Классный журнал

13 декабря 2013 11:35
Обозреватель «Русского пионера» Дмитрий Филимонов посетил рахманиновские места и добыл неопровержимые данные: Сергей Рахманинов был не только великим композитором, но и выдающимся автомобилистом. Послушайте музыку больших моторов.

«Немудрено, если через некоторое время решусь совсем бросить сочинять и сделаюсь либо присяжным пианистом, либо дирижером, или сельским хозяином, а то, может, еще автомобилистом», — писал композитор Рахманинов в письме неведомой поклоннице по имени Нота Re. Таинственная Re, как и все поклонницы, писала ему письма страстные, однако, в отличие от прочих, умные. Она не просто констатировала факт, что Рахманинов гений, а еще объясняла — почему. И Рахманинов, как натура творческая, мятущаяся и неуверенная в себе, нуждался в таких объяснениях. И радостно откликался на письма Re, изливая ей душу в порывах признательности. «Кроме своих детей, музыки и цветов я люблю еще Вас, милая Re, и Ваши письма». Однако даже ей, «милой Re», композитор Рахманинов не признавался в своей мечте.
Композитор Рахманинов мечтал о тракторе.
«Я дошел до своего предела мечты, а мечта эта была покупка сильного американского трактора, — писал позже композитор Рахманинов. — Помню, что я хотел произвести эту покупку через наше Министерство земледелия. Я приехал к одному из директоров департамента, моему знакомому».
— Сергей Васильич, голубчик! — воскликнул директор департамента, распростерши руки навстречу гостю. — Какими судьбами? — суетился директор, веля секретарю принести чаю великому композитору, подвигая кресло и не давая ответить на собственный вопрос. — Ездили давеча всей семьею на премьеру ваших «Колоколов» в Мариинке, — продолжал суетиться директор в поисках программки минувшей премьеры. — Божественно! Могуче!
— Благодарю, мой друг, — сдержанно улыбнулся Рахманинов, усаживаясь в кресло и подписывая автограф.
— Так что же привело вас? — вопрошал директор, промокнув автограф пресс-папье.
— Мечта, мой друг, — отвечал Рахманинов, излагая свою затею.
— Послушайте, голубчик, — молвил директор, — если вы купите американский трактор, вам придется купить и всяческих запасных деталей к нему, и выписать механика, и построить механическую мастерскую.
— Да, мой друг, но один трактор заменит двадцать лошадей, — стоял на своем композитор Рахманинов.
— Возможно, голубчик, однако затея будет вам стоить как целый табун, — убеждал директор.
«Он меня долго отговаривал, убеждая, что при количестве лошадей, которые у меня были, а было около 100, мне трактор не нужен совершенно. В заключение он довольно раздраженно поставил вопрос: “Да что же вы будете делать на этом тракторе?” — “Сам буду на нем ездить”, — ответил я. Он согласился, подумав, вероятно, что каждый человек по-своему с ума сходит, и обещав мне достать нужный мне трактор к осенней работе».
Трактор должны были доставить в Ивановку Тамбовской губернии к сентябрю.
В своем имении, в Ивановке, во флигельке, за взятым внаем роялем, Рахманинов написал лучшие свои вещи. И дочек своих породил там же. «Мужики и бабы пошли к флигелю поздравить Сергея Васильевича и Наталью Александровну с новорожденной, — вспоминает сын барского истопника Василий Шмелев. — Сергей Васильевич вышел на балкон и поблагодарил крестьян. Кто-то из баб сказал, что отец за новорожденную сам подносить должен. Тогда он спустился с балкона к людям с большой бутылкой и стаканом и стал всех угощать. А бабы стали вокруг него хороводом и запели. А он стоял в середине хоровода, высокий, с пустой бутылкой в руках. Потом, когда мы с отцом сидели на ступеньке сторожки, в парке была слышна музыка: это играл Рахманинов. Играл он почти всю ночь. Отец мой еще шутил: “Ну наяривает, ну разошелся!”».
Впрочем, Ивановка была не его имением, а тестя его, старого барина Сатина. Когда барин отошел от дел, он передал имение любимому зятю. И композитор Рахманинов взялся за обустройство земель. «Когда имение перешло в мои руки, я очень увлекся ведением хозяйства. Это увлечение не встречало сочувствия в моей семье, которая боялась, что хозяйственные интересы отодвинут меня от музыкальной деятельности. Но я прилежно работал зимой, концертами “делал деньги”, а летом большую часть их клал в землю, улучшал и управление, и живой инвентарь, и машины. У нас были и сноповязалки, и косилки, и сеялки — в большинстве случаев американского происхождения, фирмы Мак-Кормик».
Когда в Ивановку привезли первую партию машин, вся деревня сбежалась смотреть. «Машины эти были большущими, — вспоминает дочь прачки Мария Акимова, — привезли их из Ржаксы на огромных рыдванах. Мужики на веревках сгрузили их за садом, на лужайке между большими ригами. Потом стали машины собирать. Собирали приезжие, а наши мужики только подавали. Сергей Васильевич смотрел и говорил нашим мужикам: “Смотрите внимательно, учитесь, вам на них работать”. На этих машинах сначала работали наши ивановские мужики, но после того, как, пьяные, они что-то там сломали, их с работы выгнали и наняли березовских».

Помимо сеялок, веялок, косилок и молотилок в гараже Рахманинова стоял автомобиль «лорелей». Красный, лаковый, с кузовом «торпедо». Двадцать четыре лошадиные силы! Рахманинов сразу окрестил его Лорой.
«Когда Рахманинов привез в Ивановку автомобиль, — вспоминает сын конюха Сергей Федоров, — то всем ивановцам, и взрослым, и детям, было любопытно, как эта железка может сама ехать. Сергей Васильевич объяснял мужикам, как работает автомобиль, как он устроен. Утром Сергей Васильевич разрешил нам с братом помыть машину. Мы усердно терли машину, смывая грязь. Вышел Сергей Васильевич с барином, молча сели в машину и уехали. Мы с братом на него разобиделись: мы-то надеялись, что он нас прокатит. Вечером, когда мы помогали отцу набивать сеном чердак конюшни, нас позвал кучер Яков. Сказал, что зовет Сергей Васильевич. Мы кубарем скатились с чердака. Сергей Васильевич сидел за рулем и улыбался. “Ну что, прокатимся?” Мы влезли на заднее сиденье. Машина неслась по деревенской улице. Мальчишки и девчонки бежали за машиной, все они необыкновенно нам завидовали».
Ах, как он любил свою красную Лору! Он писал таинственной незнакомке Re: «Вот уже два месяца целыми днями работаю. Когда работа делается совсем не по силам, сажусь в автомобиль и лечу верст за пятьдесят отсюда, на простор, на большую дорогу. Вдыхаю в себя воздух и благословляю свободу и голубые небеса».
Впрочем, Лора недолго радовала хозяина. Выяснилось, что поставщик забыл приложить к автомобилю запасное колесо, ящик с инструментами и тент. Однако не это главное. Лора не желала летать. «Милостивые государи! Я жалуюсь главным образом, что машина плохо и медленно развивает скорость. Когда я ее покупал, вы мне говорили, помнится, что машина развивает скорость до семидесяти верст. Я находил это вполне естественным, так как от 24-сильной, шестицилиндровой, хорошей фабрики машины я вправе требовать такой скорости. Каково же было мое удивление, когда я прочел в последнем вашем письме, что машина моя может развивать скорость до 60 верст и притом максимально. Пусть так, хотя и это известие уже огорчило меня. Ведь такие слабые машины, как “форд”, двадцати сил, развивают эту же скорость и стоят при этом почти вдвое дешевле. Что же касается моей машины, то ее скорость 40—45 верст. С этой скоростью я согласиться никак не могу и по одному этому готов от машины отказаться. С совершенным уважением, С. Рахманинов».
Вернув Лору поставщику, композитор Рахманинов решил купить «мерседес». Тридцать пять лошадиных сил! Кузов спорт-фаэтон благородного темно-зеленого колеру. Карданный привод. Сиденья матовой кожи. Шины «Континенталь». Вместо клаксона с «грушей» — электрический сигнал. Фары с автоматической подачей ацетилена. А скорость — восемьдесят верст!
Впрочем, насладиться ездой на новом автомобиле в полной мере ему не пришлось. Началась Германская война.

«Сергея Васильевича вызвали в Тамбов, как ратника запаса, — писала секретарь Рахманинова Ирина Брандт. — Поехали на автомобиле. За рулем — шофер Толмачев. День был душный, стояла жара, хотя накануне прошел сильный дождь. Дорога была вся в кочках, ехать быстро было невозможно. Дорога была забита повозками с солдатами, которые ехали в Тамбов, чтобы оттуда отправляться на фронт. Все сидевшие в повозках были пьяны, горланили песни, ругались матом. Несколько раз нашу машину останавливала толпа пьяных солдат, которые бросали в нас комья земли, страшно сквернословили, требовали водки и денег. Мы сильно перепугались, а Сергей Васильевич сидел, сцепив руки, и не говорил ни слова. За всю дорогу до Тамбова и обратно он не произнес ни слова».
«Мне дали знать, что меня призывают как ратника ополчения и что должен явиться на смотр. По правде сказать, мне даже смешно стало в первый момент. Плохой из меня вояка выйдет! Как бы то ни было, сел в автомобиль и поехал в Тамбов являться. В доме меня уже почти из списков живых вычеркнули и стали оплакивать. Стало и у меня смешливое настроение проходить, а когда я поехал в Тамбов и чуть не все сто верст мне пришлось обгонять обозы с едущими на смотр запасными чинами — мертвецки пьяными; с какими-то зверски дикими рылами, встречавшими проезд автомобиля гиканьем, свистом, киданием в автомобиль шапок; криком о выдаче им денег и т.д., то меня взяла жуть и в то же время появилось тяжелое сознание, что с кем бы мы ни воевали, но победителями мы не будем».
Страну быстро затягивал революционный морок.
«Когда Сергей Васильевич в последний раз приезжал в Ивановку, то ивановские мужики раздурачились совсем, — вспоминает кухаркина дочь Екатерина Штырлина. — Начали пропивать алабушкинским зерно из амбара, птицу, овец. Сторожа вскоре все из усадьбы ушли. Боялись, что деревенские зашибут ночью. В усадьбе остался один Яков, которого все мужики побаивались, так как Яков всегда ходил с ружьем. Зимой подпалили усадьбу. Амбары погорели совсем, а флигель и барский дом только обгорели. Так тогда и не допытались — кто поджег. Мужики словно озверели, тащили все подряд: кто скотину, кто барскую одежду, кто посуду, кто мебель, кто барские картины. Афоня Архипов додумался упереть огромную люстру из барского дома, куда он этакую громадину собирался повесить, не знаю. А книги, те свалили зачем-то в кучу, в фонтане, что был между домом и флигелем, и запалили. Книги можно было отдать в школу. Учитель и просил, чтобы книги отдали, но его просто прогнали из усадьбы».
Рояль вместе с паровой молотилкой ивановские мужики пропили березовским. «Мерседес» реквизировали в пользу армии. Американский трактор до Ивановки не доехал.
 
Билеты на концерт Рахманинова в чикагском Symphony Center стоили безумно дорого. В кармане Игоря Сикорского, президента компании Sikorsky Aero Engineering Corporation, было всего двадцать долларов — весь бюджет его корпорации. Точнее, остатки бюджета. Сикорский приехал из Нью-Йорка в Чикаго и купил дорогущий билет на концерт. Великий Рахманинов был, пожалуй, самым богатым русским эмигрантом в Америке. Он имел особняк на берегу Гудзона, построил виллу в Швейцарии, менял автомобили каждый год, однако пользоваться своим богатством явно не успевал, ибо ездил с концертами по миру — в персональном пульмановском вагоне — практически без перерыва. Так почему бы великому Рахманинову не поделиться крохой своего богатства с господином Сикорским? Говорят, он соотечественникам не отказывает. Про щедрость Рахманинова ходят легенды. Но даже если откажет, послушать концерт Рахманинова — это ведь тоже результат, верно?
Они сидели в артистической уборной. Рахманинов, уставший после концерта, слушал пламенную речь Сикорского — про летающие лодки, про вертолеты, про то, что надо совсем немного, чтобы его компания взлетела и совершила переворот в авиации…
— Мой друг, — молвил Рахманинов, — что вам надо, чтобы достичь мечты?
— Пятьсот долларов! — не раздумывая ответил Сикорский.
Рахманинов достал из кармана чековую книжку и выписал ему пять тысяч.
— Сергей Васильич! — вскочил Сикорский и замолчал, потому что больше ничего не мог сказать.
— Возьмите меня в долю, — улыбнулся Рахманинов.
Композитор Рахманинов стал вице-президентом Sikorsky Aero Engineering Corporation, жители Березовки сдали в колхоз паровую молотилку, пропитую мужиками Ивановки, таинственная поклонница Рахманинова по имени Re оказалась литератором Мариэттой Шагинян, его музыку разрешили играть в Советской России, однако своего трактора у композитора Рахманинова так никогда и не было.  
 
Редакция благодарит Александра Ивановича Ермакова, директора музея-усадьбы С.В. Рахманинова, за помощь в подготовке материала.



Статья Дмитрия Филимонова "Трактор" опубликована в журнале "Русский пионер" №42.
Новый номер уже в продаже.
Все точки распространения в разделе "журнальный киоск".

 

Все статьи автора Читать все
       
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (0)

    Пока никто не написал
42 «Русский пионер» №42
(Декабрь ‘2013 — Январь 2013)
Тема: МУЗЫКА
Честное пионерское
Самое интересное
  • По популярности
  • По комментариям