Классный журнал

Я пил наравне со всеми всю свою спортивную жизнь, не помногу, скорее на среднем уровне, соответствующем моему личному рекорду в прыжках в высоту. Своевременно бросив серьезный спорт, я продолжал выпивать, тому способствовала моя журналистская работа (а есть ли в России непьющие профессии?). Вскоре у меня начало болеть все подряд, но исправно работающим оказался инстинкт самосохранения, и я понял: надо бежать. И начал заниматься оздоровительными пробежками. Через год снова почувствовал себя вполне атлетически, каждый день пробегал по десять-пятнадцать километров, в выходные — по двадцать-тридцать, много чего такого пробежал, вплоть до стокилометровок, но уже на любительском уровне, не быстро. И при этом неизменно пил, хотя и гораздо умереннее, чем прежде. Люди удивлялись: ты же проповедник и носитель здорового образа жизни, а так ведешь себя. В ответ у меня был лозунг: «Я бегаю для того, чтобы пить и курить». Конечно, я уже не помышлял ни о чемпионстве, ни о рекордсменстве. Однако пришлось.

 

По приглашению моего приятеля Франсуа Фора я участвовал в сверхмарафоне «Гранд курс де Бретань». Нужно было бежать — в майскую жару — по дорогам Западной Франции 13 дней по 50 км (25 утром + 25 после обеда) и еще один день — 75 км (25 утром, 25 днем и 25 вечером). В первое утро мы (около 30 бегунов из разных стран) финишировали в городке Плеин-Фужер. Вторая часть этого названия оказалась говорящей: в обед, который был устроен на площади под тентами, нам наливали вино в неограниченном количестве. Некоторые бегуны позволяли себе по стаканчику. А у меня дело не ограничилось вином. Один пожилой француз, узнав, что я русский, сходил домой за водкой. Он во время войны служил в эскадрильи «Нормандия–Неман», дружба с советскими летчиками ассоциировалась у него с водкой, которая пьется гранеными стаканами — они тоже нашлись у француза. Я не мог ему отказать, мой отец тоже воевал летчиком. Мы быстро уговорили 0,5, и я пошел на старт дневного этапа. Жара была больше тридцати, я отстал от всех, но важно было не сойти, не умереть. Франсуа бежал впереди, он сбавил темп, подождал меня, спросил вроде бы в шутку, не желаю ли я пивка. Мы как раз пробегали мимо бара в каком-то городке, и я сказал: «С тобой за компанию». В баре было прохладно, кондиционировано, Франсуа спросил, какого пива мне заказать, я сделал безразличный жест. Мне подали один сорт пива, французу — другой. Потом я узнал, что он пил безалкогольное, а я обычное.

 

Во время «Гранд курс де Бретань» я как-то втянулся в такой неестественный образ жизни. Пробегал в день по 50 километров и бесконечно пил на привалах. Франсуа в городках подсылал ко мне местных пьяниц. А мне нельзя уже было отказываться в силу сложившегося имиджа. Другие бегуны с интересом наблюдали за моим состоянием, говорили: «Что будет с твоей печенью?» Франсуа хотел взять у меня реванш за Сахару, где он проиграл мне финиш сверхмарафона, и теперь попросту спаивал меня, чтобы я сломался. Но я выдержал оба этих сверхмарафона — беговой и алкогольный, даже и положенные 75 км в один из дней пробежал. После этого Франсуа присвоил мне звание рекордсмена мира по марафонскому бегу среди алкоголиков. Он был недалек от истины.

 

Возможно, я подспудно искал нечто такое, что могло бы компенсировать мою несостоявшуюся спортивную исключительность, мои несбывшиеся рекорды. И вот оно было ниспослано мне, я воспользовался и расквитался, удовлетворил комплекс неполноценности и слегка прославился.

 

На Бермудах президент их федерации легкой атлетики Филипп Гишард сказал мне: «Правда, что перед стартом марафона ты выпиваешь стакан виски?» Я не стал опровергать льстившую мне гиперболу. Вечером Филипп пригласил меня пообщаться в спонсорский бар на Франт-стрит, мы пили смертельный по местным понятиям коктейль Dark&Storm, «мрак и шторм»: 25 миллилитров рома «Бермудский треугольник», 100 — имбирного пива плюс кока-кола. Примерно на десятом коктейле Филиппу захотелось домой, он оступился на винтовой лестнице, кувырком скатился со второго этажа, но утром все-таки появился, чтобы дать старт марафону и напомнить мне, что я должен выпить стакан виски «Катти Сарк». В тот раз я снова пробежал марафон в состоянии алкогольного опьянения.

 

Крепкие спиртные напитки перед стартом в беге на длинные дистанции — это не допинг, а совершенно ему противоположное. Однажды со мной на этой почве должно было случиться что-то нехорошее. Но случилось хорошее: я бросил пить. В одну минуту это произошло, без подготовки, без подвигов мученичества, без методик. И опять это было на Бермудах. Я семь лет подряд участвовал в их марафонах и каждый раз выпивал на старте стакан виски «Катти Сарк», в конце концов эта фирма даже стала моим личным спонсором, что выражалось всего лишь в дюжине бутылок этого невыдающегося напитка, присланного мне экспресс-почтой на день рождения. Я завершал свой седьмой бермудский марафон, плелся в одиночестве почти последний, рекордсмен мира среди пьяниц. На мысу, где штормовой океанский ветер дул в грудь, не давая продвигаться вперед, до меня вдруг долетел откуда-то возглас: «Идиот!» Это интернациональное слово явно прозвучало в русской артикуляции. Я огляделся, народу поблизости никого, тем более русских. Звуковые галлюцинации? Ясно было одно: это резюме — свыше, но на русском языке.

 

С тех пор я за двенадцать лет не выпил ни капли спиртного. Даже когда одеколонюсь после бритья, стараюсь, чтобы на губы ничего не попало.

 

 

Статья Геннадия Швеца «Промиля» была опубликована в журнале «Русский пионер» №16.