наконец темперамент ее горячим водопадом, гейзером каким-то обрушивается на меня:
— Какая я вам «дорогая»! Я вам не «дорогая»! Вот предупреждали меня, что с вами очень сложно, так и есть. Подумаешь, горячая вода — мы так каждый день живем, и ничего. Это же Сочи, понимаете — Сочи, и этим все сказано.

Я задумался на минуту, вспоминал: где я создал этим замечательным людям сложности? Два раза заказал такси — так это входит в перечень услуг. Задавал неприятные вопросы про горячую воду? Попросил чашку с тарелкой, которые специально приготовлены на входе? Загадка. Я понял, что не в силах ее разгадать.

И съехал из «Радужного» в санаторий «Радуга», он в ста метрах.

И я обрел счастье. Во-первых, меня тут сразу вылечили — по дороге я подвернул лодыжку, все путешествие оказалось под угрозой. Но в «Радуге», узнав о моей травме, только обрадовались. Над моим голеностопом склонились врач и медсестра. В ходе искрометного консилиума решено было бинтовать. Но перед этим выдали негнущуюся грелку со льдом. После охлаждения — фастум-гель и повязка. Все это было сделано совершенно бескорыстно и согласно клятве Гиппократа. Единственное сомнение было у медсест­ры — давать мне грелку со льдом в номер или не давать. Грелки сейчас редкость, намекнула сестра. Я благородно оставил лед в кабинете.

Наутро нога была в прекрасной форме. А завтрак добавил оптимизма: таких морковных котлеток я в жизни не ел. А эти взгляды выздоравливающих женщин за соседним столиком! Короче говоря, обрел новую жизнь и смысл. И, конечно, навестил дендрарий. Он открылся после ремонта.

Дендрарий — это совершенно бесполезное место, которое необходимо посетить. Тут есть все: редкие растения, подвесной мостик, пруд и павлины. Но главное — люди. Женщина, пропагандирующая магнитики и китайские складные вазы для фруктов, поделилась радостью:
— Наконец Сочи стал нормальным городом. Как за границей — отели высокие, сервис. Наверное. Мы привыкли в каком-то загоне жить, а я много по миру езжу, в Турцию например. Там ведь совсем другое дело. И у нас теперь так. И железная дорога есть. Вообще, Олимпиада, я считаю, это очень хорошо. Мы бы без нее никогда не выбрались из этого… состояния своего. Много, конечно, сил на это ушло, денег. А вы знаете, что Путин и Медведев через каждые два дня сюда приезжают — контролируют стройку и вообще все? Да нет, точно вам говорю, они тайно приезжают, это всем известно. Иначе бы к сроку не успели. А теперь Сочи — настоящий.

Но стоило мне отойти на двести метров, охранник дендрария настойчиво решил изложить свою версию.

 Владимир Алексеевич, охранник
— Мафия, московско-грузинская мафия все захватила. При коммунистах как было: никаких высоток. Едешь на автобусе по Курортному проспекту, любуешься, море видно. А сейчас настроили уродин. Где море? При коммунистах как было: лежишь на пляже — медсестра к тебе подходит, пульс меряет, давление всякое, следит за здоровьем. А теперь? И экология стала — дышать нечем. Вот полицейские курят, они из Ленинграда к нам приехали. А нельзя у нас тут курить, запрещено. А, пусть курят, я их знаю, молодые ребята. Москвичи нас захватили!

Из дендрария плавно на автобусе еду в центр, поближе к вокзалу. Действительно, моря и не видно, так, то «Жемчужина» бок покажет, то концертный зал «Фестивальный» — а ведь его должны были снести, но сочинцы отстояли. И молодцы: он красивый, уникальный, с естественной, открытой акустикой. Вот что подумалось: все, что было заметно в Сочи раньше, теперь — на вторых ролях. Все эти милые музеи, Зимний театр, Морской порт, парк Ривьера, вся эта курортная архитектура и вообще эстетика отступили. Скажу даже определеннее — заняли подобающее место, неглавное. Сочи пытается стать современным городом, но пока впопыхах, к событию, по случаю. Есть только виртуальная доминанта — Олимпиада. Но она в марте исчезнет, и придется решать задачу: а что в Сочи главное? Курорт с советскими милыми, но архаичными санаториями? Спортивный центр с роскошным горнолыжным центром, небывалым для тропического города средоточием спортивных сооружений очень хорошего уровня? С другой стороны, это шанс, не обещание, а готовая исходная позиция. Зачем выбирать — делай и то и другое. Надо просто смириться с ситуацией, принять Олимпиаду — и будет счастье.

В таких противоречивых мыслях я зашел в заведение «Рис», сетевое, родное — в смысле, рожденное в Краснодарском крае. Есть хотелось. Сделал заказ и заметил за столиком у входа молодого человека в футболке с коротким рукавом — правое предплечье украшала свежая татуировка. Свежая, потому что обмотана целлофаном. Вот она, неформальная молодежь, за ней будущее!
 
Ярослав, повар
— Зашел выпить немного алкоголя — мастер сказал, что надо, чтобы температура не повысилась. Я живу в Хосте, сюда редко приезжаю. Так, развлечься или вот новую картинку набить. Мы с мамой переехали сюда из Обнинска, так получилось. Мне тут нравится — климат в основном. Работа есть. Я в пиццерии «Ла страда» работаю, мы там в дровяной печи делаем пиццу. Мало кто верит, но это правда. Дом строим — был недавно шторм, полкрыши снесло, собирали ее по всем окрестностям. Я не знаю, лучше стало сейчас или нет… Летом тут прям цемент в воздухе стоял, пахло, как на стройке. В злачные места особо не хожу. Знаю, есть стриптиз, клуб «911». Еще, не поймите неправильно, существует «Маяк» — у меня друг туда любит ходить, ну и я был. Там хорошо, спокойно. Вообще, по сравнению с Москвой или Обнинском народ тут довольно агрессивный, это в основном напрягает.


 СЛУЖБЫ ЭРОТИЧЕСКОГО СПАСЕНИЯ

У Сочи будет гей-френдли на время Олимпийских игр. Так обещали руководители страны. Это трудная задача: нужна инфраструктура, нужны осязаемые доказательства и подтверждения. И вся ответственность легла на ночной клуб, кабаре «Маяк».

Все знают, где «Маяк»: это что-то типа флигеля рядом с гостиницей «Приморская». Для джентльменов вход 300 рублей, для дам — 500.
Роман Кочагов, владелец заведения, соглашается:
— А я так скажу: тут натуралов, наверное, даже больше, чем геев. И девушкам тут нравится — тут никто по заднице не хлопнет, атмосфера приличная. К концу дня проститутки подтягиваются. Напьются — начинают к бедным геям приставать. И очень обижаются, когда остаются ни с чем.

Для контраста нужно было срочно в «911» — срочно несложно, тут рядом, в той же «Приморской». Но это слишком просто; есть еще один, новый «Девятьсот одиннадцатый», у Морского вокзала. Я думаю, специально под Олимпийские игры.

Новый клуб нашел себе беспроигрышное место — над самым популярным в Сочи клубом «Лондон». Вот представьте себе: безликие двери гостиничных номеров, а одна дверь украшена световыми гирляндами. Правильно, это и есть стрип-клуб. Администратор, с которой я договаривался, разрешила даже фотографировать танцующих девушек. И вообще, сказала она, делайте что хотите. Я сразу и воспользовался — в смысле, стал фотографировать на телефон.

Танцовщица прекратила танец и подсела ко мне.

— Сотрите сейчас же.
— Мне старшая разрешила.
— Да мне плевать. Я вам не разрешаю.

Что-то мне напомнил этот разговор… А, точно в такой же интонации разговаривала со мной статная администратор из «Радужной». Танцовщица была еще статнее, еще загорелее, и немалое тело ее обвивала обильная цветная татуировка. То есть у нее было пре­имущество по сравнению с администраторшей — и я уступил, мы, прижавшись друг к другу плечами, наблюдали аннигиляцию последней картинки.

Мне осталось в бар. И наконец именно из-за стойки мне улыбнулись.

Кристина, бармен «911»
— Я из Москвы приехала: интересно, Олимпиада все-таки. Причем хитро так поступила. Купила билет на один хоккейный матч, оформила паспорт болельщика — мне теперь регистрация не нужна. Тут сейчас с этим очень строго. Конечно, скучаю уже по Москве. Из экзотики тут — «Сувлачные», шаурма. Я сначала брезговала, а потом распробовала, прикольно. Общественным транспортом почти не пользуюсь, на такси перемещаюсь. Тут дешевое такси, по городу двести-триста рублей. Да, с горячей водой жесть. У меня отключили на четыре дня — я чуть с ума не сошла. Курить даже начала, хотя давно уже бросила. А посоветовать могу только «Лондон» — как профессионал скажу, там отличные коктейли.
 

ТАК ГОВОРИЛ СИНОПТИК

Владимир неожиданно вдавил педаль газа в пол, и немолодой уже «мерседес» весело, соскучившись будто, рванул в горку. Наконец-то серпантин, опасность и скорость. Мы ехали смотреть на Олимпиаду с настоящего высока. На обочине стоял мужчина в ярком халате и изумленно оглядывал окрестности.

— Тут баня, — коротко пояснила Лилия Петровна.

Мотор опять взревел, мы бросились атаковать вираж вдоль долгого, бесконечного забора, за которым возвышался дом желтого цвета.

— ФСБ наш, — продолжала пояснять Лилия Петровна.

Наконец мы добрались до импровизированной смотровой площадки.

— Смотрите, какая красота. А ведь еще пять-шесть лет назад ничего не было.

Я смотрел вниз и видел новый город. Не Сочи, не Адлер — просто новый, футуристический, оторванный от реальности город. Я не знаю, хорошо это или плохо, что оторванный от реальности. Если бы подготовка к Играм отталкивалась от инфраструктуры Сочи-Адлера, если бы учитывала народные настроения («утомленные солнцем») — что бы тут вообще получилось? Вот говорят: зачем в субтропиках зимняя Олимпиада? Не знаю, прикольно. Яркое солнце, полное ощущение холодного лета — а тут тебе и лед, и пламя, и снег с санками. Да хотя бы из-за контраста стоило. Да, а в феврале-то погода не изменится? Я спросил Лилию Петровну, местную жительницу и волонтера Олимпиады. А еще, кстати, профессионального метеоролога.
 
Лилия Петровна, волонтер
— Погода такая же в общем, может, чуть ветренее. Штормами пугают — так они постоянно тут, ничего такого уж экстраординарного не припомню. Я, вообще, за Олимпиаду. Когда меня сократили из метеослужбы аэропорта, устроилась в Сочи. Тут не каждый день, появилось свободное время. И пошла в волонтеры. Мне это все интересно, я катков вообще никогда не видела — а тут уже поработала на нескольких соревнованиях: хоккей, фигурное катание. Когда тут молодежный чемпионат по хоккею проходил, это был такой драйв! Когда единый стадион, все болеют. Для нас это диковинка, такого вообще мы не испытывали. Драйва, единения, боления такого. И, конечно, все, что тут построили, — просто фантастика. Мы не верили, да, Володя? (Супруг Лилии Петровны Владимир — колоритный усатый лихач, в прошлом, до сокращения, диспетчер в адлерском аэропорту. — Прим. авт.) Я прям борюсь за Олимпиаду, если кто ее ругает. Особенно среди волонтеров: как же так, вы пришли работать сюда, а хаете свое дело? А у нас меняется постепенно мнение в народе: люди сходили на хоккей, поняли, что Олимпиада что-то дает нам. Да и секции заработали, деток некоторые туда уже отдали — это сразу видна отдача. Конечно, я «за»!

 

ДА, БЗДЫХИ МЫ!

…Утром, еще до Лилии Петровны, ритуально прогулялся по набережной. Точнее, вышел у Морвокзала  и стал стремиться к морю. Безотчетно так, инстинктивно прижался к главной достопримечательности. Редкие рыбаки на пирсах, но есть. Совсем отсутствуют люди с металлоискателями: прежде они толпами бродили по берегу после маломальского шторма или прилива, искали артефакты. Примета времени — сетевые кафешки, в которых пасутся школьники и томные домохозяйки: пьют и едят сладкое. Достопримечательность этого главного сочинского причала — скульптурная группа героев «Бриллиантовой руки». Тут снималась сцена отплытия «Михаила Светлова» в круиз. Поэтому здесь все: Горбунков с семьей, Козодоев с Леликом. И наши, все еще советские люди. Они все так же беззащитно, по-детски улыбаются и делают фото с бронзовыми персонажами. И уже все вместе отражаются от зеркальных стен параллелепипеда «Боско». Это главный магазин — со спортивной одеждой. Говорят, тут, где и магазин, и в двух шагах площадь для болельщиков, livesite — организованное пространство, экран. Говорят, вся прилегающая территория на время Игр станет «Боско-домом».
 
Я возвращался в свой волшебный санаторий. На остановке у моста вошла компания молодых ребят. Так, чуть навеселе. Парень в бейсболке ФК «Кубань» плюхнулся рядом. Я на всякий случай спросил: к горбольнице в эту сторону? Он утвердительно кивнул.

— Я вообще никак не могу запомнить наших маршрутов. Сколько тут живу — никак. Сам спрашиваю каждый раз. А ты приезжий?
— Да, — буркнул я, — из Москвы.

Приезжих, отдыхающих в Сочи называют бздыхами. Самая достоверная этимология — сращение слов «бздеть» и «отдыхающий». В общем, грубовато, но ничего особенного. Просто показывает, как устроен сочинский мир. Отдыхающие, конечно, дают заработок. Но отбирают волю — развиваться, идти дальше, быть самостоятельными. Подсознательно, думаю, темпераментным сочинцам это не нравится. Поэтому — презрение к отдыхающим, бздыхам.

Вот и хорошо. Теперь есть возможность самим, опираясь на свои резервы и наследие Олимпийских игр, исправить психотип сообщества. Если получится — Олимпиада выполнит миссию.

Ну и не будем забывать про стадионы, гостиницы, дороги и приспособления для людей с ограниченными возможностями. Короче говоря, всю эту невероятную инфраструктуру.

Но люди-то важнее.