Классный журнал

Bита
Буйвид

Мама, где я?!

В «Записках у изголовья» Сэй Сёнагон отсутствует полезная глава. Хорошо бы ее назвать «Кого следует опасаться» и посвятить ее всем, кто имеет отношение к слову «бывшие»: бывшим мужьям и возлюбленным, бывшим начальникам и сослуживцам, бывшим одноклассникам, и особенно — бывшим соотечественникам. Только бывшие соотечественники, встретившись с вами в любой стране мира, способны дать такой совет, который сделает ваше путешествие незабываемым. Незабываемо скучным или незабываемо экстремальным. Вы еще долго будете вспоминать этот совет, зарекаться слушать бывших соотечественников в будущем, а потом снова и снова будете наступать на эти пресловутые грабли. Неистребимы в нас бледнолицые братья — дети страны советов.

Мне, по непонятным причинам, больше везет с советами экстремального характера. Точнее, сами советы абсолютно невинны, теоретически полезны даже, но результаты превосходят даже ожидания советчиков. Казалось бы, что, кроме желания сэкономить мой бюджет и время, двигало нью-йоркским Геночкой, посоветовавшим мне сгонять в Вашингтон китайским автолайном? Может быть, зависть? Парень он много пьющий, но мало зарабатывающий. А тут являюсь я, передаю ему подарок от сестры — крошечную бутылку водки с затейливым дизайном, а сама собираюсь в виски-тур — про JackDanielsписать. Но дел у меня и кроме тура полно: я же в детстве была влюблена в храброго портняжку, вот и приобрела привычку делать много и все сразу. Или в Юлия Цезаря? Не помню уже, но привычка закрепилась прочно. Поэтому в Вашингтон нужно было сгонять, забрать там свои работы. Галеристка моя, бывшая кстати, уже давно перебралась в Нью-Йорк, но часть работ все еще не успела перевезти, вот и получается — сама-сама-сама. Хотела я арендовать машину на денек, но Геночка отговорил. Поезжай, говорит, чайнис-басом — гоняют быстро, стоят три копейки и расписание удобное. Я радостно наступила на грабли и прямо в эппловском магазине зашла на сайт китайских автолиний и купила билет до Вашингтона и обратно. Оказалось не три копейки, конечно, но расписание и правда удобное.

Друзья, у которых я временно поселилась в Сохо до начала виски-тура, распечатали мой китайский билет и посмотрели на меня с сожалением. Но я держалась бодро, хотя неладное почувствовала еще при покупке билета. Прогуглила точку отправки в чайнатауне, прикинула расстояние, решила, что это всего минут тридцать пешком от Сохо, решила не брать такси, а прогуляться утром по Нью-Йорку, завела будильник. Почему-то всю ночь мне снились кошмары, к пяти утра мне это надоело, поэтому я вышла из дому совсем рано, еще не было шести.

Нью-Йорк ранним утром прекрасен! Впрочем, это замечание касается любого города, если, конечно, вам не нужно каждый день идти на работу. А если просто прогуляться — ранним утром и в Химках хорошо. Наверное. Но в Нью-Йорке наверняка лучше. Я бодренько шла по Сохо. Правда, в городе, который якобы никогда не спит, нигде не просматривались круглосуточные заведения, а кофе был бы очень кстати. Очень скоро я перешла на сторону китайцев — в чайнатаун. Тоже никакой активности. По мере продвижения вглубь территории я поняла, что мое амбициозное «знание Нью-Йорка» — полнейшая фикция. Никогда я до этого в чайнатауне не была, а то, что раньше я по наивности считала чайнатауном, — жалкие пять улочек для глупых туристов.

Сначала закончились вывески на английском языке. Только названия улиц, написанные знакомой латиницей, изредка попадались на перекрестках. Неожиданно за небольшим мостиком оказался стадион, битком набитый китайцами всех возрастов. Было время утренней гимнастики. Разные группы занимались различными видами активности — кто-то под музыку плавно поражал мечами воображаемых врагов, кто-то занимался у-шу, некоторые ходили по беговой дорожке странными шагами, изредко отскакивая в сторону, остальные единоборства мне идентифицировать не удалось. Я смотрела на все это действительно открыв рот и очень жалела, что не взяла с собой фотоаппарат. А такое со мной редко случается. Редко жалею, что не взяла. Обычно жалею, что целый день его за собой таскаю.

Упражнения увлекли меня, время пролетело незаметно, в китайских иероглифах я не сильна — короче говоря, в автобус вскакивала почти на ходу. Ничего экстремального, кроме того что пришлось почти пять часов ехать в пустом автобусе без воды, кофе и хоть какого-то подобия пищи. Попутчиков было всего два — редкой красоты барышня да откормленный гамбургерами мужчина неопределенного возраста. Китайцы и правда гоняют. Автобус прибыл в пункт назначения на двадцать минут раньше назначенного срока. Знакомый галеристки, у которого хранились работы, на звонок не ответил, но зато кофе был хорош и еда ничего, а вход в Национальную галерею бесплатный. Даже не пришлось пресс-карту доставать. Я посмотрела всю основную коллекцию и все текущие выставки, но временный хранитель моих произведений все еще не брал трубку. Бывшая галеристка тоже. Хорошо, что обратный билет я интуитивно взяла на 23:45, а не на 19:30. Пришлось гулять по городу-герою Вашингтону и в очередной раз осматривать достопримечательности. Около семи вечера нашлась галеристка, прислала телефон другого знакомого и пообещала, что он все устроит. Мы созвонились, он назначил мне встречу на каком-то углу в каком-то странном районе и велел ехать туда на троллейбусе. Нужную остановку, по его версии, должен был подсказать водитель, но он забыл это сделать, и я радостно проехала пол-Вашингтона в неизвестном направлении. На обратном пути я поняла, что этот город меня совсем не любит. Помощник звонил мне каждые три минуты и требовал описать вид из окна. В конце концов мне это надоело, и я отнесла телефон водителю. Они побеседовали, после чего помощник опять позвонил мне и радостно сообщил, что это не я дура, а водитель. Как мило, подумала я и вышла из троллейбуса. Водитель, кстати, опять забыл меня предупредить. Но на этом мои мытарства не закончились. Я шла по нужной улице, но она неожиданно уперлась в круг, на противоположном конце которого продолжения улицы не было. Я прошла и в одну, и в другую сторону, обошла весь круг — безрезультатно. Позвонила помощнику. Он велел стоять на месте и никуда не уходить. Думаю, он решил, что я все-таки не очень умная, но минут через пять приехал за мной на старенькой двухместной машине. Какое-то время мы перемещались по пустым улицам и скоро уперлись в тупик. Рядом с воротами одиноко стояли мои работы. Несколько лет назад я их вывезла в Нью-Йорк чуть ли не контрабандой, в рулончике, выдавая за афишу любительского театра. Сейчас они были в рамах. Ну, не то чтобы в рамах-рамах, но все же. И эти рамы в машину не помещались. Размер-то приличный — полтора метра по длинной стороне. Ну ладно, сто тридцать восемь сантиметров. Но с рамой — точно полтора. Багажника на машине не было. Пришлось принять волевое решение и вынуть работы из рам. Это помогло лишь отчасти. Кого-то угораздило наклеить работы на пенокартон, и свернуть их в рулон не было никакой возможности. Правда, удалось их немного согнуть и все-таки затолкать в машину. По дороге к месту отправки автобуса мы заехали в хозяйственный магазин за мусорными мешками. Теперь это мой любимый упаковочный материал. В половине девятого помощник высадил меня на китайской остановке, извинился, что не может провести со мной остаток вечера, и уехал. Я мучительно пыталась найти укромное место, припрятать там работы и погулять хотя бы вокруг — физически не могу находиться на одном месте три часа без дела. Гулять там, собственно, тоже негде. Что можно делать на улице, которая называется одной буквой — Эйч-стрит? У дома номер 715? Разве что купить сигарет. Но пристроить работы было негде. Тем более в мусорных мешках. Минут через сорок появился первый живой человек в этом районе. Тихая женщина открывала ключом дверь в соседнем доме. Я бросилась к ней. Безусловно, моя просьба ее очень удивила, но то ли у меня был такой потерянный вид, то ли ей понравились работы, которые я слегка распаковала, чтобы доказать ей свою нормальность, все же она согласилась потерпеть их в помещении, но не более часа. Она была всего лишь уборщицей и через час планировала все закончить. Я готова была расцеловать милейшую женщину и ушла искать сигареты. Это тоже оказалось не самым простым делом. Я, собственно, и не курю даже, но это уже было делом принципиально-эмоционального сражения с Вашингтоном. Я их нашла. Но продавец попросил предъявить документы. Я уже не знала, плакать мне или радоваться, что выгляжу условно молодо. По всем параметрам это бред. Скорее всего, он просто издевался надо мной. Документ у меня был всего один — пресс-карта нашего журнала. Спасибо Паше, арт-директору нашему, за творческий подход к документам — на арт-образных портретах, которые всем сделали, мы и правда выглядим юными пионерами, а не солидными журналистами. Дата рождения там тоже не указана. Продавец наотрез отказался продавать мне сигареты. Я купила воды на дорожку и вышла. Пора было возвращаться к уборщице. На улице мне попался местный алкоголик. Я чуть ли не со слезами попросила его купить мне сигарет и, разумеется, предложила оставить себе сдачу. Алкоголик на радостях долго не выходил из магазина, я плюнула на эту затею и пошла в сторону остановки. Он меня скоро догнал и сунул мне пачку. Был он уже абсолютно пьян. Как его так угораздило за десять минут?

К заведению, в котором временно хранились мои работы, я подошла вовремя. Постучала. Дверь никто не открывал. До отправления автобуса оставалось почти полтора часа. Вот в таких случаях сигарета и нужна. Знаете, где живут бесы? В Вашингтоне. Алкаш стрельнул у меня сигаретку напоследок, прикурил свеже­купленной зажигалкой и положил в карман. Не думаю, что это была кража, так, на автомате. Закурить мне не удалось.

И тут я поняла, где корень моего зла. Геночка, чтоб тебе дети такие советы давали. Боже мой, в это самое время я могла спокойно ехать по хайвею в уютной машине с большим багажником, в котором могли бы нежно позвякивать мои работы в приличных рамах, навигатор заблаговременно подсказывал бы нужные повороты, радиоприемник наверняка транслировал бы что-то приятное, мне и сигареты не понадобились бы совсем. В такие глупые ситуации я уже попадала и в Лондоне, и в Праге, и в Стокгольме. Неужели во мне проблема? Нет, точно не во мне. Это все добрые советы бывших, самой мне такое в голову никогда бы не пришло.

Я сидела на крыльце, за дверью стояли мои работы, в руках была незажженная сигарета. Размышляла. В частности, о такой структуре, как арт-рынок, стоимости произведений, душе, знакомом питерском художнике, который скупает свои старые работы и уничтожает их, чтобы не было стыдно перед потомками, о смысле этой бессмысленной поездки в Вашингтон и смысле жизни в более широком смысле. Вдруг рядом с моим ухом чиркнула зажигалка — поднесли огонь. Передо мной стоял чернокожий красавец. Закурили, разговорились. Оказалось, попутчики. Кроме того, он оказался владельцем мелкого частного бизнеса — торговал красками. Акрилом. Узнав, что я маслом пишу, расстроился. Все, говорит, русские художники не понимают акрил. А что нам его понимать? Во-первых — не учили, во-вторых — маслом дороже. Это я его так в шутку успокоила. Но адрес его честно записала и даже телефон. Мало ли, вдруг решу на акрил перейти. А тут еще и уборщица вернулась. Кудахтала надо мной. Ты, говорит, волновалась, наверное. Нет, блин, радовалась, что так удачно произведения пристроила. Могла бы и записку написать. Она что-то дома забыла полезное для уборки, бегала за мочалкой какой-то.

И только я подумала, что все хорошо, что работы спасены, что их рыночная цена вполне приемлема, а через двадцать минут можно будет сесть в автобус и поспать наконец-то, как боковым зрением заметила действия своего будущего попутчика. Он думал, что я отвлеклась разговором с уборщицей, и решил быстренько взбодрить себя перед поездкой. Не шнурок он поправлял — в руке был маленький инсулиновый шприц. Укол в ногу. Явно не диабетического свойства. Как же мне стало неуютно. Нет, не страшно, действительно неуютно. Как-то бездомно, что ли. Я осознала, как дико устала в этом сраном Вашингтоне, как по большому счету никому не нужна любая творческая деятельность, как меня достали дети, собака и политическая ситуация. Я распаковала работы и стала старательно отдирать их от пенокартона. Двусмысленность действия успокаивала. С одной стороны, я как будто портила произведение, с другой — практически занималась его реставрацией.

Подъехал автобус. Парень галантно помог затащить работы в автобус и очень грамотно разместил их на заднем сиденье. После чего предложил занять место рядом с ним — чтобы веселее было в пути. Пришлось врать, что меня укачивает, и садиться впереди, хоть я и терпеть не могу эти места. И тут появились китайцы. Много. Человек тридцать. Они бегом бежали к автобусу с кучей свертков и клетчатых сумок. Быстро загрузились. Через пару минут я чувствовала себя Гулливером среди лилипутов — они были со всех сторон, галдели, что-то ели и пили, хохотали. Они явно были счастливы. Я тоже. Хотелось их обнять, как маленьких, успокоить, уложить спать. К часу ночи желание уложить спать китайцев усилилось. Они точно не кока-колу пили, галдели еще больше, по монитору шел корейский боевик с китайскими субтитрами, и они его комментировали очень громко. Водила, если это слово применимо к крошечному не совсем пятидесятикилограммовому мужчине, гнал автобус как «ягуар». Параллельно тоже комментировал фильм, а когда он начал говорить по мобильному телефону — тут уж сердце мое екнуло. Так же страшно мне было в начале девяностых, когда я увязалась с рокерами на прогулку по ночному Петербургу. Хотя не так. Рокеры, они же свои, понятные.

Автобус прибыл в чайнатаун значительно раньше расписания — в 4:05. Китайцы тут же испарились. Акрильщика поджидала девушка на скутере. А я обнаружила разрядившийся мобильный телефон и отсутствие мелочи для таксофона, да и самого таксофона тоже. Такси никак не вызвать. Пришлось идти пешком. В Нью-Йорке не страшно. Я так его люблю, что он отвечает мне взаимностью. Подумаешь, пройдусь немного, выйду на приличную цивилизованную улицу — такси меня само найдет. Работы, конечно, не тяжелые, просто нести не очень удобно. Чертова гигантомания. Ну сделала бы вполовину меньше или даже в три-четыре раза. Смысл-то от этого не меняется. И продать легче, это любой галерист подтвердит. Так нет же... Может, бросить их здесь, что-то они мне совсем надоели. Вот рядом с этой кучей мешков. Они тут как родные, их наверняка не распаковывая забросят в мусорную машину. Только я прислонила свои работы к куче мусорных мешков — оттуда рванула стая крыс. Хорошо, что не в мою сторону. И это Америка??? Со своей патологической стерильностью? Мама, где я?

Крысы отрезвляют. Я взяла работы и пошла дальше. Нет, я не заблудилась. Просто решила срезать угол. На той улице даже фонарей не было, только что-то светилось в подвале. По-питерски так, совсем не страшно. Дверь была открыта, в помещении была куча китайцев. Интернет-кафе! Круглосуточное. Они все общались с родиной. Своей, разумеется. Ну не в компьютерные же игры в такое время играть. За доллар мне дали чашку кофе и пытались еще всучить пассворд. Вместо этого я попросила вызвать мне такси. Через десять минут я была у друзей. Прошла на цыпочках к холодильнику, достала из морозилки персиковый «абсолют». Не знаю, зачем они хранят его при минус восемнадцати, наверное, горло заболит, но я все равно хлопнула. Одну, потом вторую, третью и четвертую. После каждой рюмки я клялась не слушать советы бывших соотечественников. И тут на кухне появился Леня. Он посоветовал мне не пить без закуски.

Статья Виты Буйвид «Мама, где я?!» была опубликована в журнале «Русский пионер» №32.