Классный журнал

Анна
Николаева

Как не надо

Совесть — это всегда история человека. Неправдоподобная, сентиментальная и обязательно прозрачного цвета. Сама по себе совесть глупая, бедная и беззащитная. Но вслед за совестью всегда бредет жизнь: усталая, потрепанная, но настоящая.

Жизнь этого пожилого уже человека — парад бессовестностей. Все вокруг так и говорят: «У него нет совести», пришептывая вслед: «…и сердца». Вот уже много лет он живет одиноко на краю маленькой деревни, наискосок от собственной семьи, соседей и прочей власти. Про него судачат разное: что лечится червями и погаными ягодами, что в молодости был судим, а на воскресный ужин жарит бездомных кошек. Это выдумки, на которые он всего лишь похож. Выглядит он как подернутый льдом ягель.

Его не любят за многое. Он не ходит на свадьбы и похороны, не справляется о здоровье прохожих, но самое главное — он знает, что будет, и когда любопытные спрашивают, без сомнения говорит: «Будет так-то и так-то». И это «так-то» обычно невеселое, пустое и скучное, как, впрочем, и все в этой деревне. Он предсказывает разводы, болезни и ссоры. Он никогда не обещает, что все будет хорошо. Для этого, говорит он, есть политики и священники. Поэтому соседям его не остается ничего иного, как просто и от души не любить его. А ему другого и не надо.

Я спрашивала его как-то, почему он не любит людей. Такие вопросы его или веселят, или раздражают, но отвечает он на них всегда одинаково. Точнее, не отвечает, а просто говорит: давай-ка я лучше расскажу тебе сказку. Сказка его всегда начинается словами «жила-была девочка». Улыбаясь маленькими змеиными глазками, он плетет свое повествование, медленно проползая сквозь камыши случайностей и совпадений. Но я с самого начала знаю, что сказка эта про меня, про мои глупости, пустые заботливости и наивную философию в христианской оправе.

В жизни я слышала очень много его сказок. Сначала они были такие: «Жила-была девочка, и однажды она решила обмануть своего дедушку», «Жила-была девочка, и однажды она нагрубила маме». Потом сказки стали старше: «Жила-была девочка, которая считала, что она во всем права». Или: «Жила-была девочка, которая думала только о себе». Потом сказки были взрослые: «Жила-была девочка, которой иногда было себя очень жалко», «Жила-была девочка, которая во всем разочаровалась»…

У его сказок не бывает финала, он всегда оставляет мне право выбора. А когда я спрашиваю, как же мне надо поступать, он отвечает: «Я не знаю, как надо, но я точно знаю, как не надо». «И как же не надо поступать?» — уточняю я. «Придет время, и я тебе скажу», — отвечает он. Но так до сих пор и не сказал.

Я знаю, что в молодости он много болел и читал. Потом женился и потерял все, что насобирал в книжках. Потом ездил по разным городам, работал и много думал. Чем больше думал, тем меньше он делал. А если делал, то не думал вовсе. Так прошла его жизнь. Когда он состарился, к нему в гости приехал мэр (так у них положено) и сказал, что очень хочет вручить ему по случаю выхода на пенсию какую-нибудь награду. Но награду надо вручать за что-то. «А в наших краях никто не припомнит, чтобы вы что-нибудь сделали», — картинно сокрушался мэр. «И слава богу», — ответил он мэру и закрыл за ним дверь. Ему так ничего и не вручили, напрасно он боялся, что снова кто-то постучится.

Людей он не жалеет, собакам сочувствует, детей боится. Разговаривать любит зимой, по утрам, когда слишком ветрено и снежно для того, чтобы просто работать на улице. Надо всем смеется, но не голосом, а бровями. Лучше всех хранит секреты, потому что все забывает. Ненавидит советскую власть. Заступается за гонимых.

— Почему ты их защищаешь? — спра­шиваю.

— Ну кто-то же должен.

— А если этот человек виноват?

— А кто нет?

Понимаю, что дальше продолжать разговор не имеет смысла. Запутает, заведет, заговорит так, что сама не рада буду.

Сложно сказать, почему я думаю и пишу о нем. Пожалуй, он единственный, о ком я даже не могу рассказать какую-нибудь историю. Их нет. Как и нет его самого с поступками, чертами характера и линиями судьбы. Он есть как абстракция, важная суть, не имеющая формы и содержания, но чуткая, как полуденный сон. Вся его жизнь, которая мне так хорошо известна, местами даже слишком понятна и человечна во всех ее бытовых подробностях, тем не менее кажется мне чем-то несокрушимо целым и спокойным, тем единственным, что может называться совестью.

Статья Анны Николаевой «Как не надо» была опубликована в журнале «Русский пионер» №33.