Классный журнал

Владимир
Липилин

Из-под

Машина у полковника дряхлая. Стойки бьют. Тормоза не тормозят. Но гоняет он на ней, как на болиде.

Мы петляем по Москве, как будто уходим от хвоста. Делаем эстакадные скидки. Дождь пузырится в лужах.

— Есть! — рычит полковник, как его проржавевший глушак. — Есть он, подземный город! Вот он под нами сейчас. Бункеры, бомбоубежища, железнодорожные ветки. И чего? Все заброшено. Никому не нужно. А мир хрупок, парень. Очень хрупок!

Полковник усмехнулся. Лицо к улыбке осталось безучастным, как кремлевская стена к тому, что происходит в Кремле. Пудовые кулаки с выбивающимися из-под манжет рубахи буйными волосами твердо сжимают баранку.

Мы миновали Дом на набережной. Выскочили на Таганку.

— В Москве семь тысяч бомбоубежищ, которые сданы в аренду черт-те кому и заняты черт-те чем. Стоянки автомобилей, склады, овощехранилища. В случае угрозы по инструкции их должны освободить за шесть часов. Ха! Это даже не смешно. Им и трех суток не хватит, чтоб вывезти свой хлам. Но если даже вывезут, в тех семи тысячах уместить можно максимум третью часть Москвы.

Полковник замолчал, словно обдумывая судьбу оставшихся двух третей. Проехали мост через Москву-реку. В пелене дождя город как в дымовой завесе.

— Да что вы, Виктор Николаевич, — поправил я давящий грудь ремень безопасности. — Кого нам бояться? У нас же век нанотехнологий. Времена холодной войны далеко позади.

Полковник Генштаба в отставке посмотрел на меня так, как смотрят на шизофреников.

 — Вот чё ты добиваешься? — беззлобно спросил он. — На что ты меня хочешь спровоцировать?

— На детали, — сказал я. — Вы же сами говорите, никому это сейчас в государстве не нужно. А мир хрупок. Хочется подробностей.

Он опять обдал меня тем взглядом.

— А ты позвони мне через пятнадцать лет.

— Почему через пятнадцать?

— Потому что всего десять прошло. С тех пор как я бумажечку одну под­писывал.

Но он позвонил сам — не через пятнадцать лет, а через пару дней.

— Хочешь в бункер спуститься? — пробасил в трубку без лишних предисловий. — Я тебе человека дам. Подъезжай завтра к девяти вечера в 5-й Котельнический переулок, дом 11.

Старинный этот дом не был обозначен на картах города вплоть до середины восьмидесятых. Жильцы его не знали, в чем дело. Вроде бы так же, как все, боролись за звание «Дом образцового содержания». Так же, как все, смотрели программу «Время» и ненавидели Рейгана за его разворачивание ракет. А дома на карте не было. Может, это из-за ворот, что находятся с торца и в которые гуськом ходят и ходят какие-то люди.

Ворота и сегодня целы. Рубиновая звезда во лбу горит. В щель между створками видно скамейку, свет из проема какой-то двери и тень человека. Мы прислоняемся к этим воротам спиной. Курим. В мирном небе над мирной Москвой висит ломкая пронзительная луна.

Ровно в девять калитка в воротах отворяется и тень идет к нам.

— Владислав Сергеевич, — представляется.

На КПП, за окошком, сидит солдат в советской форме. Он говорит с кем-то по советскому телефону, глаза его блестят.

В помещении пахнет ржавым железом и почему-то пылью, прибитой дождем. На стене на вешалках-закорючках — плащ-палатки. Сопровождающий нас Владимир Сергеевич ловко накидывает одну себе на плечи. Мы следуем его примеру.

— Только пилоток со звездочками не хватает, — шепчу я как можно тише фотографу.

— Вот, если хотите, — сдув пыль, протягивает нам старый чекист головные уборы.

Мы переглядываемся.

— Клоунада какая-то, — одними губами шевелю я.

Владислав Сергеевич гневно оборачивается. Боковой свет пыльной лампочки очерчивает ровно половину его лица. Неприветливо в этом свете оно выглядит.

Коридор забирает то вправо, то влево, будто путая следы.

— Против ударной волны, — буднично, без эмоций поясняет нам экс-чекист.

Он пропускает нас вперед и останавливается. Рука его жмет на маленькую кнопку, огромная стальная дверь толщиной в полметра ползет к косяку. Закрывается. Ступени за ней манят, засасывают в сумрак. По стенам мелькают  цифры, написанные красной охрой: -1, -2, -3…

— Долго вы здесь работали? — интересуюсь я у сурового гида.

— Некоторое время, — отвечает не оборачиваясь. Шаги его меряют ступени лихо. Ни разу не сбивается. Все помнит.

Некоторое время идем молча. Где-то на минус тринадцатом спина старика начинает говорить.

— Этот бункер запасного командного пункта «Таганский» (раньше — просто государственный объект под номером 42), строился по приказу Сталина. Закончили его строительство в 1956 году.

Голос его зомбирует нас, как дудочка Нильса — крыс в сказке Андерсена. Голова кружится от петляний.

— Это сейчас все выглядит смешно, — продолжал старик. — А мы, когда спускались сюда, не знали, выйдем ли через трое положенных суток обратно.

Ступеньки закончились. Взору отрылись две шахты, уходящие в сумрак буквой V. Под сводами чугунных тюбингов висели плафоны, наполненные желтым недвижимым светом.

Старик не раздумывая двинулся вправо.

Залитое ярким светом, впереди оказалось просторное помещение.

— Вот здесь все и было, — неожиданно произнес он.

В середине зала вверх уходила, будто к капитанскому мостику, лестница.

— Что все?

— Командный пункт связи. Управление войсками ПВО. Сюда стекалась информация с подлодок, самолетов-разведчиков, спутников-шпионов. Отсюда отдавались приказы.

Я огляделся. На старых расшатанных столах, будто на прилавке антикварного магазина, громоздились приборы связи. «Брусника», «Глубина», черные переносные телефоны. Пожелтевшие пыльные журналы и лампа с абажуром.

— Тогда тут жизнь кипела. Планшеты, схемы, карты висели на стенах. Рыбы в аквариуме плавали.

— А сколько же человек здесь работало?

— Полторы тысячи, — мечтательно отвечал Владислав Сергеевич. — Хотя бункер был рассчитан на три тысячи. Люди могли автономно жить и работать здесь, на глубине шестидесяти метров — это двадцать два этажа вниз, — три месяца. И еще этот бункер мог выдержать прямое попадание водородной бомбы.

Вдруг мимо нас пробежал человек в камуфляжном облачении с карабином в руках. Владислав Сергеевич не обратил на него ни малейшего внимания.

Мы с фотографом переглянулись. Камуфляж исчез в перспективе коридоров.

Где-то сбоку, совсем рядом, прогрохотал поезд. Мурашки прошли на спине.

— Это «Таганская кольцевая», — улыбнувшись, объяснил поводырь. — Отсюда в метро два выхода.

И снова он вел нас какими-то лабиринтами. В некоторых местах ходы ответвлялись и исчезали во тьме. Я светил туда фонариком. Робкий луч выхватывал наглухо задраенные двери. Казалось, вот-вот откуда-то кто-то выскочит. Как минимум крыса-мутант размером с бульдога.

— Тут у нас была столовая, — вещал откуда-то из закутка наш старик. Мы подошли к нему. И действительно, столы, стулья. Но отчего-то пыли-то на них совсем нет. Неужели здесь кто-то живет?!

 — А вот тут было мое любимое место, — взгляд Владислава Сергеевича затуманился. — Бильярдная.

— В американку резались? — неосмотрительно спросил я.

Старик взглянул испепеляюще.

— Играли только в русский бильярд. Самое главное для меня в этом деле — избегать положения «мертвый шар». Что это такое? Это когда шар останавливается в губах лузы и достаточно малейшего толчка, чтобы он упал.

Желтый недвижный свет в плафонах моргнул и погас. В ту же секунду раздался глухой взрыв. Чугунные своды загудели.

— Внимание, — холодно разнеслось по тоннелю. — На территорию нашего государства была сброшена водородная бомба мощностью 10 мегатонн. Город Москва в радиусе 300 километров уничтожен. Температура в районе взрыва 500 градусов. Радиация 200 микрорентген в час.

— Цирк шапито, — сказал я, когда все стихло. — Не так ли, Владислав Сергеевич? Владислав Сергеевич, где вы?

Я осветил фонариком то место, где только что стоял он. Старика нигде не было.

«Хичкок какой-то, — думал я. — И как без него теперь выбираться отсюда?» Мы стояли на перепутье трех дорог. Под сводами висела мертвая, совсем мертвая тишина.

— Э-ге-гей! — заорали мы. 

Только эхо ответило нам.

Идти решили прямо — туда, где валялась ржавая вагонетка.

Навстречу вышел человек в камуфляжном костюме, в берцах и бандане с изображением Веселого Роджера. Берцы его клацали.

— Чё за херня? — обратился он без предисловий. — Мы уже почти захватили командный пункт. А тут долбануло, свет погас. И главное, уже к пульту подбирались. Бляха-муха, — бросил он в  сердцах и плюнул.

 — Я лично шесть человек укокошил, — сказал он, поправляя на плече карабин.

— А как выйти отсюда? — спросил я, чтоб отвлечь его внимание от ружья.

— Да черт знает, — пожал он плечами и снова поправил ремень карабина. И вдруг закричал:

— Пацаны!

Жутко так и надрывно крикнул, совсем как в фильме «Живой».

— Ны-ны-ны, — пронеслось по тоннелю.

— Закурить есть? — вдруг спросили из темной ниши. Я резко направил на голос свет фонарика. Серега (так звали человека в камуфляже) ловко взял световое пятно на прицел. Солдат в советской форме стоял в нише словно часовой. Я машинально протянул сигарету. Поднес зажигалку.

— России нужна война, — затянувшись, сказал часовой. — Война натягивает струну жизни, которая сейчас превращается в петлю.

— Ты кто, чудила? — Серега спросил. — Ты из какого отряда?

— Я сам по себе, — ответил солдат и зашагал по шахте от нас прочь. Мы посветили ему в спину. Гигантская тень размахивала руками, сигаретный дым, завиваясь клубами, уходил под потолок.

В непроглядной тьме мы шли неизвестно куда в поисках пацанов, которые почти захватили командный пункт.

Серега остановился, достал из кармана сложенную вчетверо бумагу. Я заглянул через его плечо. Это был план спецобъекта ЗКП «Таганский».

— Сейчас налево, — сказал он.

Вышли к какому-то котловану, над которым висел здоровенный крюк.

— О, блин, — раздалось откуда-то из темноты.— Лом пришел. А мы уж думали, тебя завалило.

Из-за стены стали выходить люди. Все были одеты в такую же, как у Сереги, форму.

— Чё там стряслось? — спросили.

— Не знаю, — Серега присел на доску над ямой. — Выходы все задраены. Идиот какой-то ходит, про войну говорит. Вот журналистов встретил.

— Э, чуваки, — сказал кто-то с веселым отчаянием. — Может, и правда Москву накрыло. Нет ее больше.

— Не гони, — всполошился Серега. — Дешевый развод. Глуховского начитался. А мне-то завтра в Испанию лететь.

Понимая, что быстрого выхода пока не видно, мы расположились, познакомились.

— А я вот в детстве мечтал, — сказал Алексей, отвечающий в отряде за растяжки с колокольчиками вместо гранат, — чтоб упала бомба и людей не стало в Москве. Магазины пустые стоят. Заходишь и берешь самый шикарный велик.

— Да идите вы к черту, — пружиня на доске, как на качелях, сказал Сергей. — Это просто чья-то глупая шутка.

Я вспомнил маршрут, которым мы ехали по Москве с полковником. Неспроста он говорил, что подземный город под нами. И не он ли все это затеял. Вот только зачем?

Минут пять все сидели молча. Каждый обдумывал свое. Было слышно, как методично капает с потолка вода.

Глупее ситуации и выдумать было нельзя. Две команды мужиков пришли поиграть в пейнтбол. Правила игры просты. Это некий гибрид «Ночного дозора» и DOOM. Нужно просто раздобыть ключ раньше противника и захватить главный пульт. Но кто-то вырубил свет и задраил двери. Если это была шутка, то она действительно слишком затянулась.

Ведь сегодня комплекс ЗКП «Таганский» уже никакой не засекреченный бункер. Спокойно выдерживая прямое попадание водородной бомбы, бункер не выдержал развала большой и воинственной страны. Его просто не на что стало содержать. Подземный город был выставлен на аукцион. И теперь здесь сделали экспозиционный центр развлечений «Противостояние». Секретные документы отправили куда надо, чугунные тюбинги покрыли новенькой краской, на пол уложили китайскую плитку.

Бункер сегодня предлагает экскурсии. Корпоративные вечеринки с танцами и такие вот интерактивные игры.

…Бойцы числом тридцать уже битый час долбили мощными берцами в дверь. Но никто не отзывался. И все неотвязнее, сначала с иронией, а потом все серьезнее звучала мысль: «Может, и правда нет уже Москвы»?

Но тут же все принимались колотить в дверь с удвоенной силой.

Статья Владимира Липилина «Из-под» была опубликована в журнале «Русский пионер» №4.