Классный журнал

В круговороте бесконечного количества обязательств, возникших у меня, на почве столь же бесконечного количества возможностей я особое внимание уделяю обязательствам перед здравым смыслом и чувством меры. Отпусти я хоть на миг поводья текущего бытия, мир давно бы лежал в руинах.

Уверен, что так думает каждый здравомыслящий человек. Во всяком случае, те из них, кто еще не стал жертвой принудительного лечения. Самый надежный способ избежать оного — не делиться своими взглядами на происходящее со случайными людьми в общественных местах и не предпринимать попыток навязать свое мнение силой. Но с учетом указанных выше обязательств перед миром и в силу данных редакции обещаний я все-таки рискну поделиться тем, что, в принципе, и так знают все, но не рискуют себе в этом признаться.
Итак: в период с семи до двенадцати лет я составил довольно подробный план будущей жизни, о чем уже имел честь доложить читателю в своем рассказе «Тайна водонапорной башни». С тех блаженных времен вся моя жизнь — это непрекращающееся дежавю. Что мной воспринимается со смирением, поскольку изменить что-либо у меня нет никакой возможности. Я добровольный пленник мечты. Каждое происходящее со мной событие, включая эту статью, уже случилось много лет назад. Таким образом, я вынужден взаимодействовать с другими персонажами моего детского воображения, причем быть одним из этих персонажей. И не факт, что положительным.
Именно этим объясняются многие противоречивые поступки, совершенные мною за мою жизнь. Именно в этом стоит искать базовый смысл моего существования. Именно это и есть весь я — рваное полотно воспоминаний о будущем, регулярные всплески само­узнавания во всем вокруг. Солнечные зайчики в окнах домов, сумеречный туман прохладного леса, ревматичный скрип мельничного колеса, касание кончиками пальцев щеки новорожденного младенца, хруст рассекаемой бритвой плоти, истомная нега влажного шелка. И все остальное, включая надписи на стене туалета в придорожном кафе.
О последних стоило бы поговорить отдельно, но я боюсь, что дотошный разбор надписей в придорожных кафе способен утомить читателя и является прерогативой литературных критиков, созданных много лет назад моим же воображением именно для этого и ни для чего другого.
Я понимаю, что мои представления о реальности несколько умозрительны, но судите сами: возразить тоже нечего. Где гарантии, что вы — это не я, который видит себя, пока я вижу вас? Или наоборот. Что не меняет дела. Момент наблюдения — вот границы нашей настоящей жизни. Где мы были до момента прочтения этих строк? И были ли вообще?
Кстати, написанное выше не обязательно понимать, достаточно этого волшебного ощущения, что вас опять дурят. Причем по вашему же желанию и за ваши же деньги вам втюхивают случайный набор истин «мейд ин чина», типа: вода мокрая, скорлупки не жрать.
Как могло это произойти с вами и почему вы так долго мучили свои «глазные яблоки» и не отбросили в сторону, с чувством справедливого негодования, предательски бессмысленное издание?
Вы просто не сможете это сделать. Потому что в действительности вас нет вне чтения этого текста. Вы один из элементов всеобщего дежавю.
Или я ошибаюсь и вы давно занимаетесь другим делом, живете исключительно своей жизнью?
Хотя, с другой стороны, а что есть ваша жизнь и бывает ли она исключительно ваша?
Вы — это список тех самых, уже дважды мною упомянутых, обязательств. Фигура, обязанная совершить определенный набор поступков, гарантирующих ей постоянное наблюдение, а значит — существование. Конечно, следование этим обязательствам можно мотивировать и тысячами других причин, но разве хоть одна из них способна объяснить все ваши поступки сразу? А словосочетание «просто живу» звучит еще безумней и не противоречит тезису «жить — значит быть наблюдаемым». А уж тем более «жить — значит наблюдать». Дежавю — это признак наблюдателя. Чем ярче в вас проявлен этот психический феномен, тем вероятнее, что все вокруг когда-то, может и не осознанно, было создано вами и теперь входит в стадию реализации. Ваши фантазии сплетаются с миражами других «наблюдателей», создавая этот мир и его историю.
Один мой добрый друг имел обыкновение при каждом удобном случае для потехи добавлять к любому своему утверждению фразу: «Якорь мне в... Ну, типа, в корму».
И эта «карибщина» продолжалась, пока однажды он случайно «с маху» не сел на бронзовый кабинетный бюстик Буонапарте, подаренный ему на сорокалетие.
Ни прохладный металл бюстика, ни порванные брюки заморского пошива, ни испуганный вскрик любящей супруги не поразили его так, как более чем явственное ощущение дежавю.
Так было, когда он подавал после школы документы не в тот институт, куда хотел, а в тот, куда знал, что точно поступит. Так было, когда он первый раз женился по «залету» его однокурсницы. Так было, когда он продал квартиру родителей, а деньги вложил в финансовую пирамиду за день до ареста руководителей ее головного офиса.
Бронзовая треуголка щекастого деспота, подобно квантовой частице, регулярно прон­зала время и пространство в самых неожиданных точках жизни моего друга-горемыки.
 
Иначе говоря: что бы мы сейчас с вами ни сделали, мы это уже делали раньше. Может быть, делали немного иначе, делали элегантнее, но «на выхлопе» получали, получаем и будем получать тугую инъекцию «се ля ви», научно именуемую «дежавю».
 
Вот так все простенько.
Грех не упомянуть еще об одной популярной теории возникновения дежавю: мол, одна половина мозга «обсчитывает» полученную от внешних рецепторов информацию на доли секунды быстрее, чем другая, отчего возникает ложное ощущение, будто вы это уже видели. Проще говоря, «не догоняем».
Может быть. Дуальность в таких «открытых» вопросах допустима. Поэтому и районные диспансеры обычно не просто психические, а психоневрологические.