Классный журнал

Николай
Фохт

Библиотечный зов

Я стоял на крутом берегу Москвы-реки и думал вот что: взять, к примеру, Россию, Русь. Куда ни кинешь взгляд — всюду просторно. И поначалу этот простор завораживает, воодушевляет. Одесную тебе — лес и речка, ошую — гидроэлектростанция и целлюлозный комбинат; ин франт оф ю — такая пересеченная и красивая местность, что хочется поддаться мимолетному дауншифтингу, да и завести пасеку где-нибудь вблизи Уральского хребта, под Сосновкой, скажем.

Это первое впечатление.

Но стоит походить по России, по Руси — в груди нарождается знакомое и нехорошее чувство. Оно, это чувство, беспредметно, в общем, оно вроде и нестрашное, но, с другой стороны, довольно безнадежное. Это чувство, томление это в моей груди я могу только двумя словами наметить, обозначить: никогда и ничего.

Странно, не правда ли?

Но так как я стою на берегу конкретной реки в очень определенном и прекрасном месте, в парке-музее «Коломенское», мысли все равно стремятся от общего к частному. Поэтому я делаю несколько шагов вправо, миную настоящую, скорее всего, чугунную пушку петровских времен и подхожу совсем близко к храму Вознесения; задираю голову и наслаждаюсь созерцанием первого русского шатрового храма. Его создал итальянский архитектор — поэтому, разумеется, я трактую шатер как неразвитый, зачаточный, еще не готовый воспарить купол флорентийского Санта-Мария-дель-Фьоре, а то и римского собора Святого Петра. И видится мне сложенный купол как обещание, как предвиденье надежды.

А через полчаса взглянул на шатер — нераскрытый зонтик, да и только. Такие контрасты; перепады настроения. Все это исконно русское — вольная, просторная смена настроений.

Кто-то скажет — крайности, я все-таки уточню: диапазон. Диапазон таков, что хрен чего найдешь в указанном пространстве. Все это я веду к тому, что русские тайны разгадывать сложно; русская тайна — она такая, то ли есть она, то ли ее никогда и не было. Что в полной мере относится к библиотеке Ивана Грозного, либерее, тайну которой пришлось раскрыть на этот раз. Вот, получается, четыреста лет не могли найти, а «Русский пионер» сдюжил, разобрался. Это с одной стороны. С другой стороны, как выяснилось, для некоторых загадки никакой и не было; многим эта история казалась ясной как день — без шансов, что называется, без вариантов. Безотносительно к той или иной точке зрения проделана большая работа и найдены ответы на все вопросы. Из всех вопросов, конечно, выделяются два главных: была ли вообще эта самая библиотека, жемчужина русского книгохранения, и где она?

Разумеется, на эти четко поставленные вопросы есть несколько правильных и взаимоисключающих ответов. А чему удивляться: русская тайна, наш диапазон.

Повинуясь вышеуказанной амбивалентности, дуализму загадочной русской тайны, был предпринят беспрецедентный шаг. С помощью интернета и сайта Ruspioner.ru была создана специальная команда «Следопыт» — для раскрытия этой тайны. Поучаствовать мог любой желающий. Один ум хорошо, а когда всем миром — лучше. Казалось бы. В общем, клич мы бросили, шанс людям проявить себя дали. Я, разумеется, возлагал надежды на помощь интеллектуального сообщества, но и личной бдительности не терял. Я предвкушал увлекательное приключение и ни на секунду не сомневался в успехе. Первые же сообщения на странице расследования подлили масла в огонь и, честно говорю, воодушевили…

Но надо по порядку. Все-таки важно изложить суть вопроса, обрисовать масштабы проблемы и габариты приза, положенного за успешное завершение дела.


Между двух Грозных

Вожделенная библиотека Ивана Грозного на самом деле берет свое начало, конечно, с Ивана Грозного, но не Четвертого, а Третьего. Иван III, дед Ивана IV, тоже прозванный Грозным, после смерти первой жены Марии Борисовны задумал жениться повторно. В невесты ему была предложена Софья Палеолог, дочь Фомы Палеолога, брата последнего императора Византии Константина XI. Предание гласит, что после смерти Константина и падения Константинополя Фома вместе с некоторым имуществом и частью богатой византийской библиотеки оказался в Риме, где и окончил свои дни. А библиотека стала приданым дочери Софьи, которую посватал Ивану III Папа Римский Павел II. Иван III польстился и на уникальное собрание, и на родословную Софьи. Брак этот, можно сказать, лег в основу концепции «Москва — Третий Рим», во всяком случае, стал одним из важных, кровных подтверждений этой теории. Породниться с Византией, великой православной империей, да не просто породниться, а подхватить выпавшее знамя ортодоксального христианства — эта идея воодушевляла не одно последующее поколение русских правителей. Ну и библиотека, как артефакт, сакральный элемент и знак преемственности, тоже кстати.

По некоторым сведениям, когда Софья с благословения Папы Римского отбыла в Россию, за ней следовал огромный обоз с личными вещами, включая библиотеку-приданое. Первым делом молодая жена обратила внимание Великого князя всея Руси, что нет в Москве надежного местечка, чтобы хранить византийскую библиотеку. Софью особенно беспокоили частые московские пожары. Вот и выстроили каменное хранилище в подземельях Кремля. А некоторые исследователи библиотечной истории считают, что и белокаменные стены Кремля возникли как раз из-за Софьи и ее книжек — чтобы уж наверняка обезопасить легендарное собрание. Дальше, как водится — тишина. Ни слуху о библиотеке, ни духу. Уже задним числом возникли свидетельства Максима Грека, который видел подземелья, забитые сундуками с редкими греческими и латинскими манускриптами. Одну из этих рукописей его и призвали перевести — Толковую Псалтирь (дошла до наших дней). Потом драгоценное собрание видел своими глазами пастор Веттерман (который попал в плен в ходе победоносной Ливонской войны). Летописец Франц Ниенштедт рассказывает историю, как Веттермана призвали царевы помощники и показали саму либерею с традиционным прицелом: пастору предлагалось перевести часть, а то и все иноязычное собрание. По словам Ниенштедта, Веттерман испугался, что на перевод уйдет вся жизнь, а если даже все получится, его и помощников по царской традиции убьют или в лучшем случае ослепят. Поэтому Веттерман отказался, сославшись на недостаточное знание языка для такой серьезной работы. Но роль Веттермана в истории с библиотекой на этом не исчерпывается. Знаменитый список германского профессора восемнадцатого века Христофора Дабелова, найденный в архивах эстонского Пярну, — судя по всему, копия описания именно Веттермана. Оригинала списка никто не видел, но он ошеломляет. Именно этот список возбудил западноевропейских историков на заочные и непосредственные поиски библиотеки. Русские исследователи, конечно, на него тоже оглядывались, опирались (хотя для наших более важным сигналом стало в начале восемнадцатого века свидетельство московского пономаря Осипова о существовании под Кремлем тайных ходов и тайников, доверху набитых сундуками). Так что же было в этой библиотеке, за чем, собственно, охота?

А было, согласно списку Дабелова: «История» Тита Ливия, «История» Тацита, «Трактат о государстве» и исторические рукописи Цицерона, «Энеида» Вергилия и его же сочинение с «неразборчиво написанным названием» (то есть до сих пор неизвестное), комедии Аристофана, «Жизнь двенадцати цезарей» Светония — да чего там только не было! Российскими учеными были проведены дополнительные исследования, и список библиотеки Грозного вырос до 154 единиц. Включая, как я понимаю, сочинения Гомера. Очевидно, библиотека стоила того, чтобы искать ее вот уже четыреста лет. Считается, что пропала библиотека (или ее надежно спрятали) в 1571 году, в начале опричнины — Иван IV тогда переехал в Александровскую слободу, устроив в ней, по существу, столицу Руси. Ну а Москва была дана на откуп опричникам.


Где копать

Конечно, первым делом лично я составил список мест наиболее вероятного захоронения книг. А созданной виртуальной команде дал более простое, как мне казалось, умозрительное задание: доказать или опровергнуть само существование БИГ — библиотеки Ивана Грозного, как мы ее любя прозвали.

Пока коллеги бросились искать теоретические доказательства, я приступил к самому трудному — проверке списка. Он вышел небольшим у меня.

1. Подземелья Кремля.
2. Дом Пашкова (на том месте были палаты Малюты Скуратова).
3. Храм Вознесенья в Коломенском или Голосов овраг — там же.
4. Александровская слобода, город Александров.
5. Вологда, Софийский собор, Соборная горка.
6. Таганская улица, 15 (согласно Борису Акунину и его роману «Алтын-Толобас», библиотека под этим домом).
7. Троице-Сергиевая Лавра.
8. Успенский собор, что в Звенигородском городке.

В Троице-Сергиевой Лавре бывал, в Александрове тоже — восстанавливал картину по памяти. В Кремле рыть — только время терять, там уже все до нас вырыли. Звенигородский городок — отсебятина. Мне нравится это место, вот и включил в список возможных. Хотя если уж прятать, там бы действительно хорошо было. Красиво, не людно. Опять же, фрески Рублева имеются. Только это вряд ли, конечно. Там же санатории Министерства вооруженных сил да КГБ испокон века стоят, соперничают в величии с храмами. Мне одна прекрасная дама, которая книгами и иконами в Саввино-Сторожевском монастыре торгует (рядом с Городком), рассказала, как уже на исходе советской эпохи военное и секретное здравоохранение развили небывалую активность тут. Санатории решили укрупниться, нарастить обороты — стали окрестные земли к рукам прибирать, осваивать православные угодья. Дошло даже до монастырского погоста — что-то там уже рыть начали, фундамент очередной здравницы закладывать, а то, может, и Лесной школы очередной. Чудом не снесли полностью кладбище, пощадили отеческие гробы. Я это к тому рассказываю, что нет тут библиотеки точно: давно бы уж ее откопали вояки да снесли куда следует.

Акунин это тоже, так сказать, ради красного словца — но и пройти мимо версии трудно: очень уж удобно, место такое понятное — Таганка. Хорошее место, мифическое.


Виртуальный прорыв

Пока я намечал объекты, в Сети произошла скоротечная, но интенсивная интеллектуальная схватка. Подавляющее большинство исследователей откровенно сачковало. Тут, думаю, вышло недопонимание. Те, кто присоединился к расследованию, думали, что сейчас на их глазах будет происходить извлечение знаменитой библиотеки из недр земли русской. Нет навыка у виртуальных собратьев, засучив рукава, погрузиться в чтение первоисточников, а уж потом спорить и доказывать. Моя группа затихла и выдвинула из себя троих смелых: Никиту, Кейт и Марину. Эта троица очень точно отразила подходы к проблеме библиотеки Грозного. Марина, например, склонна верить даже Акунину. То есть она безусловно, горой стояла за то, что либерея есть и она где-то рядом — только копни. Кейт проявила как бы взвешенный подход. То есть она погуглила немного и отобрала качественные линки, которые вели как на статьи в защиту существования библиотеки, так и на тексты, опровергающие существование. Ну и радикальным противником самой мысли о том, что на Руси к шестнадцатому веку могло скопиться некоторое количество бесценных античных рукописей, был Никита. Никита, что твой Чаадаев, резал правду-матку, обвиняя Ивана IV и его окружение в дикости, а западных исследователей, которые ратовали за поиски в Московии сундуков с манускриптами, обзывал авантюристами. Эскапады Никиты были насколько агрессивными, настолько и бездоказательными. Он сыпал именами понтификов, флорентийских руководителей и византийских деспотов. Предлагал составить списки россиян времен Ивана Грозного, которые знали латынь. Наконец, именно Никита предложил встретиться в реале. Я обрадовался, но все-таки попытался выяснить, о чем мы будем говорить, какой конкретный вопрос решать. Никита выбрал неожиданный формат: он, я, несколько медиевистов (их он брал на себя) и фотограф, которого Никита тоже обязался предоставить. Обед за счет редакции, сразу объявил Никита. Я, конечно, насторожился, но решил сразу не отказывать. Мне не жаль редакционных денег… а может, и жаль. Я задал простой вопрос: а зачем нам медиевисты, специалисты по средним векам? У меня есть к ним много вопросов, ответил честный Никита. А у меня к ним нет вопросов — мое настроение стало улучшаться, я чувствовал, что обед за счет «Русского пионера» срывается. Я хотел воспользоваться вашей корочкой и прояснить для себя некоторые вопросы этого периода, а иначе зачем мне все это — таков был общий смысл пояснения Никиты. Я отказал Никите в обеде. Я отчетливо понял, что пройти остаток пути придется в одиночку.

Никита еще немного поругался, помянул общий низкий уровень журналистики — но в конце все-таки вернулся в конструктивное русло и кое-что объяснил. В частности, подсказал одно из доказательств, почему этой библиотеки просто не могло быть в Москве. Никита предложил обратить внимание на объемы, как он выразился, кораблей Фомы, на которых тот прибыл в Рим. Может, кому-то это показалось бы смутной подсказкой, но я ей воспользовался.

Последней инициативой Никиты было создание списка всех русских толмачей и писарей в период с 1660-го по 1760- й. Туда же жуликов и дипломатов. Всей группой составлять будем, писал Никита. Нет, Никита, составить список жуликов, дипломатов (западных, надо понимать), писарей и толмачей средневековой Руси за сто лет — это вряд ли. Уж лучше я библиотеку найду быстренько.

Спасибо, Никита, Кейт и Марина. Вы помогли. Но дальше придется самому.


Царя на чистую воду

Чтобы сделать какие-то даже предварительные выводы, решил изучить личность героя, Ивана IV. Тут, конечно, ЖЗЛ пригодилась, Соловьев, Ключевский, да и «Ужас в Москве» Николая Карамзина в ход пошел; кино: «Иван Грозный» Эйзенштейна, «Царь» Лунгина; даже телепередача «Суд истории». Мне хотелось красиво выиграть партию. Изучив личность противоречивого царя, применив индуктивный метод, вычислить, куда он спрятал библиотеку.

Как ни крути, по всем источникам Иван Грозный был импульсивным руководителем. Почти не сомневаюсь, что импульсивность эта была не столько свойством его темперамента, сколько сигнализировала о душевном расстройстве. Однако все его невообразимые поступки, жестокие решения очень прагматичны. Он был слабый царь, что бы там ни говорили. Свою человеческую трусость и политическую неуверенность Иван IV заливал кровью и молитвами. Все конструктивные для государства вещи происходили, когда его личные мотивы случайно оказывались полезны государству. Конечно, на подобном феномене построена карьера любого политического деятеля среднего уровня — но ведь речь все время идет о величии Грозного. Иван IV очень беспокоился о внешней стороне своих поступков, престиж был для него на первом месте. Если бы в его руках была уникальная античная библиотека, вряд ли он стал бы ее прятать, замуровывать, уничтожать. Взять хотя бы переписку с английской королевой Елизаветой, когда Иван Васильевич решил выйти на следующий уровень, прорубить, так сказать, окно в Европу и породниться с королевской семьей — даже тогда о библиотеке ни слова. А было бы очень комильфо упомянуть: мол, елизаветинской племяннице будет что почитать в России, если она выйдет замуж за него, за Ивана.

В общем, мне стало очевидно — Грозный не знал о своей библиотеке. Есть только два объяснения этому: либо, как утверждают некоторые исследователи, от Ивана IV эту библиотеку тоже зачем-то прятали, либо той самой, античной по списку Дабелова, библиотеки у Грозного никогда и не было. Мне очень не хотелось расставаться с идеей съездить в Вологду, в Александров, в Сергиев Посад, покопаться в архивах Пярну — вдруг еще какой список вынырнет. Поэтому решил пойти на беспрецедентный шаг — я позвонил Ларисе Ивановне.


Школьная правда

Лариса Ивановна — моя учительница русского и литературы, классный руководитель. Она давно не преподает — теперь Лариса Ивановна руководитель отдела рукописей в Рублевском музее. А до этого работала в отделе рукописей в Ленинке. А это подразделение располагалось в старом здании — в доме Пашкова, как раз в одном из возможных мест захоронения бесценного клада. Надежда была призрачной, но кому, как не нашим учителям, сохранять и беречь веру в чудеса… Ну и вообще другого шанса у меня не было.

Мы чинно гуляли во внутреннем дворике Спасо-Андронниковского монастыря. Сбивчиво я пересказал суть дела и характер своих сомнений. Лариса Ивановна посмотрела на меня правильно — как на ученика седьмого «В» Колю Фохта, который попал в большую беду. Делать нечего, надо выручать.

— В свое время, когда шел ремонт в доме Пашкова, мы хотели даже поискать в подвалах, но потом передумали почему-то. Ты знаешь, во-первых, конечно, была библиотека. Во-вторых, судя по всему, в ней собраны ценные, редкие книги. Достоверно известно о книгах пятнадцатого-шестнадцатого века — с них русские авторы делали копии иллюстраций, Дюрера например. С другой стороны, если в библиотеке Грозного были такие ценные книги, которые есть в списке Дабелова, они бы хранились вместе с книгами, которые ценились даже больше.

— А что может быть ценнее Гомера?

— Летописный Лицевой свод, например. Это как бы иллюстрированный учебник, по которому учились русские цари. Сакральная книга. Если бы что-то прятали во времена Смуты, то Лицевой свод — в первую очередь. Если бы поляки нашли библиотеку, украли бы Лицевой свод. Но он дошел до наших дней, так же как и Толковая Псалтирь, которую переводил Максим Грек.

— А где они хранятся?

— Насколько я знаю, большая часть в Историческом музее. Вообще, тома Лицевого летописного свода хранятся в трех местах: в Историческом, в библиотеке Академии наук и в Ленинке, ну то есть в РГБ.

Мы еще поговорили о школе, съели вкусный торт в офисе Ларисы Ивановны; я полистал факсимиле одного из томов Лицевого свода, или Царь-книги, как его еще называют. Я никуда не спешил. С библиотекой я все понял, догадка сменилась хорошей уверенностью. Но кроме этого какое-то умиротворение сошло на меня. Я вдруг иначе взглянул на русскую историю, даже на искусство наше средневековое. Да, отставание от Западной Европы в пару веков налицо — но это было четыреста лет назад. Сейчас-то уже лет тридцать-сорок всего. Через сто лет мы и в лидерах окажемся. А еще: безусловно, рукописный Свод с шестнадцатью тысячами миниатюр — штука не менее мощная, чем «Одиссея» Гомера. По старинному русскому обычаю носимся за мифическим сокровищем, которым и распорядиться-то не сумеем толком — а под носом у себя клада не видим. Библиотека Грозного хороша теми книгами, которые в ней есть. Они собраны с определенной концепцией, скрупулезно. Настоящая коллекция, глубокая и бесценная.

Игорь Хлуденев — мой одноклассник. Так уж получилось, после встречи с учительницей — встреча с одноклассниками. Цепная реакция, что ли, закон парных случаев?

Я люблю такие встречи — может, потому что сентиментален, а может, потому что они не часто случаются. Не важно, уже все танцевали: Таня с Серегой, Алла с Борькой, Галя с Максом… А ко мне подсел Хлуденев, который играет на фондовом рынке, и все наши про это знают. Да и как утаишь: вряд ли кто-нибудь, кроме брокера, стал бы на встрече одноклассников читать стихотворение Киплинга «If» — сначала на русском, а потом и на английском. Игорь начал издалека:
— Как дела?

— Все отлично, работаю, пишу.

Помолчали минут пять.

— Я заходил на твою страницу в Фейсбуке, ну где ты ищешь библиотеку Грозного. Как успехи?

— Старик, я ее нашел.

— Где же?

— В двух словах: ее и не было. Античной библиотеки с Гомером и прочими Тацитами, Светониями и Ливиями. Софья Палеолог поехала в Москву без библиотеки.

— Но ведь там было много подвод у нее.

— В том-то и дело, что не было никаких многочисленных подвод. Ее путь из Флоренции до Москвы описан достаточно подробно, в разных городах есть записи об этом кортеже — нет там ни слова о каком-то неординарном караване с приданым. Потом смотри, до Ивана III к ней сватались, кажется, еще трое — и отказывались от женитьбы, потому что Софья была бесприданницей. Неужели ты думаешь, что, зная о таком приданом, как византийская библиотека, ее бы никто не взял? Ивана III прельстило происхождение Софьи, а символическое приданое дал Папа Римский — шесть тысяч дукатов. И еще, она уезжала в Москву из Флоренции, которой правил Лоренцо Великолепный. Это же кватроченто, старик! Античность в искусстве соперничала с христианской традицией, Медичи тащили римские и греческие артефакты — скульптуры, книги — в свои коллекции. Как ты думаешь, выпустили бы они такое сокровище из своих рук? No way, ты меня понимаешь? Но я тебе еще больше скажу, не было этой библиотеки и у отца Софьи, Фомы. Ты видел, на странице расследования Никита написал про объемы кораблей, на которых приплыл в Рим брат поверженного Константина? Он имел в виду, что недостаточно было кораблей, чтобы вместить ту библиотеку — была только мебель и домашняя утварь. Из книг — только личные, духовные книги, которые, кстати, вполне возможно, Софья и взяла с собой в Москву.

— А может быть, КГБ все-таки прячет? — Игорь не сдавался.

— А зачем? Ну, предположим, КГБ. Если помнишь, когда Союз развалился, нефть упала, западные кредиты нам обеспечить нечем было. Если бы дело было в КГБ, пару книг достали бы — и деньги у нас в кармане. Не продавать — только как залог.

Игорь посмотрел на меня с недоверием. Думаю, его удивил мой внезапный энтузиазм. Он что-то хотел сказать, наверное, про кредиты поправить, но задал все-таки вопрос по теме:
— Так где библиотека?

— В Историческом, в Ленинке, в Академии наук и в Питерской Публичке (РНБ). В настоящей библиотеке Грозного были книги духовные, история христианства, в основном православия, мусульманские рукописи тоже попадались — Иван Грозный собирал, он в последние годы жизни интересовался мусульманством. Ну вот, что-то из этого собрания действительно расползлось по свету, попало в частные коллекции. Постепенно из этих коллекций книги возвратились в государственные библиотеки. Вот и все. Библиотека Грозного почти полностью сохранена и под контролем.

Я не знаю, поверил ли мне Игорек, как-то не успели толком договорить — заиграла «Птица счастья завтрашнего дня» и Хлуденев прям со стульчика пустился в пляс.

В общем, как и обещал, нашел я библиотеку. Вроде скучно получилось — но это как посмотреть. Тайной, которая отвлекала и уводила в сторону, стало меньше. Глупые и абсурдные иллюзии разбиты — так это ведь к лучшему. Чужого нам не надо. Нам и своего, по большей части, не надо, и вот это печально. Ценность фолиантов настоящей, а не мифической античной библиотеки Грозного немалая, нам хватит, точно говорю.


Статья Николая Фохта «Библиотечный зов» была опубликована в журнале «Русский пионер» №24.