Классный журнал

Юрий
Щербаков

Наси мосо

Вопрос встал ребром:

— Наси и мосо — это одно и то же?
— Думаю, мосо так не считают, — отреагировал Алексей. — Сам рассуди, мосо ходят в красно-белом, а наси — в сине-голубом.
— Очевидно, — согласился я.

Наши арендованные велосипеды шуршали старой резиной, цепляясь за дорожный битум. Дорога резала широкую долину пополам. Далеко впереди появилась развилка — долгожданный поворот на Байшу.
В этих местах Тибет успокоился, реки не ревут, а журчат. Земля подобрела, кукуруза в полях сытно блестит на солнце: здесь живет народ наси. Приезжим издалека трудно с ходу разобраться, кто здесь кто. В городской толпе бродит немало разных этносов в одежде от собственно этноса. Если предположить, что вокруг проживает двадцать разных народов, то это значит, что у горожан вы насчитаете столько же разных моделей головных уборов.

В Байше проживают наси. Проживают давно, очень давно. Нам с Алексеем говорят, что мосо это то же самое, что и наси. Но мосо живут на озере Лугу, а наси здесь, в Байше, и у них синие кепки. А синия кепка — серьезная деталь одежды. Я пытаюсь размышлять просто: пришли китайцы на эти земли и увидели народ наси-мосо. У наси-мосо сложной формы матриархат. У китайцев, наоборот, нормальная большая семья. В процессе общения мосо и китайцы слегка разошлись во мнениях. Гордые мосо ушли на озеро Лугу со своим радикальным матриархатом, а наси сроднились с китайцами и нацепили кепки. Правда, матриархат свой до конца не растеряли. Синяя кепка — женский головной убор, признак силы (китайской силы?).

Если Байша деревня, то это очень большая деревня. На въезде площадь вымощена грубым камнем. Целая бригада крестьянок топчется на ней с какими-то красными тряпками в руках.
— Смотри Алексей, еще утро не кончилось, а здесь на стоянке уже восемь автобусов с туристами. И все в два этажа.

Место

Вдруг женщины в кепках выстроились шеренгами и стали танцевать, размахивая красными тряпками. Со стороны казалось, что они делают гимнастику под музыку. Двигаются весело и энергично, но лица у всех серьезные. Туристы столпились вокруг, усердно нажимая на кнопки мыльниц. Танец как бы говорил: добро пожаловать в Байшу, гости дорогие.     Мы с Алексеем поехали огородами вдоль кукурузного поля. Залезли на соседнюю гору и увидели Байшу сверху: от площади с танцующей бригадой шла короткая улица, которая пересекалась с широкой и длинной — центральной. По этому проспекту ползали туда-сюда лишенные обшивки редкие трактора. В месте пересечения громоздится дом-арка в китайском стиле. Арка разделяет проспект пополам — арка древняя и уже давно памятник деревянного зодчества. По периметру к проспекту примыкает десяток-другой улиц и переулков. Деревня утопает в зелени и со всех сторон окружена огородами. Зелень на задворках — заросли конопли. Конопля размером с молодую березу, поэтому мы возвращаемся в деревню рощей, конопляной.

В поле работают женщины, низкорослые и крепкие. Вяжут большие снопы сена, вешают их на спину и несут это добро домой. Лица веселые — еще бы: свой дом, своя земля, своя свобода. Они здесь главные — это видно.

На дороге, рядом с канавой, где журчит ручей, лежит раздавленная камнем ядовитая змея. Я смотрю на змею и думаю: если наси это почти мосо, значит, и у наси с понятием «отец» туго. А уж с понятием «муж» тем более. Про понятие «жена» вообще страшно подумать.

Вот, например, усадьба. Это не изба. Сооружение серьезное. Глухие ворота с резьбой, за воротами двор — большой, замкнутый. Дом, сарай, хлев, хранилище — все гигантское. Вот место для сена, для скотины, для мужчин. А вот женские апартаменты. У каждой представительницы клана своя комната… и дверь во двор. Если нет двери, то окно точно имеется. Через окно или дверь по ночам проникают «ачжу» — милые друзья. От друзей получаются дети. Все дети знать не знают, что такое папа. Зато знают, что вот это — мама, а эта женщина — вообще «мать-тигрица». Вся собственность и домашняя власть у «тигрицы». Она организует жизнь наси-мосо. У мосо, вероятно, семейные отношения куда архаичнее, то есть строже.

А что мужики? С противоположного пола взятки гладки — работают, но не перерабатывают. Чуть что — валят со двора.

Бар «Черный поросенок»

Деревянная арка-дом — центр деревни. Правда, Байшу многие называют городом. Здесь жители активно изображают городскую суету. Весь городской набор — уличная торговля, прохожие, транспорт. Магазин большой, но не супермаркет, транспорт — старая мототехника, офисный центр — двухэтажная традиционная усадьба. Только бар «Черный поросенок» похож на настоящий ирландский паб. Хозяйка в добротной синей кепке наливает нам с Алексеем виски «Джек Дэниэлс». Здесь он дороже чуть не в два раза. В углу за столиком сидят французы и отсвечивают «Макинтошем». Не иначе — WI-FI ловят.

Сразу напротив бара, через дорогу, насийка на большой чугунной сковороде жарит куски чего-то серого, желеобразного. Справа налево, или слева направо, гуляет чистый навозный дух.

Чем занимаются мужики наси, мы видим невооруженным глазом: большая группа друзей-родственников (а здесь кажется — если друг, то значит родственник) сидят под навесом и играют в маджонг. Еще не вечер, а некоторые уже приняли на грудь — стоят, блестят глазами. Рядом с аркой длинный одноэтажный сарай. Сарай открыт для туристов — это центр культуры. Внутри и снаружи на лавках сидят пожилые музыканты и пиликают на древних щипковых инструментах. Тут же висит искусство — картинки в рамках. На некоторых странные графические символы наси. Говорят, у мосо букв нет, как, впрочем, и письменности. А вот наси своим пиктографическим письмом гордятся. Этот факт вообще выгодно их выделяет на фоне остальных малых народов, населяющих Юньнань. Древняя пиктография наси уже бренд: знаки-понятия в крупных городах лепят даже на городские урны для мусора.

Мы с Алексеем проезжаем арку в южном направлении. Улица стремительно теряет колорит центра. Вдоль дороги с обеих сторон тянутся глухой каменный забор и основательные декоративные цветные ворота крестьянских усадеб. Черепичные крыши, прочный камень дороги, вдоль которой журчат ручьи. Возле одних ворот, особенно декоративных, мы тормозим, чтобы лучше рассмотреть позолоту. Вделанная в ворота калитка открывается, и из нее выглядывает старик. Он не просто выглядывает, а делает нам с Алексеем знак, мол — заходите. Во дворе он что-то говорит, улыбается и кого-то зовет. Из дома нехотя выходит девушка в джинсах и кроссовках «Адидас».

— Ну чего тебе, дед, надо? — недовольно спрашивает она у старика.
Мы с Алексеем совсем не уверены, что это дед. Скорее все-таки дядя, но старый.
— Вы его извините, — обращается она к нам на хорошем английском, — он всегда заманивает во двор туристов. Думает, я быстрее английский выучу.
— Так ты его вроде неплохо знаешь?
— Разумеется, я уже четвертый год в Пекине изучаю язык в университете. Сейчас лето, каникулы.
— Хорошо у вас тут, двор большой. И цветы в кадках впечатляют, — продолжил беседу Алексей.
— Да, цвет хороший, — английский у девушки вдруг сломался. — Я сейчас немного занят, сори.

Дальше последовало торопливое рукопожатие и сухой стук деревянного засова на воротах.

Нам, пожалуй, пора. Солнце село на макушку ближайшей горки. Мы двинулись в обратный путь искать свою гостиницу в широкой долине. Полчаса крутили педали молча.
— А что, Семен, — нарушил молчание Алексей, — ведь мы повторили путь наси. А может быть, и мосо.
— Это еще почему?
— Мы спустились сюда с Тибетских гор. То же самое сделали когда-то и они.
— С чего это ты взял?
— Так говорят.  

Статья Юрия Щербакова «Наси мосо» была опубликована в журнале «Русский пионер» №19.