Классный журнал

Николай
Фохт

Моя борьба со сном

Некоторые в шутку спрашивают: чувак, а есть ли вещи, с которыми даже ты не в силах справиться?

Вру, конечно, никто меня об этом не спрашивает, но если бы спросили, есть у меня ответ. Я ничего не могу сделать со своими снами. Понятно, что никто не может — почти нельзя запрограммировать правильный, нужный сон. Не об этом речь. Проблема в том, как жить после некоторых. Такими они бывают настоящими, так попадают в самую точку; эти сны сами образуют эту точку. И оказываешься безоружен — как победить химеру, если эта химера из твоей собственной виртуальной плоти?

Вторжение в «Армению»

Вот, например, такой сон: бомбежка. Все начинается со страшного звука. Во сне не сразу понятно, что это падают бомбы. Но потом генетическая память подсказывает: надо на улицу, прятаться. Выходишь из своей квартиры на Винокурова, а оказываешься сразу на углу Тверского и Тверской, у магазина «Армения». А тут самая заваруха: прожекторы ловят бомбардировщики в перекрестья, работает зенитная артиллерия. Бомбы исправно ложатся чуть левее. И вспоминаешь вдруг, что рядом же подземный переход, — и ныряешь туда, вниз. Но следующий взрыв заваливает переход. Ты почти в ловушке — как Болконский, видишь небо над головой, видишь, как сужается горлышко этого коварного сосуда, в котором ты оказался. Нечем дышать, и каким-то неимоверным усилием продираешься вверх, прыгаешь к черному небу — и сразу на бульваре. Тут готовы окопы, тут рядом зачем-то мама — она и показывает, куда мне бежать. Как удобно — кто-то вырыл на Тверском окопы, насыпал валы. Сокрушительный взрыв, ноги подкашиваются, я забиваюсь в окоп. Так тут хорошо! Так сразу ясно, что не достанут никакие бомбы и гранаты — снаряды, в общем; тут я в полной безопасности. И так хочется спать, что засыпаю — и просыпаюсь в настоящей жизни.

Весь день хожу сам не свой. Мне не по себе, что я так испугался. Но с другой стороны — война, а оружия никакого не выдали. И вообще, в центре Москвы оказаться под огнем противника — как сейчас припоминаю: не только бомбили, но и наступление было очевидно. Поэтому и окопы, поэтому такая паника в городе. Колбасит-то наяву. Хочется выпить стакан водки, закусить черным хлебом и салом — а потом запеть грустную песню. Может быть, даже выйти в поле, дойти до опушки — в этом промежутке как раз и петь. И не спрятаться днем, наяву от страшных разрывов, воя сирены и свиста пуль. И вроде хочется жить, а с другой стороны — зачем? Если в любую ночь может начаться бомбежка?

Лифт уходит в небо

Или вот классический сон про лифт. Лифт, разумеется, начинает набирать скорость и рвется вверх. Растет количество этажей твоего шестиэтажного дома — но вдруг направление движения резко меняется, и кабина перемещается между подъездами горизонтально. Но потом все равно вверх — начинаются перегрузки, гаснет свет. По идее, дальше должна быть высадка на Луне — но ты спокойно выходишь на нужном этаже. И открывается дверь, и свет заливает лестничную площадку. Из света выходит навстречу тебе кто-то очень нужный, важный именно сейчас, кто-то главный в этой жизни и на этом конкретном этаже. Никогда не могу разобрать, кто это, — сон обрывается. Иногда, правда, успеваешь разобрать лицо — но просыпаешься, а знание испаряется, и не задержать его: ты бессилен перед воспоминаниями о сне. Но результат этого классического сна поистине разрушителен. Утром выхожу на улицу, иду смотреть, где соединительная шахта между двумя подъездами. Я и говорю, слишком близко к сердцу принимаю. Но не знаю, что делать.

Кафе счастья

Однажды сдался, пошел к психологу. Вот, значит, еще сон. Вечер, я дома. Вдруг звонок — моя давняя знакомая (я даже не знаю, кто это, просто человек из прошлой жизни). И выхожу в ночной город, уверенно еду в кафе. Такое мифическое кафе, стекляшка. Внутри — яркий свет. Я захожу в кафешку, и мне очень хорошо. Потому что тут свет, потому что я знаю, что еще хорошая встреча впереди. И все, сон заканчивается. А утром я пытаюсь понять, кто же это звонил, — хочу перезвонить в реальности, хочу встретиться — а не с кем. Хочу найти это ночное кафе — потому что там горячий чай и очень вкусные пирожные, — и нет этого кафе, ничего похожего нет. Я в отчаянии, в тупике.

Психолог думал недолго.

— Светящееся кафе — это счастье. Вы сквозь ночь стремитесь к счастью. А девушка, которая вам звонит, — это… Это просто девушка, которая звонит вам. Все ведь так просто — вы стремитесь к покою и любви, но на вашем пути стоит ночь.

Да, спасибо. Я знаю, что на моем пути стоит ночь. Я сжился с этой мыслью: мое зрение уже хорошо различает в темноте оттенки серого, мой слух узнает шелест листьев березы и шелест листьев тополя. Ночь уже не мешает — наоборот, я жду ночь, как ждут неизбежность, чтобы скорей эта неизбежность миновала.

Я не боюсь своих снов, просто не знаю, что делать дальше, когда проснешься?

Ремонт и оттоманка

Или вот частый сон. Прихожу в знакомый дом на Тверском. Странная обстановка — ремонт, что ли? Соседи объясняют, что из нашей коммунальной квартиры делают современное жилье, а мы скоро пере­едем. Куда-то там. Может быть, даже и никуда — тут останемся. Смутно все, чего возьмешь — сон. Все уже и забыли, что я тут тоже прописан. Но встретили дружелюбно. Иду в свою комнату — как давно я тут не был! Хорошо, что осталась старая мебель. Вот гарнитур красного дерева в стиле «ложный ампир» — с богатой бронзовой отделкой. И красивая лампа в спальне на месте — мы ее продали, когда тут пожар случился, но она тут. И оттоманка — я приходил домой, ложился и включал видеомагнитофон Supra. Вот и сейчас ложусь и проваливаюсь в сон во сне. Будит щелчок открывающегося замка. Входит отец, живой, за столом сидит бабушка. Они улыбаются. И горит лампа с зеленым абажуром. Они молчат, собирают на стол. Это счастье длится вечность — можно не вставать и слушать стук тарелок, позвякивание хрусталя. Из того самого малюсенького холодильника «Север» бабушка достает настойку на черноплодке и маринованные опята. Уже дымится тарелка щей из свежей капусты. Они продолжают молча смотреть на меня, я вылетаю в черный коридор. Коммуналка растворяется, я обнаруживаю себя в другой квартире. Я звоню отцу — никто не берет трубку. Я звоню его друзьям, которых тоже уже нет давно в живых, но они мне отвечают. Они рассказывают мне с каждым сном разные истории, которые я не запоминаю все равно. Просто знаю, что все плохо, что я больше не вернусь в свой дом на Тверском бульваре, никогда не увижу отца.

Я же пока не знаю, что все это будет регулярно повторяться. Эта пытка. Это блаженство.

Это ведь со всеми бывает. Ведь всем снится, что завтра выпускная контрольная по алгебре (экзамен по химии, физике). Ведь не только мне снится, что целый год я не ходил на английский и русский — страшно, что завалю очередной экзамен и теперь школа никогда не закончится. Это происходит со всеми, и все, подчиняясь сну, пытаются справиться с изменившейся вдруг реальностью. Что тут можно сделать? Я точно не знаю, но мне кажется, делать ничего не надо. Странные и страшные сны, когда просыпаешься от собственного крика или в слезах, — это тренировка. Сон учит выживать, переживать, умирать. Требуется настоящее мужество, чтобы смириться с феноменом сна. Но не всегда следовать ему — сопротивляться тоже, да. Нужно помнить о сне всегда, нужно каждую ночь быть к нему готовым.

Как подготовиться, если все случается спонтанно, если нет расписания, нет программы?

Конечно же, все очень просто, интуитивно я все делал правильно. С утра надо искать в записной книжке имя той девушки, отслеживать направление извилистой шахты лифта и повторить на всякий случай алгебру за десятый класс. Другого способа, по-видимому, нет.

Статья Николая Фохта «Моя борьба со сном» была опубликована в журнале «Русский пионер» №30.

Прочитать другие статьи Николая Фохта