Классный журнал

Владимир Липилин Владимир
Липилин

Вавилонская басня, или Москва поднебесная

27 марта 2012 10:15
Зачем корреспондент «Русского пионера» Владимир Лепилин карабкается на самый высокий небоскреб Европы — башню «Федерация» в московском Сити? Не только ради написания репортажа, но и чтобы внести посильный вклад в стройку века — чтобы прославить трудом и себя, и наше издание.

Мы остолбенели.

Нет, конечно, мы знали, что башня «Федерация» — самое высокое здание в Европе. Я даже наблюдаю башню по мере ее роста в свое кухонное окно на Тимирязевской. Каждую ночь ее огни мерцают вдалеке и назойливый прожектор шарит по моим стенам, столу, холодильнику. Но увидеть ее вблизи — совсем другое дело.

Мы стояли, заломив шеи, разинув рты, и глазели на жидкое солнце в ее стеклах, пока охранник с надписью «Mirax Group» не окликнул нас. Охранник щурился на солнце, и казалась, что он улыбается.

— Башню идем строить! — сообщил я.

— Много вас тут таких, — сказал охранник, и сразу стало ясно, что улыбка его фальшива. — Паспорт давай.

Компания «MiraxGroup» выдала нам каски и белые перчатки — с пупырышками и словом «удача» на ладонях. И мы ринулись в гущу. Мы не сразу вписались в ритм этого организма, путались под ногами, и рабочие задевали нас досками, трубами, рельсами. 1200 человеческих душ сновали по стройплощадке. Чалили чалы. Стропили стропы. Чтобы сориентироваться в этом столпотворении, мы двинулись к мужикам, разглядывающим какую-то бумажную схему. Втерлись в доверие без проблем: я показал им прошлый номер «Русского пионера» — со стереофото из женской бани. Мужики, забыв про свою схему, стали вырывать друг у друга стереоочки.

— Подари журнал! — орали они сквозь шум.

И я подарил. Делов-то. А потом достал из кармана припасенных пятаков.

— Надо бы, — говорю, — их под углы положить.

— Зачем? — вытаращились мужики, оторвавшись от журнала.

— Традиция такая русская. Чтоб деньги у жильцов водились.

Мужики расхохотались.

— Да тут один квадратный метр двадцать пять тыщ баксов стоит!

Я помогал бригаде грузить на электрокар неподъемные металлические уголки. Мимо с мешками на плечах пробегали китайцы, узбеки катили огромную шпульку с кабелем. Гигантские железяки, бездонные котлованы. Здесь все преувеличенно больших размеров, как будто лилипуты строят дом для Гулливера.

— У вас тут интернационал, — сдувая с носа каплю пота, сказал я.

— Да уж, — откликнулся седоусый плотник Сергей Ильич, — итальянцы, американцы, австралийцы, немцы…

— Китайцы, узбеки, — продолжил я перечень.

— Ну, эти все там работают, — сказал Сергей Ильич, и поднял палец к небу. На костяшках его пальцев было выколото: «Люби меня».

— А вы откуда? — поинтересовался я.

— Из Саратова мы. Монтажники. Строили мост через Ангару, мост через Волгу в Ульяновске, мост через Волгу в Саратове. Теперь вот вавилонскую башню…

Электрокар тронулся, и я побрел за ним, придерживая уголки. Вместе мы пришли к сварщикам. Они напоминали жуков-светляков, облепивших то, что будет в скором времени шпилем. Вообще же башня «Федерация» будет напоминать стеклянно-монолитный парусник. Где парусами будут крылья «Запад» (63 этажа, уже построено), «Восток» (97 этажей, строится сейчас). Между ними будет мачта — стеклянный шпиль высотой в 509 метров.

— Здравствуйте, — сказал я, подойдя к сварщикам.

— А? — один вскинул забрало, как фехтовальщик после победного укола.

— Здравствуйте, говорю.

— И тебе не хворать.

— Это шпиль?

— Ну.

— Электроды у вас какие огромные.

— Ну, — подтвердил сварщик и сообщил: — Сегодня еще три пролета одолеем.

— Хорошо, — сказал я и вскинул руки. — Такая махина!

— Ну, — согласился сварщик, — когда «Запад» строили, я тоже чуть с ума не сошел. Катавасия такая. Теперь маленько пообвык. Но все равно в башке не укладывается. Круче Нью-Йорка. Не, я там не был, но все равно круче.

Пятно застройки башни «Федерация» — 9950 кв. м. Общая площадь будущих офисов 191 тысяча кв. м. Площадь апартаментов 78 тысяч кв. м. Гостиничная площадь 40 тысяч кв. м.

— Стиль хай-тэк, — важно произнес сварщик. — Покурим?

— А тут можно?

— С тобой можно, — сказал сварщик, усаживаясь на обрезок рельса. — У тебя каска белая.

На этой стройке белые каски положены прорабам и инженерам. Оранжевые — работягам. Оранжевым каскам курить запрещено. Но с разрешения белой каски — можно. Дисциплина.

— Почему вас Бабаем зовут?

— Потому что Али-Бабай и эти сорок разбойников, — кивнул он в сторону своей бригады.

Когда-то Карим Алексеевич Белов жил в Туркменской ССР. Отец — русский. Мать — туркменка. Он сварщик от бога. Такие швы делал, что их в учебник для профтехучилищ фотографировали. Бе­­лов с доски почета не слезал. А потом развалился Союз. Уехал Белов с семьей в Саратов. Там сейчас жена и три дочки — Света, Зухра, Иринка. Когда башню достроит, на заработанные деньги привезет дочек в Москву. Чтоб посмотрели на его рук дело. Но пока заработанные деньги на учебу уходят. Света учится на врача, Зухра — на переводчика. А младшая хочет летчиком стать.

— Ты не знаешь, где в Москве женщин на летчиков учат?

Я пожал плечами.

— Ладно, дострою — узнаю.

Он стряхнул с брезентовых штанов пепел, пожал мне руку и, резко кивнув, запахнул забрало.

Чтобы подняться на башню, нужно дождаться лифта. Он ползает по зубчатому стержню, приделанному к стене башни, вверх-вниз. Строители толпятся у железной клети, задрав головы и поругиваясь — по-русски, -китайски, -узбекски, -туркменски…

Наконец спустилась кабина. Трап откинулся, клеть открылась. В лифте сидел маленький лифтер-китаец и двигал маленькие рычаги.

Лифт поднял нас на тринадцатый этаж. Чтобы доехать до тридцать шестого, нужно перейти к другой лифтовой клети. Другим лифтом тоже управлял сын Поднебесной. Только этот был широкоплеч, с чисто выбритой головой, глаза цвета сирени, ясные и спокойные. Прямо монах Шаолиня. Он подбросил нас еще на двадцать этажей вверх.

Ветер трепал обертку отделочных панелей, всюду валялись протертые до дыр перчатки. Мы вышли на транспортную площадку, напоминавшую большой балкон. С ее помощью стройматериалы доставляют наверх. Пол у площадки решетчатый, а земля — далеко внизу, отчего коленки слегка подрагивали.

— На десять этажей ниже птицы пытались вить гнезда, — сказал Константин Анисимов из пресс-службы «MiraxGroup». — А сюда они уже не долетают, высоко слишком. Здесь будут фитнес-центры, бутики, апартаменты. Там — самый высотный в мире бассейн. Тут — ресторан, библиотека, бильярдный зал, сигарные комнаты, зимние сады. Чуть пониже — банки, магазины, концертные и выставочные залы. Шпиль, а точнее стрела, свяжет две башни стеклянными галереями-мостами. Там, в стреле, будут ходить тридцать лифтов со скоростью десять метров в секунду. Будет и несколько смотровых площадок. Здесь все будет уникальным — система отопления, система энергосбережения, система пожаротушения.

— Не дай бог, — сказал я.

— Не дай бог, — согласился Анисимов и повел нас дальше.

Я глянул вниз. Люди в касках напоминали бегающих по бетонной плите божьих коровок. Длинной гусеницей ползли «КрАЗы», «КамАЗы», груженные доской, стеклопакетами, трубами. Стройка века.

Мы снова дождались лифта, чтоб подняться еще выше.

— О! — обрадовался нам Шаолинь.

Я достал из рюкзака припасенный заранее русско-китайский разговорник, полистал его и произнес:
— Цзинь-куан-жу-хэ? Как дела?

Шаолинь улыбнулся, порылся в карманах и выудил оттуда свой разговорник. Долго искал в ней подходящий ответ. Не нашел. И молвил: — Зае…сь!

Я зауважал его.

— Давно ты здесь?

— Полтора года.

Его зовут Мао Вэй. Работает в лифте, ночует в общаге. Москву видит только из лифта. Но с каждым месяцем обзор улучшается. Зубчатый стержень, по которому ползает лифт, наращивают все выше и выше. Пять этажей в месяц.
Мао Вэй планирует заработать на стройке кучу денег (зарплата лифтера 350 долларов), посетить Мавзолей Ленина (это завещал сделать каждому китайцу другой Мао) и через три месяца вернуться на родину — в деревню на севере Китая, где его ждут отец, лошадь и невеста.

На тридцать шестом этаже мы снова вышли. Далее — только пешком. Забираясь все выше, повстречали китайца с кочергой. Пахло костром. По периметру этажа стояли раскаленные докрасна бочки. Наверное, это глюк, кислородное голодание.

— Нет, — сказал Анисимов, — это не глюк. Такая технология.

Китаец сушил бетон. Тепло от костров в бочках поднимается вверх и греет монолит.

Мы одолеваем последний подъем. Кажется, лестница ведет прямо в небо. Там, на верхней палубе, сыны Поднебесной плели арматурное кружево. Я взялся им помогать. Мы связывали железные прутья тонкой проволокой, чтобы, когда подадут бетон, арматуру не покорежило. Когда у меня что-то не выходило, китайцы хохотали. Но не зло. А так — для веселья.

— Халасо, халасо! — подбадривали сыны Поднебесной.

Но через час я сдох. Поясницу ломило. Мысли поплыли: башня «Федерация», Великая китайская стена, Великая китайская башня. Стал накрапывать плохонький дождь. Белые перчатки с пупырышками и надписью «удача» промокли и цвет приобрели неопределенный. Пальцы окоченели.

И я плюнул. Забрался под навес и закурил. Ведь на мне была белая каска.

Китайцы закончили кружево, взревел мотор, люди ухватили толстый шланг, из которого потек бетон. Насосы подавали его с самого низа. Жирный, как глина, он смачно ложился в кружево. За бетонщиками шел человек с бетонным уплотнителем — ультразвуковой жужжалкой, которая выла так противно, что ее хотелось прихлопнуть.

За процессом из-под целлофанового навеса пристально следил пожилой китаец в толстых роговых очках. Когда бетонщики перемещались влево, Москва, отраженная в очках, плыла вправо. Бетонщики вправо — Москва влево. Вот мелькнула высотка МГУ величиной со спичечную головку. Вот накренился в выпуклом стекле Белый дом.

Шо Цинн хорошо говорил по-русски, что сразу продемонстрировал. Окончил институт по строительству (диплом дома остался). У него черный пояс по ушу (тоже дома остался). Готовит утку по-пекински (звал в гости, обещал накормить). Ломает доски ребром ладони (продемонстрировал).

— А почему на высоте работают только китайцы? — задал я бестактный вопрос.

— Мы ис Поднебесная. (Улыбается.) Мы больсой спесиалист небосклёб.

— Этот небоскреб отличается от тех, что вы строили раньше?

— У-у-у! — Шо Цинн сложил губы дудочкой. — Моя самый высокий дом. Тут китаец, лусский, немец, амеликанец. Это халасо. Стлоить, а не ломать.

Дождь стих, и сизое небо порвалось, как паутина. Из всех укрытий высыпали на палубу китайцы. Они заботливо укрывали бетон тряпицами. Косые лучи солнца проглянули меж туч. Башенные краны, словно цапли по весне, продолжили свои чумные танцы. Я только сейчас заметил, что они стояли не внизу, а прямо здесь, на пятьдесят третьем этаже. Их было три. Промокший, но завороженный, уставился я на них. Вдруг лобовое стекло кабины одного из кранов поднялось, и в свете фар я увидел ее — королеву высоты.

Глюк номер два, подумал я и зажмурился. Когда открыл глаза, королева махала мне рукой. Я жестами стал показывать, что хочу к ней. Валяй, пожала плечами королева.

Я карабкался по мокрой мачте, капли с железных поперечин барабанили по каске. Мачту слегка покачивало. Чтоб отогнать страх, я запел. Все равно никто не услышит. И вот кабина. Я стукнул три раза и повернул ручку. Из нутра дохнуло теплом и ее духами.

— Я ж говорила — увидимся, — сказала королева.

И я вспомнил ее. Мы с казахами таскали доски на шестнадцатом этаже. Она поднималась по лестнице. Одна среди скопища потных мужиков. Несла в обеих руках пятилитровые баллоны с водой.

— Помочь? — крикнул я.

— Нет, спасибо, — был ответ.

Она остановилась перевести дух. Достала сигареты. Зажигалку найти не могла. И я подошел.

— Вы тоже здесь работаете? — глупее вопроса не придумать.

— Да, — сказала она, закурив. — Там, на высоте.

— К вечеру думаю туда добраться.

— Там и увидимся.

И вот она в кресле, точно таком, как в самолете, управляет машиной, переносящей зараз тридцать две тонны.

— Галина, чуть левее! — трещит голос в рации. И ее ладонь мягко трогает сенсорный рычаг.

— Вира! — шипит рация. — Вот спа­сибо!

— Да пожалуйста, — улыбается она в  микрофон и разворачивается ко мне.

А я стою пораженный, оглядываюсь. Электроника, монитор, кондиционер, музыкальный центр, цветочки в горшочках на полочке.

И она рассказывает мне о своем кране как о живом. О его невероятной силе. Он сам шагает, поднимаясь с этажа на этаж, он привыкал к ней, а она к нему, а потом они спелись и теперь вместе.

Кажется, я ревную.

— А не страшно?

— Не-а, — улыбается Галина Кузнецова, и в ее голосе ни капли бравады. — Страшно бывает на земле, а здесь небо рядом.
Мы пили с ней кофе. Смена подходила к концу.

— А хотите попробовать? — неожиданно спросила она.

Дурак бы отказался. Я сел в кресло. Она объяснила:
— Рычаги сенсорные и работают от тепла ладони. Если ладонь отпускаете — кран автоматически блокируется. Рычаг вперед — трос раскручивается вниз. Рычаг назад — трос вверх.

Я положил руки на рычаги. Ладони мгновенно вспотели.

— Не бойтесь, — сказала она, встав за спиной. — Кран надо почувствовать. Прикасайтесь к рычагам нежно, как к женщине.
И я ощутил эту мощь. И она передалась мне. Я поднял стрелу и тихонько двинулся влево.

Москва, как на макете в кабинете Лужкова, шевельнулась за окном. От восторга хотелось материться.

— Я люблю работать в дождь или в снег, — говорила королева, а я уже вращал кран в другую сторону. Одной рукой я нежно ласкал сенсоры, другая была свободна.

Внизу китайцы заканчивали заливку бетона, по земле ползли гусеницей грузовики, прожектора освещали им путь.

 

Статья Владимира Липилина «Вавилонская басня, или Москва поднебесная» была опубликована в журнале «Русский пионер» №3.

Все статьи автора Читать все
       
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (0)

    Пока никто не написал
3 «Русский пионер» №3
(Июнь ‘2008 — Июль 2008)
Тема: ЗАРОЖДЕНИЕ ЖИЗНИ
Честное пионерское
Самое интересное
  • По популярности
  • По комментариям