Классный журнал

Анна Николаева Анна
Николаева

Я живу многослойной матрешкой

06 июня 2012 02:16
Из колонки заместителя главного редактора «Московских новостей» Анны Николаевой читатель узнает про то, как играть в покер с зомби, и о том, что выйти из лабиринта несложно. Надо всего лишь переступить через себя, а там дело за малым: глоток, шаг, взмах, нету.

Я не знаю таких дождей, которые заставили бы меня закричать, и таких ветров, которые заставили бы меня задуматься. Я живу многослойной матрешкой: внутри меня я, внутри я еще одна поменьше, и так до бесконечности. Поэтому мне всегда есть с кем поспорить, помолчать и договориться. Я живу у себя на дне, как на даче, и не плаваю с теми русалками, которые следят за кораблями под алмазными рассветами. Может быть, раньше было иначе, но это было где-то давно, в тех краях и струнах, где плакали андалузитовые бусины в кладовых альпийских троллей. Но тролли сгинули, Альпы достались французам. А те послали к черту Николя Саркози. И правильно сделали. Он не умел хранить свои секреты.

Каждый раз, когда я разбиваюсь по утрам от неуемного желания не идти ва-банк, я смотрю в окно и вижу там, на другой стороне улицы, в окне последнего этажа, прямо под домиком, где живет Карлсон, упрямого мальчика, которому всего и надо-то, что отправиться в детский сад. Но он не идет туда, он идет ва-банк. Если бы я знала, сколько ему лет, я бы не спрашивала, сколько мне осталось жить. Я бы просто села напротив и смотрела на него, в его окно, за которым плывут оранжевые стены. Но мне пора на работу, а он тем временем сыграет ва-банк и опять выиграет, даже если проиграет.

В Ашхабаде есть казино, где играют зомби. Он потащил меня туда за руку: «Ну где ты еще поиграешь в покер с зомби...»

Я вам вот что скажу: они, зомби, не такие страшные, как в фильмах. Просто зомби. Не улыбаются, не кричат, ни о чем не спрашивают. Даже чем-то лучше, чем люди. Мы играли на всё, потому что у нас ничего не было. Я спросила его: «А если мы проиграем?» — «Отдадим им свою печень», — ответил он не глядя. Зомби справа, услышав это, улыбнулся и съел тюльпан. Это был душный ковровый, кровяный вечер. Цвета сменяли друг друга каплями яда на окнах, на полу, в небе. Жидкость страха носилась в комнате с автоматами и оседала в слизистой носа и рта. Это был ва-банк, кокаин, жар. Это была его жизнь на всю катушку с моим аккомпанементом.

Мне кажется, мы тогда выиграли у зомби, но проиграли друг другу. И дело не в том, что мне страшно было отдавать печень. Нет. Пару лет назад мы уже проиграли сердце вампирам где-то на юге Украины, в похожем казино на берегу моря. Поэтому печень было не жалко. Больше всего я боялась задохнуться. А он не давал мне дышать, все время заставлял смотреть на небо, и в мои легкие доверху набились шершавые плотные облака.

Я не боюсь старости, а он боится. Мой кот. Просыпается рано утром, тихо поджимает лапы под себя и начинает бояться. И так лежит с открытыми глазами и ледяным подшерстком и думает, что я ничего не вижу. Я связала ему уже штук двадцать рубашек от смерти из крапивы. Теплых, мягких, не колючих. А он все равно боится и рассуждает: я на все готов пойти, только чтобы обрести бессмертие. Ради этого он готов даже умереть. Оно того стоит, говорит. Убеждаю его, что не надо торопиться, всему свое время, а он тычет мне в лицо Гегелем и кричит: «Ты что, не понимаешь, что там (эй, вы там наверху), там ничего нет!»

— Так не бывает, —  возражаю я, — там обязательно кто-то должен быть, пусть ему и все равно.

— Докажи!

— Как я могу тебе что-то доказать, если не учила математику.

— Тогда почему ты рассуждаешь так уверенно?

Я замолкаю. Мне нечего ему больше сказать. Потому что в наших краях слова уже несколько дней как ничего не стоят. А других денег у меня не осталось. Он зовет играть в «морской бой». Я беру разлинованный лист, стыну, ставлю наугад. Борис шесть. 

— Почему ты всегда говоришь «Борис»? — он все еще злится.

— Потому что я не знаю других имен на «Б».

— Говори «баран»!

— Баран шесть.

Он выигрывает. Он опять пошел ва-банк, и я сдала четырехпалубник в два счета. 

Я обманула его. Потому что знала, как будет, а он — нет. Пока он учился на инженера, я ходила к гадалкам и оставляла волосы в залог. Откуда же он мог это знать. Он-то думал, что мои гематомы лечат остеопаты, и смело швырял нашу тень за забор. Однажды забыл. Потом извернулся. Еще несколько раз оглядывался и сбился. Столько раз говорила ему: время уходит, смотри какой чудовищный водопад, с этой скоростью пока еще никто не совладал. И мы тоже не сможем. Он не отвечал, только выжигал по дереву отчетливые праздничные открытки. А потом утром однажды расставил их панорамой и сказал: посмотри на мою жизнь. Посмотрела и захлопала в ладоши. От безысходности. Он понял и махнул рукой: да ну тебя.

Выйти из лабиринта несложно. Надо всего лишь переступить через себя, а там дело за малым: глоток, шаг, взмах, нету. И есть только одно обязательное правило: никогда не смотри на ладони, других линий там все равно не найти. Только запутаешься, заблудишься в лесу предсказаний, исчезнешь. Выйти из лабиринта — это не ва-банк. Это жизнь, которая не может продолжаться дальше и наступает другая. Вы когда-нибудь пробовали трогать золу? Это не страшно. Когда прикасаешься к золе, самое удивительное то, что ее не чувствуешь подушечками пальцев, а все равно приятно. Потому что зола — это то, чего уже нет в реальном мире, но то, что всегда будет рядом: ливнем, крыжовником или хрустальным соком.

 

Статья Анны Николаевой «Я живу многослойной матрешкой» была опубликована в журнале «Русский пионер» №28.

Все статьи автора Читать все
       
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (0)

    Пока никто не написал
28 «Русский пионер» №28
(Июнь ‘2012 — Июнь 2012)
Тема: Ва-банк
Честное пионерское
Самое интересное
  • По популярности
  • По комментариям