Классный журнал

Дмитрий
Якушкин

Мой Грин

Когда-то давно я много вырезал из газет, веря в непреходящую ценность оригинала (который, желтея и высыхая, со временем становился до такой степени ценным, что рука не поднималась его выбросить) и собирая необходимое для корреспондентской работы досье. Постепенно желание что-либо накапливать на будущее ослабевало, главным образом под влиянием известного экзистенциального вопроса: кто и когда в этом будет копаться второй раз? Но одна из таких старых папок пережила серию радикальных чисток и сохранилась под своим изначальным названием: «Грэм Грин».

Почему он? Потому что я знал Грина и общался с ним довольно регулярно в течение нескольких лет в конце 80-х годов. Грин при жизни стал мировым классиком, а писательские слова и поступки в прошлом веке имели совершенно иной вес, чем сегодня, и поэтому можете представить, что отправиться к нему в качестве корреспондента чем-то напоминало просьбу взять интервью у Льва Толстого. При каждой встрече с Грином я ощущал двойственность, заложенную в саму ситуацию: с одной стороны, личность, принадлежащая истории, с другой — обаятельный, остроумный старик, с которым мы могли хорошо говорить, а могли и понимающе помолчать. И выпить две стопки водки перед обедом, обязательно русской, не польской, и съесть рыбу в ресторане «У Феликса» в Антибе, в котором я несколько лет назад увидел того же самого Феликса, но где Грина уже никогда не будет. И еще помню, что мучили вопросы, которые хотелось задать, но я себя сдерживал, потому что Грин категорически не любил пафоса, вопросов такого примерно типа: а как это все-таки было там, во Вьетнаме? Парагвае? в Вене сразу после войны? И главный герой в таком случае — это все-таки вы, а если да, то в какой степени? И в чем?

Статус великого и вместе с тем земного человека особенно проявлялся в каких-то бытовых ситуациях, которые происходили с нами в ресторанах, где мы обедали-ужинали, или в аэропортах, где я встречал или провожал Грина. Надо сказать, что Грин всегда держал себя с необыкновенным достоинством, и окружающие чувствовали его внутреннюю силу. Однажды я помогал ему с оформлением въездной визы в Советский Союз, куда он начал ездить при Горбачеве после многих лет отказов по политическим мотивам. Я встретил его на своей машине в парижском аэропорту Орли, куда он прилетел с юга Франции, где тогда жил, чередуя Антиб с островом Капри, и мы приехали в его квартиру в 17-м округе. Затем я ушел в консульство забирать его документы, но там выяснилось, что не хватает каких-то фотографий, поэтому я вернулся назад, позвонил в дверь. Пока я отсутствовал, Грин задремал, и мой звонок застал его врасплох. Он выскочил из квартиры так быстро, что оставил в ней ключи. Дверь, естественно, захлопнулась. Так началась наша совместная спецоперация по проникновению к нему домой. Сначала законным путем: мы полезли на мансардный этаж, где обычно живут уборщицы, чтобы найти запасную связку, но там никого не было. Спустились вниз к консьержке — она тоже ушла. Грин говорит: надо спуститься в машину, взять какой-нибудь инструмент и вскрывать переднюю дверь. Я пошел вниз и взял из «Рено-25» самый прочный, на мой взгляд, ключ. Перед тем как начать отгибать дверную коробку, спросил: «Может, лучше вызвать полицию?» И тут Грин произнес одну фразу, зато с такой неповторимой ироничной интонацией, которая и делала его гениальным наблюдателем человеческих характеров: «Вот уж полицию мы точно вызывать не будем». Писательница Ширли Хэззард, написавшая книгу о том, как они с мужем долгие годы отдыхали вместе с Грином на острове Капри, где он купил дом «со всеми потрохами» на гонорар от экранизации «Третьего человека», заметила, что лишь изредка записывала свои разговоры с ним, потому что на бумаге гриновские высказывания утрачивали спонтанность. Грин специально не шутил, но мог сказать простые слова с таким выражением, что все смеялись. Вот так однажды в одном из ресторанов не в сезон нам предложили на десерт клубнику. Грин спросил у владельца, откуда она. Ему ответили, что из Чили. «Нет, пиночетовскую есть не будем».

Мне доставляет удовольствие коллекционировать случайные упоминания о Грине, которые попадаются в разных материалах — в рецензиях, эссе, путевых очерках. 

Перебирая все эти вырезки, начинаешь видеть контекст, в котором может появиться гриновское имя. Это разбор творчества, описание жизни некоторых писателей, которым он симпатизировал или помогал совершенно конкретно и материально, — прежде всего Мюриель Спарк, Разипурам Нараян, Ивлин Во. Во-вторых, это все, что связано с работой разведки в Латинской Америке или Африке, и даже не столько с работой, сколько с какими-то провалами, просчетами в оценке реального положения вещей. Грин написал на эту тему классическую вещь, а несколько лет назад Фидель Кастро даже объявил национальным достоянием отель «Националь», где разворачивается действие «Нашего человека в Гаване». Один из самых выдающихся разведчиков мира Маркус Вольф называл гриновский роман своей любимой книгой.

В гриновских городах и странах, которые, как правило, находятся у него в некоем переходном состоянии в силу исторических обстоятельств, борьбы кланов, войн, конечно же, многое коренным образом изменилось, но его взгляд влияет на наше восприятие и сегодня. Сам Грин не был особенно привязан к какому-то определенному месту, он по натуре был блуждающим человеком, страшившимся скуки, совсем вроде бы не мачо внешне, но силы духа необыкновенной вплоть до самой последней минуты жизни.


Статья Дмитрия Якушкина «Мой Грин» была опубликована в журнале «Русский пионер» №4.