Классный журнал

Дранников
Неуправляемый
Пьяность — святое состояние души. Те, кто кричит: пьянству — бой, подлинные враги человечества. Но мы не боимся. Мы выдержим это сражение и, как всегда, победим. Потому что пьянство — это свобода. Или стремление к ней. А свободу убить нельзя.
Когда это было, я уже не помню. Сами понимаете, возраст и постепенная замена гемоглобина на более крепкие фракции сказались на моей памяти. Помню лишь, что Крым уже принадлежал Украине, но по-прежнему оставался всесоюзной здравницей. Где десятки тысяч простых советских людей поправляли свое здоровье, немного подорванное радостным строительством светлого здания коммунизма. Билет на самолет до Симферополя стоил, по-моему, тогда 20 рублей, койка в доме отставного полковника — рубль, жареная печенка и килограмм винограда, что продавались в палатке на набережной, укладывались в 50 копеек. И это было вполне по карману юному корреспонденту партийной газеты «Московская правда».
Итак, не то в 64-м, не то в 65-м году прошлого века с парочкой друзей, таких же молодых оболтусов, как я, мы отдыхали в чудесном крымском городке Мисхор. До отъезда оставалось дня четыре, денег — на два, солнце, нещадно палившее три недели, внезапно отвалило в Турцию, небо зашторили тучи и мелкий, нудный, нескончаемый дождь хлестал и хлестал по Мисхору. Делать было решительно нечего. И что, скажите, оставалась? Конечно, пить. Конечно, пить.
Мы и пили. Сладковатый, терпкий портвейн под навесом любимой палатки. Закусывая его виноградом. И это красное жидкое солнце с каждым новым стаканом согревало наши сердца и распаляло мысли. Хотелось поступка — дерзкого, смелого, радостного. Например, влюбиться в прелестных девчушек на четыре оставшихся дня. Или хотя бы на два. Или просто расстаться под утро с чувством долга, который исполнил.
Но набережная Мисхора была пустынной, как море, и такой же мокрой, и ни один девичий силуэт не виделся сквозь дождь. Тусклый день склонялся к такому же вечеру, нам оставалось пить. Внезапно мой мутный взгляд остановился на какой-то афише, приклеенной к нашей палатке. Афиша сообщала, что солист ялтинской филармонии, заслуженный гипнотизер Украины в Зеленом театре Мисхора прочтет лекцию о таинственном явлении — гипнозе, а затем будет массово гипнотизировать публику. И самое замечательное, о чем сообщала афиша, — вся эта радость состоится сегодня. В 19.00.
Я взглянул на часы «Победа», обнимавшие мое запястье: стрелки показывали 19.10. До Зеленого театра минут 10 иноходью. Значит, успеем, мелькнуло в затуманенном мозгу. К чертям девчонок, коль девчонок нет, вперед, на встречу с таинством гипноза!
Мы успели. Мы даже заплатили по двадцать копеек за билеты и влетели в театр. Человек двести отдыхающих, съежившись под зонтами, молчаливо внимали эстраде. А под раковиной эстрады невысокий человек в смокинге и при бабочке громко рассказывал о безграничных возможностях гипноза. Но нам не повезло. Мы ничего не узнали про безграничные возможности гипноза, потому что едва плюхнулись на мокрую скамейку, человек в смокинге сказал:
— Вот и все. Надеюсь, вернувшись домой, вы непременно воспользуетесь безграничными возможностями гипноза для поправки собственного здоровья, для встречи с прошлым и свиданием с будущим. И чтобы вы не сомневались, чтобы вы поверили в безграничные возможности гипноза, сейчас, в эту самую минуту, я вас буду массово гипнотизировать. Всех, абсолютно всех!
Публика тревожно затихла, а человек в смокинге ловким жестом фокусника извлек из кармана блестящий металлический предмет, типа модного нынче вибратора, поднял его над головой и строго приказал:
— Смотрите на предмет! Смотрите на предмет. А теперь сомкните пальцы за головами. Сомкните пальцы за головами.
Публика послушно завела руки за голову и сомкнула пальцы.
— Вы не можете разжать руки, вы не можете разжать руки. Вы никак не можете разжать руки. Кто не может разжать руки — встаньте.
Все облегченно всплеснули руками, и только два человека на глазах потрясенного зала стояли мачтами электропередач: какой-то парень впереди и, я, конечно. Ну а кто же?..
— Молодые люди, вы действительно не можете разжать руки? — словно не веря собственному чуду, спросил гипнотизер.
— Не могу, — дергаясь в конвульсиях, орал на весь зал парень. — Словно склеились. Товарищ гипнотизер, помогите.
— Прошу на сцену, — позвал нас человек в смокинге. И мы пошли. Дорога на сцену была мокрой, ступеньки сколькими, парень поскользнулся и, чтобы не грохнуться во весь немалый рост, разжал руки и приземлился на них. После чего под улюлюканье толпы с позором был возвращен на место. Секундой позже зал затих — я вышел на подмостки.
— Ты действительно не можешь разжать руки? — почему-то на ухо спросил гипнотизер.
— Действительно не могу, — радостно сообщил я залу и икнул.
— Хорошо. Сейчас я загипнотизирую этого молодого человека и буду манипулировать с ним. Хотите? — спросил зал солист из Ялты. Зал не хотел, он просто жаждал.
Тогда человек в смокинге усадил меня на стул и строгим голосом приказал:
— Спите. Спите. Спите. Сомкните глаза, ни о чем не думайте, спите, спите, спите.
Я медленно закрыл свои длинные — в ту пору — рыжие ресницы, руки мои разжались и безвольно упали вдоль тела, и через несколько секунд зал услышал тихий и сладкий храп. Храп не понравился артисту. Он подозрительно склонился надо мной, пугая сон жестоким взглядом. Но я спал. Спокойно, безмятежно. И тогда он сказал залу:
— Сейчас этого спящего молодого человека я буду водить с закрытыми глазами по сцене, буквально рядом с рампой и он, представьте себе, ни разу не сорвется вниз.
Я немного испугался. Сцена была мокрой, высокой, а я был пьяным. Веселым, радостным, но пьяным. И мне не понравилась его уверенность. Выручили ресницы. Рыжие и длинные когда-то. Подобно Вию, я их приподнял и сквозь тонюсенькую шелку мог видеть сцену и свой путь по ней. А этот гад, уверившись в своем мастерстве, минут десять водил и водил меня по краю рампы, резко разворачивая то вправо, то влево. Несколько раз я был в сантиметрах от полета, зал взволнованно ахал и взорвался аплодисментами, когда довольный гипнотизер усадил наконец спящего на стул.
— Молодой человек, — спросил он меня, — хотите быть сильным, как Кассиус Клей?
Даже во сне я зарделся.
— Конечно, хочу.
— Тогда вытяните руки. Его рука тверда как сталь, и никто не сможет сломить ее. Желающие сломить стальные руки, прошу на сцену.
Вот тут я испугался. Пять здоровых мужиков с радостным ржанием выскочили на сцену и навалились на мои распятые гипнотизером руки. Они давили, жали и висели. И даже, гады, щекотали. Но мои руки были тверды как сталь. Не мог я в ту минуту славы подвести двести людей, поверивших в силу гипноза. Это было бы неприлично.
А солист Ялтинской филармонии, раздухарившись окончательно, продолжал манипулировать со спящим.
— Вы курите? — спросил он меня, и, получив утвердительный ответ, долго рассказывал всем о вреде пагубной привычки. — Сейчас, молодой человек, вы бросите курить. Даже не благодарите, вы просто бросите курить. Вы не можете курить, вы не можете курить, даже запах дыма вам противен. Желающие подымить ему в лицо — прошу сюда.
И снова пять здоровых мужиков с радостным ржанием выскочили на сцену. Боже, что они курили! Я работал в партийной газете «Московская правда» и раз в месяц, когда в новой гостинице «Интурист» развалючивали непроданный товар, я мог купить два блока «Кента». Настоящего, американского. А эти, что они курили! Жуткий, едкий дым «Дымка» и «Беломора» пахнул мне в нос, заволок мое лицо, и я действительно едва не блеванул. Зал был в восторге, зал рыдал.
— А теперь, — торжественно произнес гипнотизер, — встань. Перед тобой школьная доска. Возьми мел и напиши на ней: «Я больше не курю». А вы, — обратился он к зрителям, — читайте за ним.
Нетвердыми шагами я подошел к воображаемой доске, нащупал мел, поднял руку и широким, размашистом жестом начертал на ней: «Х». «Х» — выдохнул удивленный зал. «Е» — прочитал он затем. «ХЕРУШКИ». Зал ржал, зал гоготал, зал плакал и рыдал от смеха.
— Хулиган! — визжал гипнотизер. — Скотина! Вон со сцены!
А я спускался по ступенькам нетвердым шагом, но с высоко поднятой головой, широко раскинув стальные руки, под долгие аплодисменты, переходящие в овацию. Там, на сцене Зеленого театра Мисхора я, может быть, впервые в жизни понял, как важно быть пьяным.
Пьянство — это первый шаг на пути к свободе. К полной, возвышающей свободе. И неважно, что вы пьете: виски, коньяк, водяру или портвейн. Главное — быть пьяным. Пьяным нельзя манипулировать, пьяным нельзя управлять. Пьяный живет, как хочет, а значит, свободен пьяный. Сейчас я допишу последнюю строчку, налью себе стакан и с удовольствием выпью. За нашу и вашу свободу.
Статья Валерия Джемсовича Дранникова «Неуправляемый» была опубликована в журнале «Русский пионер» №5.
- Все статьи автора Читать все
-
-
01.02.2018Отморозки будущего 3
-
18.04.2010Дефектор лжи 0
-
Комментарии (0)
-
Пока никто не написал
- Честное пионерское
-
-
Андрей
Колесников334Февраль. Анонс номера от главного редактора -
Андрей
Колесников1 5416Доброта. Анонс номера от главного редактора -
Андрей
Колесников1 7408Коллекционер. Анонс номера от главного редактора -
Полина
Кизилова8349Литературный загород -
Андрей
Колесников11858Атом. Будущее. Анонс номера от главного редактора
-
- Самое интересное
-
- По популярности
- По комментариям