Классный журнал

Андрей
Штефан

Теплое место

Cдругом Кешей летим в Берлин. На экскурсию. В крематорий. Подружка моя берлинская, Хельга, работает в крематории. А что такого? У меня много друзей, и все они где-нибудь работают. И некоторым их работа нравится. Вот и Хельге ее работа нравится — иначе зачем бы ей меня в крематорий звать на экскурсию?

Прилетев в Берлин, пытаюсь восстановить в трезвой памяти облик подруги своей Хельги. Чтобы в толпе встречающих отличить. О, вот она — воплощение немецкого духа! Эксперты арийской расы выставили бы ей все пятерки: тело пловчихи, широкие плечи, крепкий зад.  Светлые волосы коротко стрижены, голубые глаза — и румянец по всему лицу.

Хельга жила в крошечной келье неподалеку от старого нацистского аэродрома. Кеша сразу устроился на полу, а мы с Хельгой — на койке, под одним одеялом. Моя немецкая подруга каждую ночь стаскивала его с меня во сне. С первых минут германская чопорность и любовь к порядку были подвергнуты ужасному испытанию. Без умысла мы преврати девичью светелку в логово неуправляемой московской богемы на выезде. К тому же мы с Кешей являлись в светелку под утро — навеселе. Как мог, я старался соблюдать приличия. Но тщетно. Моя немецкая подруга Хельга возненавидела нас.

В очередной раз явившись ночью, мы старались пробраться незамеченными. Но были разоблачены и посрамлены. Пристыженные, мы с Кешей прилегли на полу.

Только забрезжил рассвет — нас  разбудил вой сирены. Это будильник, он издавал мерзкий звук, словно будил на утренние работы в концлагере. Сегодня в крематории — день экскурсий. Мы отправляемся с Хельгой на ее любимую работу. 

Без завтрака погрузились в холодную электричку. За окнами проносились ячейки офисов, парки, плавающие в молоке тумана, зябнущие у кафе рабочие-турки. Через какое-то время каждый заводской пакгауз за окном казался нам крематорием, а электричка катила все дальше и дальше. Напротив сидела мрачная валькирия и сверлила нас колючим взглядом.

Удивительно, но на кладбище оказалось светло и празднично. Туман растворился. Выглянуло солнце. Не успев оглядеться по сторонам, мы с Кешей очутились внутри крематория. Самого современного в Европе, самого, по словам Хельги, технологичного и экологически чистого.

В огромном пространстве главного зала царил полумрак. Бетонные стены терялись внутри помещения, своими масштабами соразмерного с городской площадью. Серые колонны уносились вершиной на головокружительную высоту и там протыкали потолок насквозь. Над головой в темноте светились обручи дыр. Казалось, над нами звездное небо. Такое же чувство подавленности я испытал в Карнакском храме в Египте, куда меня водила моя египетская подруга. В таких местах человек превращается в пылинку на коврике у двери, ведущей в неведомое.

Хельга вдруг преобразилась. Она сменила гнев на милость, шутила, тихо насвистывала фривольный напев популярной немецкой песенки. А потом вдруг начала порхать в танце меж колонн.

Мы с Кешей приметили, что на лицах посетителей нет скорби. В зале было полно народу. Отцы семейства гордо вышагивали, возглавляя колонну своих родственников — дедушек, прабабушек, тинейджеров и мелких карапузов. Иные ехали на креслах-каталках, а юные девы несли на руках младенцев. Детвора шумела, играла в догонялки. Солидный господин с седыми усами ел на ходу колбаску. Прислонившись к колонне, целовалась парочка подростков.

Немцы подходят основательно не только к жизни, но и к смерти. Им важно знать — на какой каталке их повезут в последний путь. Удобно ли им будет лежать? Как работают рессоры? Не будет ли трясти в дороге? Какая температура в печи? Поэтому по выходным немцы идут на экскурсию в крематорий.

Мы с Кешей вздумали тоже побегать вокруг колонн, поиграть в салки. Но что-то мешало, ноги не гнулись в коленках.

Прибежала Хельга, сверкая улыбкой. Она щебетала, рассказывая нам про крематорий.

Придумали его архитекторы Алекс Шульц и Шарлотта Франк. После объединения двух Германий разрушили старый, построенный в 1913 году, и возвели новый, по последнему слову техники. Открыли его аккурат на рубеже столетий, в миллениум. Мэтр Шульц строит крематории и правительственные здания. В частности, он построил Бундесканцлерамт — официальное место работы правительства, где нынче трудится канцлер Ангела Меркель. Сообщив все это, Хельга просила нас никуда не пропадать. Она сбивает группу экскурсантов. Мы скоро отправимся в подземелье.

В ожидании спуска в подземелье мы с Кешей продолжаем изучать главное помещение. Вот сразу несколько ритуальных залов — помещения для прощаний и соболезнований. Один зал, как мне показалось, для проводов граждан, явно не собирающихся унывать в царстве Аида. Для рок-звезд, битников, модернистов. Обстановочка без трагизма: гитара, цветочки, джинсовая ткань.

Зал напротив отличался крайним аскетизмом. Здесь все по-взрослому. В воздухе — тяжкий дух скорби. Я не смог выбрать подходящий зал для себя и побежал на звук колокольчика. Хельга собрала толпу бюргеров и махала нам с Кешей рукой.

Хельга живо вела экскурсию, иногда переходя на русский язык для нас. Вот технический этаж с хранилищем на 700 гробов. Три печки расположены под землей на глубине десять метров. Пространство главного зала рассчитано на 1000 человек и поделено неравномерно двадцатью девятью колоннами. Почему 29? Наверное, здесь глубокий сакральный смысл, подумал я.

Но вот тяжелые металлические двери распахнулись перед нами. И мы начали спуск в пекло. Можно было воспользоваться лифтом. Но мы с Кешей выбрали лестницу. Неизвестно, что ждало нас внизу. Вдруг скрутят руки и заставят разгружать уголь для печек? Организм требовал пива. А какой глинтвейн и пунш продавали в эти рождественские дни на улицах Берлина! Миновав железные шахты, мы попали на нижний уровень. Типичный бункер верховной ставки. Везде стояли никелированные тележки. По стенам змеились толстые кабели высокого напряжения. Справа и слева в узких проходах стояли железные стеллажи, уходящие в перспективу. Мутный желтый свет, зеленые стены, в которые вмонтированы черные двери печей. Любопытные старички и старушки открывали их и заглядывали внутрь. Здесь Харон проверяет пропуска и дает контрамарки.

В темной нише я об­­наружил одинокую те­­лежку. Прилег, почувствовал себя покойником. И сразу взлетел над кафельным полом. Я парил низко, почти касаясь земли. В конце темного коридора рябило, будто там был телевизор без антенны. Я пытался управлять телом, но конечности не слушались. Я делал пассы руками, дергал ногами, стараясь оттолкнуться от чего-нибудь. И тут полумрак взорвался вспышкой света. Казалось, зажглись тысячи свечей. И света стало так много, что он казался осязаемым. И меня потащило вперед. Вдоль стен метались тени в белых халатах. Кажется, они были недовольны вторжением. Они бросились на меня и стали трясти.

Хельга трясла меня за плечи и смотрела как на умалишенного. Как можно уснуть в крематории?

Не попрощавшись с Хельгой, я стал выбираться наверх. Кеша давно ждал на улице. Я не стал говорить ему, что уснул у печи на каталке. Снаружи крематорий не казался таким большим. Он был похож на старый радиоприемник. Мы стремительно удалялись в направлении баварских колбасок и пива.

Статья Андрея Штефана «Теплое место» была опубликована в журнале «Русский пионер» №4.