Классный журнал

Никита Колесников Никита
Колесников

Цирковный трепет

23 октября 2013 10:10
Сын главного редактора «РП» Никита Колесников живет в Лондоне, причем живет, судя по всему, воспоминаниями о той жизни, которая у него была в Москве и Подмосковье. И слава Богу, что ничего не забывает. А то это какой-то просто цирк был бы, что ли.

Цирк представлял для меня самое светлое, что было в жизни, вплоть до семилетнего возраста, пока я туда не сходил.
Собственно представление не было замечательным вообще. Ни в коей мере. С присущей мне вульгарностью я отметил, что какие-то волосатые люди, кувыркавшиеся на лошадях так и сяк, на арене выглядели исключительно нелепо, клоуны и в подметки не годились тем, которых я буду наблюдать, вернувшись домой, а единственный стоящий акт — огромные усатые силачи, делавшие совершенно невозможные стойки на руках, сидя друг на друге, — не заслужили и отдаленно адекватных их труду аплодисментов.
Цирк — это даже ругательный термин. Мол, что вы вообще тут развели? Понанимали тут каких-то болванов, которые ничего не делают. Цирк какой-то!
Цирк — это пристанище бородатых женщин, карликов, от которых пахнет капустой, и прыгающих с тумбы на тумбу львов, хотя какого черта они это делают, хотя должны нестись в сло-моушене с развевающейся гривой сквозь джунгли за потным мустангом, никто не знает. Цирк — это X-Factor, это способ дать народу таких невиданных фриков, что, насмотревшись на них, обыватель может идти спать почти счастливым: есть кто-то еще попридурочнее его. Есть! После такого кажешься себе настолько нормальным, что можно даже почти забыть, что ребенком хотел изменить мир, сделать миллион долларов и стать президентом, а все, что получилось, — это перевернуться на диване.
Все это становилось все более и более очевидно по мере просмотра происходящего на арене, и, вставая синхронно с потянувшимися к выходу, зевающими, так и не проснувшимися, я окончательно утвердился в том, что я, слава Богу, возвращаться в этот цирк не собираюсь. И тут-то оно и случилось.
«Мы желаем счастья вам, счастья в этом мире большом…» Это доносилось откуда-то сверху, из-под купола, так безусловно, окончательно и невыносимо сверху, что я застыл там, где стоял, охваченный каким-то церковным трепетом, игнорируя шипение и тычки, пока наваждение той жизни, в которой люди выгрызали друг другу глотки, чтобы занять более роскошную позицию и урвать очередной престижный титул, исчезало, сменяясь каким-то совершенно другим миром, в котором непостижимым образом сплетались коллективное любопытство и какая-то необъяснимая Элен-и-ребята-любовь ко всему, что живет. Мираж наконец рассеялся, а волшебство осталось. Все перешли дорогу и расселись по маршруткам и автобусам, а я незаметно для себя перешел из мира диссидентов, оппозиционеров и прочих устранившихся из народных масс в собственно народные массы.
Здесь, в цирке, я в первый раз поднял мертвецки бледное от погребения в бесконечных книгах и затхлого воздуха казематов лицо и в первый раз почувствовал солнечный свет. Образно выражаясь, конечно, я имею в виду, что в цирке я в первый раз почувствовал по отношению к себе нежность деревенского человека — незнакомого, но почему-то готового просто так, безусловно и бескорыстно, весело и спокойно любить тебя.
Когда-то к нам приехал, чтобы остаться, — и я каждый день благодарю за это Бога — непреклонно деревенский, вкусно пахнущий дальней дорогой и приключениями, совершенно сент-экзюперианский дядя Леха, сердце судорожно напряглось, дрожа, как будто изо всех сил обнимая себя, и пропустило удар. И отпустило. Кстати, именно от дяди я узнал, почему печальный, почти диснеевского синего цвета, с пушистой челкой, прикрывающей глаза, цирковой пони, на котором если продержишься минуту, получаешь энную сумму, такой печальный. Как только кто-то садился в седло, он начинал так бешено брыкаться, что, к радостному смеху окружающих, очередной искатель приключений летел носом в грязь. Вокруг него всегда толпились люди — всем была охота покорить дикую стихию. В конце концов, пони был безопасным — он едва доставал тебе до пояса, был трогательно, как-то совершенно по-девчачьи хрупким и смотрел на мир такими огромными, хрустально чистыми глазами с таким вечным безмятежным изумлением, что люди к нему просто по-человечески тянулись. А дело было в том, что на седле с другой стороны была дюжина острых, как бритва, гвоздей. Вот, собственно, и все.
Про то, как обращаются в цирке со львами, слонами и другими животными, которые, полумертвые от голода, побоев и разрушающих здоровье наркотиков, которые им насильно вкачивают, затравленно мечутся по манежу, пытаясь в отчаянии и в слепящем свете софитов спастись, рассказывать не надо.
Просто не надо.

Статья Никиты Колесникова "Цирковный трепет" опубликована в журнале "Русский пионер" N 40. 
Новый номер уже в продаже.
Все точки распространения в разделе "журнальный киоск".
Все статьи автора Читать все
       
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (1)

40 «Русский пионер» №40
(Октябрь ‘2013 — Октябрь 2013)
Тема: Цирк
Честное пионерское
Самое интересное
  • По популярности
  • По комментариям