Классный журнал

Bита
Буйвид

Три косячка и кексик

Да, не нравилось мне в Париже. Ноябрь, дождь почти круглосуточно, темно и тоскливо. Почти Петербург, но на десять градусов теплее. А я ведь только перебралась в Москву, ребенка перетащила, собаку-водолаза и молодого мужа. Вдруг появляется Ольга Свиблова, вручает мне грант мэрии Парижа, билет и ключ от мастерской, и отказаться у меня не хватает сил. Нужно было хотя бы ребенка с собой взять. Или собаку в крайнем случае. Не сообразила.

С нахлынувшей тоской я боролась стандартными методами: бордо, уроки французского, Лувр, походы в гости. Не помогало. Пришлось зазывать гостей к себе. Вот выпьешь, бывало, стаканчик, а второй без компании не идет, загрус­тишь, возьмешь монетки — и к аппарату «минитель*»: гостей приглашать. То ли этот пресловутый французский минитель работал избирательно, то ли настоящее бордо действовало особым образом, но на пригласительную рассылку реагировали самые неожиданные люди, в основном друзья друзей. Очень скоро состояние перешло из тоскливого в невыносимое. Пришлось действительно сбежать на пару недель в солнечную Аризону, где все говорят по-английски, заехать на обратном пути к друзьям в Сан-Франциско и, конечно же, их тоже зазвать в Париж.

Таня приехала неожиданно. Точнее, так: меньше всего я ожидала, что приедет Таня. Предположить программу ее недельного визита было сложно: не пьет, не курит, не шопоголик, почти вегетарианка… Ну хоть достопримечательности будет с кем осмотреть. Все сложилось совсем по-другому. Таня оказалась невероятно коммуникабельной. Целыми днями мы встречались с разными людьми — у нее был с собой список. Это были частично знакомые ей люди, чьи-то родственники, знакомые знакомых. В основном бывшие соотечественники, но не какие-то там москвичи, а весь бывший СССР. Это даже интересным оказалось. Таня ежедневно старательно вычеркивала из своего списка пару фамилий. Вдруг прозвучала фамилия известного попсового певца. Неужели он в Париже живет? Странно. И еще Таня попросила разрешения его в мастерскую позвать. Оказалось, однофамильцы. Максим пришел подготовленный: две бутылки бордо на стол, третья, как потом оказалось, в рюкзаке осталась. Таня тоже подготовилась. Ну и у меня запас был, конечно. Мне было совсем тоскливо сначала. Сидят, вспоминают своих общих знакомых. Но скоро я поняла, что у этих милых, но скромных и скучноватых людей происходит подобие соревнования «У кого жизнь прикольнее». Таня подождала, пока я выпью побольше, подбила рассказывать какую-то историю. Видимо, я была ее главным козырем. Максим слушал с восторгом, Таня сияла. Но бывают не только козыри, но и джокеры. Вдруг прозвучала фраза Максима: «А на выходные в Амстердам, исключительно покурить». Таня не сдавалась. «Супер, только Витку с собой возьмем. Она там жила раньше и все там знает». Я пыталась возразить, что для этого я совершенно не нужна, что это можно в любом кофешопе делать, что меня значительно больше интересует бордо, ну в крайнем случае мерло, главное, только не каберне — на него у меня аллергия. Но они неожиданно объединились и стали на меня давить. И не потому, что машину на троих арендовать дешевле, и не потому, что у меня там друзья, у которых можно остановиться, — просто потому, что со мной очень весело. Я согласилась. Выдвинула только одно условие: никаких культурных программ, музеев и экскурсий. Никуда водить не буду, ничего рассказывать тоже. Курить так курить. В глубине души я понимала, что все равно мне придется стать мисс путеводитель, но от бордо добреют. Согласилась.

Выехали в пятницу днем, но слишком поздно, конечно. Не знаю, повезло нам или нет: арендованные малолитражки уже разобрали, и нам выдали большущий «рено-меган» по цене маленькой машины. За руль меня не пустили — у меня были свежеполученные права. Как я ни доказывала Максиму, что вождению меня учил руководитель группы каскадеров, все безуспешно. Я насупилась и залегла на заднем сиденье. Пробка пятничная парижская из положения лежа мне даже понравилась. Лежу себе, винцо попиваю, смотрю на прекрасную архитектуру под странным углом. Красота! Так и уснула.

Просыпаюсь среди ночи, а за рулем какая-то рыжая женщина. Я даже взвизгнула от неожиданности. Оказывается, Максим парик напялил. Во Франции дивные законы: если на штрафной квитанции с фотографией другой человек — владелец штраф не платит. По какому-то закону, охраняющему частную жизнь, нельзя выяснять, кто был за рулем. Так что штраф платить некому. Вот водители маскируются и гоняют потом с существенным превышением скорости. Как только пересекли границу Франции, парик был отброшен за ненадобностью.

В Амстердаме приютил нас замечательный польский фотограф Збышек. Мы рановато приехали, но он терпеливо поил нас кофе и пытался отговорить от намеченной эскапады. Безуспешно. В 10 утра мы вошли в кофешоп и потребовали меню. Долго изучали названия, потом попросили официанта посоветовать нам что-нибудь совсем легкое, утреннее. Готовый косяк решили не брать. У них там представления о дозировке специфические, это я как раз еще по временам своей амстердамской резиденции помню. Решили взять пакетик и скручивать самостоятельно. Совет официанта нам не понравился: слово было какое-то агрессивное, еще и цифры странные. Мы взяли другое, с нежным названием. Официант пожал плечами и принес заказ.

Свернули. Закурили. Реакции ноль. Свернули еще, побольше. На нас с Максимом слегка подействовало, мы уже хихикали, а вот организм Тани не реагировал никак. Ну еще бы, печень алкоголем не тронута, сосуды полувегетарианские эластичные, клетки мозга и вовсе не задействованы. Таня с некоторой завистью наблюдала за нами и все время интересовалась, что же мы чувствуем. Это слегка раздражало. Максим свернул для подруги жирный такой косячок и проследил, чтобы она правильно вдыхала. Опять не подействовало. Мне это все уже страшно надоело, и я предложила прогуляться вдоль канала. На улице оказалось прохладно, и мы решили покурить еще прямо во время прогулки, чтобы согреться. На Таню упорно не действовало. Мы веселились. Пакетик закончился. Во мне все же проснулся экскурсовод, и я потащила своих спутников в особенный кофешоп. Для меня особенный. В нем мои друзья когда-то стену расписали. Давным-давно. И я им не верила. Но когда приехала в Амстердам в начале девяностых в первую в своей жизни арт-резиденцию, нашла это место. Все оказалось чистой правдой. Роспись была на месте, только местами ее освежили.

В кофешопе оказалось многолюдно. Наверняка кто-то вставил это заведение в путеводитель типа «неизвестный Амстердам». Но мы все равно решили остаться. Пытались разобраться в меню. Когда подошел растаманского вида официант, Таня его в американской манере спросила: «Как сегодня спайси кексы? Хорошие? Кстати, что там внутри?» Официант снисходительно посмотрел на нее и ехидно так ответил: «С марихуаной, детка».

Таня, видимо, решила, что она в обычном кафе. Взяла себе два кекса и чай. Грибной, конечно. Мы заказали очередной пакетик. И как-то не отследили Танин заказ. Она так бодренько умяла кекс, запила чаем, но вдруг перестала спрашивать, что мы чувствуем, и странным взглядом стала изучать роспись на стене. Тут уж Максим стал интересоваться, что чувствует Таня, но она не отвечала, и тогда он заказал себе такой же кекс и чай. Я ничего заказывать не стала: я же вечно на диете. Максиму заказ долго не несли, и он меланхолично клевал второй кекс, покуривая при этом мои тонкие самокрутки. Его заказ принесли через полчаса примерно, кекс был прямо из печки, горячим. Максим сказал, что так лучше действует. Съел только половину и стал Тане что-то очень быстро рассказывать. Но понять текст я не могла. Это был странный язык какой-то. Никак мы не совпадали. И вот сижу я в кофешопе с двумя очень правильными людьми. Таня молчит и изучает картину, Максим что-то ей с невероятной скоростью говорит. А мне невыносимо скучно от всего этого и очень хочется выпить. На столе осталось пол остывающего кекса и чай. Я даже подумывала все это употребить, чтобы достичь взаимопонимания, но я же ответственная, мне же их еще к Збышеку тащить. Тоже мне развлечение. Я расплатилась, попросила официанта приглядывать за ними и ушла в бар напротив — пить красное вино. Вернулась через сорок минут. Ничего не изменилось. Встреча одноклассников продолжалась в прежнем режиме. Правда, Максим говорил уже медленнее, но смысл речи все равно был скрыт от меня. Я опять ушла прогуляться. Возвращаюсь, а Максим грибной чай пьет. И так рассудительно мне говорит, что нужно бы пойти пообедать. Вот только непонятно, что делать с Таней. Она ведь молчит, но тоже голодная. Тут уж я не на шутку задумалась. Вспомнила, как быть в таких случаях. Заказала им шоколадного молока. Таня пила чокомель через трубочку молча, Максим прямо из бутылки. Но я опять не уследила, и он автоматически доел кекс. Оно и понятно — есть-то хочется. У меня тоже стали появляться смелые идеи: вино смешалось с тонкими самокрутками в удачной пропорции. В основном эти идеи сводились к тому, что гиперответственность — это плохо и нужно думать о себе. И тут оказалось, что Максим тоже молчит и рассматривает роспись. За соседним столом еще три человека смотрели на картину. Причем все эти люди смотрели в одну и ту же точку. Я тоже внимательно посмотрела в эту точку. Там ничего особенного не было. Я снова и снова искала волшебную точку на картине, подходила ближе — ничего. Мне эта работа знакома с ранней юности, но ничего специфического там не было. В голове моей созрел план: на следующий день утром сбежать от своих друзей, позавтракать в этом кофешопе кексом с чаем и посмотреть на картину под «правильным» углом. Что же за секрет в ней такой спрятан? Меня мучила ревность в кристально чистом виде.

Вечером я получила нагоняй от Збышека. За Таню. Очень она ему, видать, понравилась. Он считал, что мы над ней издеваемся. Таня еще молчала, но уже реагировала на вопросы, кивала в ответ и вполне сносно перемещалась в пространстве. Правда, до этого мы с быстро пришедшим в себя Максимом еще часов пять прогуливали ее по Амстердаму, заводили погреться в нормальные кафе, кормили горячим супом, поили кофе, но она все равно гуляла не с нами. Збышек хлопотал вокруг нее, как родная мать. И Таня наконец-то заговорила. Быстро-быстро. Но понятно. Буквально за две минуты она рассказала ему все. Самым интересным в этом рассказе было следующее: «На меня ничего не действовало: ни трава, ни кексы, ни чай. А потом я вдруг увидела на стене картину. И она на меня подействовала так, что я потеряла дар речи». Максим подтвердил. Точно, говорит, я сам ее не сразу заметил, а как увидел — наверное, час ее рассматривал. Картина потрясающая. Это сообщение, конечно, изменило мои воскресные планы. Нет в этой картине волшебной точки. Секрет только в том, что входящие по странной причине не сразу ее замечают. Нет мне никакого смысла завтракать кексами, я-то знаю, что картина там есть.

В воскресенье Таня все же упросила нас отвести ее в музей. Мне и самой хотелось зайти в свой любимый Стедлик. До него было рукой подать. Збышек живет на окраине знаменитого Фондельпарка. Прошел по диагонали, и ты уже в музее. Как тут отказать? Но мы с Максимом упорно соблюдали договор. Запустили Таню в музей, а сами вернулись в парк покурить. С таким напутствием меня друзья в первый раз в Амстердам отправляли. Выкури, говорят, за нас косячок в Фондельпарке, найди нашу роспись и фотографию пришли. Ну, роспись еще вчера нашли, оставалась первая часть. Традиция. Фондель — это же мекка старых хиппи. Теперь они туда своих внуков с таким напутствием отправляют. Что же будет с Амстердамом, если туристам запретят заходить в кофешопы? Они представляют себе размеры бедствия? Экономика рухнет. Местные жители не смогут находить общий язык с приезжими, и наоборот. В конце концов голландцы одичают от непонимания и избытков травы. Правда, мэр города сказал в интервью в 93-м году, что порядочный гражданин не станет выкуривать больше трех косячков в день. Но что же делать с излишками?

В музей я все-таки попала. Максим тоже. Прошло уже два часа, а Таня все еще не выходила. Мы заволновались. Вошли внутрь, разделили зоны поиска. Интересной все-таки была жизнь до мобильных телефонов. Таня опять рассматривала картину. Ну, мы уже знаем, искусство на нее очень сильно действует. Потом опять поехали в центр — Максим хотел покурить еще немного до обеда, чтобы к вечеру быть как огурчик и спокойно сесть за руль. Тоже ответственный. После курения мы все на пару часов расстались. Оказалось, что в последнее воскресенье месяца работают магазины, а наши шопогольные пристрастия не очень совпадали. Я ринулась к бельгийским дизайнерам, но вдруг боковым зрением заметила в вит­рине спортивного магазина свою мечту. Роликовые коньки, ретрообразные: колеса не в ряд, а как раньше — два впереди, два сзади. Ботинок черный кожаный, шнуровка высокая. Редкой красоты вещь.

Зашла, примерила, прокатилась по магазину, доехала до кассы. Хотела даже в них к Збышеку ехать.

Максим отлично довез нас до Парижа. На этот раз всю дорогу на заднем сиденье спала Таня. А я была штурманом. За пару километров до французской границы Максим предупредил, что нужно выбросить все остатки. Местные пограничники знают, зачем в выходные арендуют машины и едут в Амстердам. И во Франции это запрещено законом. Иногда обыскивают на обратном пути. Но у меня и так с собой ничего не было: у меня же другие развлечения, не голландские, а французские. На границе нас никто не проверил, Максим надел парик и газанул.

Эта поездка очень нас сдружила. Мы потом еще часто встречались с Максимом в Париже, а Таня даже приезжала ко мне на Гавайи. Только с коньками странная история. Сейчас они украшают интерьер моей мастерской. Ездить в них я боюсь — это коньки для профессиональных фигуристов, они слишком чувствительные, едут от одной мысли и не тормозят. Предлагали мне болт завинтить потуже, но боюсь испортить. Вещь. Если нужно кому — могу отдать в хорошие руки. Размер 39-й. Вот как только я в них по амстердамскому магазину каталась?

P.S. На прошлой неделе позвонил наш главный редактор и сообщил, что амстердамские кофешопы не закроют для туристов. Такое решение принято на самом высоком амстердамском административном уровне. Тоже, видать, сочувствующий.

Статья Вита Буйвид «Три косячка и кексик» была опубликована в журнале «Русский пионер» №33.