Классный журнал

Дмитрий
Филимонов

Астрал

Смеркалось. В буковой роще на склоне горы закричал филин. Астрономы начали просыпаться. Астрономы всегда просыпаются на закате. Они тщательно промывают глаза минеральной водой «Архыз», потому что глаз — главный орган астронома, а минеральная вода тут течет из крана, и другой нет. Мытые и проспавшиеся, астрономы спешат в лабораторный корпус — поодиночке и стайками. При входе в корпус их ожидает большой поднос с пирожками, которые печет тетушка Фатима. С мясом, капустой, грибами, картошкой, рисом, яблоками, изюмом, сливовым повидлом. Тетушка Фатима печет пирожки астрономам почти тридцать лет. Съев по пирожку, астрономы залезают на стулья и, устроившись поудобнее, смотрят на звезды.

Леша с Васей наблюдают гравитационную линзу на периферии Вселенной. Вы, конечно, подумали, что Вася, прильнув к окуляру телескопа, вращает настройки и радостно вскрикивает: «Вижу гравитационную линзу!», а Леша записывает показания в журнал и шепчет: «Вась, дай хоть глазком глянуть!». Так было лет тридцать назад. Сегодня иначе.
Теперь Леша с Васей прильнули к мониторам компьютеров.  Леша клацает клавишами, разворачивая 810-тонный телескоп, который стоит на горе, километром выше лабораторного корпуса. Большой телескоп азимутальный.  БТА. Размером с подводную лодку. Увеличивает изображение в миллион крат.
— Сто тридцать пять градусов, — док­ладывает Леша, глядя в монитор, — ветром мотает.
— Сильный? — спрашивает Вася.
— Три-четыре.
— Нормально.
— Ага, щас поедем на восток от этого ужаса, мотать перестанет.
В переводе с астрономического на русский это значит: глаз телескопа поднят на заданную высоту, но ветер силой четыре балла дует внутрь купола — в открытое забрало. От ветра телескоп качает. Потому что телескоп в масле ворочается. 810 тонн стекла и железа плавают, как сыр в масле. Так надо. Чтобы дрожанье земли не мешало смотреть на звезды. Однако масло в штиль — здорово. А масло с ветром — беда. И Леша клацает клавишами, разворачивая 810 тонн на восток. На периферию Вселенной. На искомый объект. И червячная передача, вращая гигантские шестерни, отворачивает купол с открытым горлом забрала от ветра.
— В каком фильтре наводимся? — спрашивает Леша. — «Вэ» или «эр»?
— Лучше «эр», — говорит Вася, — потому что там кластер и всяких галактик в нем до фига.
— Ладно, но я предлагаю не сто сорок, а триста двадцать.
— Как хорошо! — радуется Вася, глядя в монитор. — Какая жирная! Соседних галактик, поди, нажралась.
Гравитационная линза — это пара галак­тик. Одна заслоняет собой другую, и задняя, по идее, не должна быть видна. Но галактики искривляют пространство. И свет задней огибает переднюю. Поэтому вокруг линзы сияет ореол. Это — кольцо Эйнштейна, увеличенное изображение невидимой галактики.
Таких линз обнаружено чуть больше сотни. Прошлой весной Леша с Васей открыли самую большую, самую красивую и назвали ее Космическая Подкова. Про Подкову писали газеты мира. Теперь Леша с Васей обнаружили сложную линзу. У нее два глаза, нос и рот до ушей. Леша с Васей назовут ее Космическим Монстром. Но прежде чем объявлять об открытии, нужно изучить Монстра, замерить расстояние. А для этого надо поймать его в телескоп, сделать сотни снимков, разложить картинки на спектры.
— Алё, ЦПУ, что у вас с телескопом случилось? — кричит Леша в микрофон. — Вы живы? 
— Почти, — ЦПУ откликается невесело, — управляющая программа зависла.
Моторы развернули телескоп, и он ус­­тавился глазом в купол.
Вася нервно грызет ногти.
На изучение Монстра Леше с Васей выделено три ночи. Потому что астрономов на свете много, а больших телескопов мало. Рабочее время БТА расписано на год вперед. Если за три ночи не управятся, то Вася, он же сотрудник Кембриджского университета Василий Белокуров, вернется к себе в Британию, а Леша — старший научный сотрудник Алексей Моисеев — займется другими проектами, потому что он штатный наблюдатель обсерватории. Открытие Монстра придется отложить на год.
— Как дела, ЦПУ? Есть надежда?
— Надежда умирает последней, — молвит ЦПУ.
Неисправность устранена. Однако ветер усилился. При скорости ветра 15 мет­ров в секунду ЦПУ закрывает забрало.
Вася будет грызть ногти до рассвета.

— Астрономы — чокнутые люди, — говорит Юрий Юрьевич Балега, именуемый в ученом мире Юю.
Он кусает пирожок тетушки Фатимы и хватается за зуб.
— Ой! Вчера в футбол играли, мячом заехали, зуб шатается.
Юю — специалист по новорожденным звездам, астроном, значит, тоже чокнутый.
— Через четыре миллиарда лет, — говорит Юю, — когда Солнце превратится в красного гиганта и поглотит Землю, мы с вами станем частью звезды. Мы будем звездами!
По ночам Юю наблюдает своих младенцев, а днем подписывает бумаги, ругается с фин­инспекторами, жалуется на них президенту республики, рассылает заявки на гранты. Потому что Юю — директор об­­серватории и  должен бороться за ее существование.
Сейчас он затеял ремонт зеркала БТА. Потому что за тридцать с лишним лет службы телескоп потерял 45 процентов зрения. Иностранные астрономы стали шутить: у русских есть Царь-пушка, которая не стреляет, и Царь-телескоп, который плохо видит. Зеркало БТА — это стеклянная линза диаметром 8 метров, покрытая микронным слоем алюминия. Раз в год алюминий смывают кислотой и напыляют снова. От кислоты стекло портится. Юю нашел новое зеркало. В Германии. За 16 миллионов евро. Академия наук сказала: денег нет. Юю написал письмо мэру Москвы Лужкову. Просил денег, обещал назвать его именем звезду и телескоп и тем самым прославить имя в веках. Ответа не получил. Юю написал олигарху Потанину. Обещал назвать его именем звезду, телескоп и тем самым прославить в веках. Ответа не получил.
Как поет вспоенный минеральной водой Архыза бард Тимур Шаов,

Куда с фундаментальными
вы лезете науками?
Ну что взять с астрономии?
Небесные тела?
А как их конвертируешь,
сопрешь, приватизируешь?
С галактик ваших Родине,
как молока с козла.

И тогда Юю решил реставрировать старое зеркало, которое валялось на горе и  ни­­­­когда не использовалось, потому что изначально было бракованным — пузырятым. Юю погрузил его на спецгрузовик и отвез в подмосковный город Лыткарино, на завод, за 1810 километров от Архыза. Теперь он будет три года переоборудовать завод, ставить новые станки, потом два года шлифовать зеркало алмазами. К то­­му времени телескоп совсем ослепнет.
— Ой! — говорит Юю, откусывая пирожок тетушки Фатимы. — Завтра лечу в Москву ремонтировать зеркало и зуб.

У Григория Бескина — МАНИЯ. Это название проекта. Бескин ищет сигналы внеземных цивилизаций. 30 лет ищет.
— Чтобы подать сигнал, цивилизация должна построить мощный маяк и вывести его в космос, — рассуждает Бескин.  — Маяк должен привлекать внимание. Это должно быть нечто необычное. А что самое необычное во Вселенной? Конечно же, черные дыры. Каждая черная дыра — кандидат в маяки цивилизации.
Бескин наблюдает черные дыры. Вообще-то видеть их нельзя. Но если в небе начинают пропадать звезды — значит, их поглотила дыра.
Бескин пока не засек сигнала братских цивилизаций, но обнаружил черную дыру над Москвой.
— У вас там вечно что-нибудь пропадает, — говорит Бескин. — Были выборы губернаторов — пропали. Были иностранные гранты — пропали. Вы думаете, что мы сидим на горе и только на звезды смотрим? Не-ет, нам отсюда многое видно!
Когда Бескин не занят проектом МАНИ­Я, он пишет стихи.

С экрана льются сказки Ниагарой,
Сизифы строят власти вертикаль.
Как хорошо — придумана виагра,
Поставит прямо, укрепив как сталь.

Николай Тихонов — специалист по ближним галактикам. Доктор наук. Он купил себе спутниковый навигатор. Чтоб не блуждать в буковых рощах. Когда с гор сходит снег, астроном Тихонов берет свой прибор, ледоруб и отправляется на поиски следов древних аланов. Найденное сдает в местный музейчик. Все самое ценное и золотое уехало в Эрмитаж, а в музейчике остались черепки горшков, пуговицы, женские украшения, наконечники стрел, игрушки.
Раньше на горе стояла сторожевая башня аланов. Из каменного плитняка. Когда на горе стали строить телескоп, башню разобрали, камень пустили на фундамент купола. Городу аланов, что у подножия горы, повезло больше. Сохранились три византийские церкви и  часовенка. Самого-то города нет, его Тамерлан превратил в руины. Но церкви не тронул. Потом, когда русские завоевали Кавказ, город открыли заново. Горцы держали в храмах овец. Православные монахи выгнали овец, горцев и довершили тамерланово дело — разрушили город до основания. Чтобы из камней соорудить братский корпус, дом настоятеля, ночлежку для паломников. Самый древний храм отремонтировали, нахлобучили маковку и стали служить.
А совсем недавно местные реставраторы внесли свою лепту в начатое Тамерланом и монахами. Заделали дыры в стенах церквей бетоном, вымостили храмы тротуарной плиткой, вдолбили в древнюю кладку железные столбики для цепей. Однако на цепи уже не хватило денег.
Каждое лето к астроному Тихонову приезжает из Москвы жена Оля. Она работает в Московском Кремле. Археологом. Крупный специалист по древним тканям. Тихонов водит жену по горам, показывает найденные им гробницы аланов. Оля перебирает камни, находит кусочки иранской парчи, колхидского войлока, кладет полуистлевшие обрывки в конверты, склеенные из карт звездного неба. У Тихонова этих карт…
Первые исследователи города обнаружили в одной из церквей остатки фрески с греческой надписью «Святой Николай, покровитель Аспе». Логично предполо­жить, что Аспе — название города. «Нет,  — сказали маститые историки, — такого не может быть».  Во-первых, город Аспе уже есть. В Испании. Во-вторых, это слово не аланского, а явно сарматского происхождения.
— Да, есть такой городишко в Испании, — сердится Тихонов, — семь тысяч  населения. Да в нашем городе тысячу лет назад больше народу жило!
Тихонов берет свой прибор, ледоруб и отправляется в горы. Искать следы сарматов. И находит. В этих местах много всяких народов жило. В апреле астроном Тихонов едет на конференцию археологов. С докладом. Будет доказывать, что это — город Аспе. 
Владимир Владимирович Соколов ходит в церковь, что в городе Аспе. Он — специалист по гамма-всплескам. Первые спутники-шпионы несли на борту счетчики Гейгера, чтобы фиксировать ядерные испытания вероятного противника. Два-три раза в год приборы обнаруживали всплеск гамма-излучения. Американцы первыми поняли, что это не испытания, а процессы во Вселенной. Но что за процессы? Астроном Соколов выяснил: гамма-всплески совпадают со вспышками в дальних галактиках. Отождествил оба явления. И доказал: это взрываются гигантские звезды. Они взрываются каждый день, по нескольку штук зараз, и чем совершеннее будут приборы, тем чаще они будут фиксировать взрывы. Звезды лопаются, как мыльные пузыри! Страшная картина. Осмысление вселенского катаклизма привело Соколова в церковь.
До недавнего времени в церкви служил Витя Плотников, «солнечник»,  специалист по Солнцу. Однажды Витя увидел Бога, бросил астрономию, ушел в священники. Сейчас его перевели в другой приход, а на смену прислали молоденького отца Дмитрия. Злые люди спалили поповский дом при храме, так Юю выделил отцу Дмитрию и матушке Марусе квартирку в поселке астрономов.
— А что? — говорит специалист по гамма-всплескам Соколов. — Мы одним делом заняты — в небо смотрим.
На Пасху в городе Аспе крестный ход будет. А после астроном Соколов поведет крестный ход на телескоп. На экскурсию.

Сергей Маркелов поставил цель: пробежать 40 тысяч километров.
— Почему сорок?
— Это окружность экватора.
Маркелов бегает в гору и с горы, туда-обратно. Других вариантов тут нет. 11 тысяч уже пробежал.
Маркелов — завлаб перспективных разработок. Без его разработок ни одно открытие не состоится. Телескоп — это фотообъектив. Сам фотоаппарат, «тушка» со всеми его матрицами, выдержками и диафрагмами — забота Маркелова. Для разных наблюдений — разные «тушки». Маркелов и его люди изготавливают приборы на станках и станочках с цифровым управлением. Люди закладывают в компьютер программу, и станочки сами по себе точат, пилят, сверлят, паяют.
Раньше наблюдателя закладывали в стакан телескопа. На одном конце зеркало, на другом — стакан. Зеркало фокусирует картинку в стакан. Внутри — фотокамера и наблюдатель. Роль наблюдателя — вовремя менять фотопластины. Все, кто больше двадцати лет работает в Архызе, прошли через стакан. Юю, Бескин, Тихонов, Соколов… Прежде чем отправиться на дежурство, наблюдатель должен был как следует опростаться. Важно — не пить накануне много. Наблюдателя одевали в летный костюм с подогревом и запускали на всю ночь. Телескоп медленно вращается — вслед за звездами, наблюдатель летит в стакане, меняет пластины. Чихнуть хочется — нельзя, кадр испортишь. Чесаться хочется — не дотянешься.
Но пытки кончились. Сейчас в стакане летают аппараты Маркелова.  
— Вот эта железка битком набита математикой, — объясняет конструктор. — Там куча у-ультрасовременных процессоров. Это у-ультрадорогая железка. Ладно, вы тут пообщайтесь с ребятами, а я пойду покурю.
— Так вы же бегаете!
— Еще я пью и грязно ругаюсь матом, — веселится Маркелов, — но свои сорок тысяч я все же добегаю.
Вчера астрономы принимали коллегу из  Белграда.
— Лука, водку будешь? — спросили астрономы.
— Да, — ответил серб.
Прием закончился в два часа ночи по звездному времени. У астрономов свое время, у них дней в году больше, их сутки на четыре минуты длиннее человеческих.
Утром Юю улетел в Москву, астроном Маркелов побежал в гору, астроном Соколов пошел в церковь, астроном Тихонов, назначенный дежурным экскурсоводом, повел на телескоп школьников. После экскурсии принято писать что-нибудь в книге отзывов. Там есть одна короткая запись: «Звездец!»

Нижний Архыз, Карачаево-Черкесия

Статья Дмитрия Филимонова "Астрал" была опубликована в журнале "Русский пионер" №2.