Классный журнал

Владимир Липилин Владимир
Липилин

Деды подземелья

11 января 2012 00:01
Наш, российский, ускоритель частиц живет своей неспешной жизнью, время от времени подвергаясь вторжениям диггеров и просто любопытствующих, среди которых по заданию редакции оказался и корреспондент «РП» Владимир Липилин

Дыра оказалась на месте. По краям, как лучи солнца на детском рисунке, торчали арматурины.

— Здесь, — сказал Алексей и первым протиснулся в дыру.

Взору открылось белое ровное поле, заканчивающееся недостроенными цехами, вход в них забивал березняк, разросшийся по всему периметру. Справа, в снегу — две широченных трубы, нам где-то по пояс.

— Так и думал, — сказал Алексей, — забетонировали. Еще год назад тут можно было спуститься в тоннель.

Он разгреб ладонью снег, развернул на люке хрусткую, мерзлую карту. Карта была подробная, с привязкой к местности. Посередке значился план подземного кольцевого ускорительно-накопительного комплекса, (коллайдера окружностью в двадцать один километр). Над ним шумели сосновые леса, сходились, расходились, бежали куда-то дороги, текли реки.

— Мы здесь, — ткнул он пальцем в южную часть кольца.

Там костяшками домино обозначались строения окраины города Протвино, чуть поодаль — Институт физики высоких энергий и другое кольцо, на схеме крохотное, примыкающее тоннелем к основному.

— В общем-то, город и появился тут только благодаря институту, — говорит Алексей. — В 1963 году велено было создать неподалеку от Серпухова институт с ускорителем протонов — для проведения фундаментальных исследований строения материи и основополагающих сил природы. Ну и началось. Тысяча разных проектных, строительных, монтажных, промышленных предприятий было в деле. Все летало тут. «Железка», самолеты как грачи кружили, грузы доставляли. Как будто в космос собирались лететь. Так это и было как полет в космос: такого ускорителя еще никто не строил в мире.

— И что, построили?

— Тогда денег на ядерные исследования не жалели. В 67-м ускоритель был готов. Кольцо полтора километра. В октябре протоны были ускорены до критической энергии и был зафиксирован мировой рекорд. Энергия протонов в ионопроводе достигла 76 миллиардов электрон-вольт.

— Погодите, но это же не скачки и не Формула-1. Для чего все это?

— Для чего, для чего. Вот этот мир понять, — обвел Алексей взглядом заснеженные верхушки сосен. — Внутреннее его строение. Почему одни частицы проходят сквозь землю, и ничего. А другие, когда что-нибудь задевают, появляется радиация. Вообще же, еще сто лет назад считалось, что материя состоит из двух-трех молекул. В начале прошлого века в физике была принята модель атома Резерфорда. По ней атом состоял из ядра протона, вокруг которого вращается электрон. Все. В тридцатые годы из атома вычленили еще одну элементарную частицу — нейтрон, которая дополнила, собственно, протон в ядре этого атома. Когда ядра научились делить на протоны и нейтроны, получили ядерную энергию. Потом выяснилось, что таких составляющих до фига. В шестидесятые возникло понятие кварков, то есть уже разбили нейтрон на части. Кварки в свою очередь соединяются друг с другом глюонами. И так далее. Голову сломаешь в этом строении. Для того чтобы проследить их строение, взаимодействие, и нужны ускорители. В ускорителе есть ионотрубка, в которой формируется пучок частиц, и вот за счет непомерно высоких энергий их начинают разгонять. Коллайдер как бы сворачивают в кольцо, заставляя частицы многократно проходить участки, где действует ускоряющее магнитное поле. Притом чем выше энергия частиц, тем труднее завернуть их, пустить по круговой траектории. Тут нужны очень мощные магниты. Но и это еще не вся история. Ведь частицы у нас заряжены одноименно, поэтому они взаимно отталкиваются, а еще и рассеиваются на остатках атмосферы в вакуумной трубке ускорителя. Значит, наряду с поворачивающими магнитами нужны еще магниты фокусирующие, которые, как разбредшихся овец, будут собирать частицы в тонкий пучок. Тогда, в 67-м году, разогнав пучок до неимоверной скорости с бешеной для тех времен энергией, получили эффект, который чуть позже назовут «Серпуховским». Это стало прорывом в физике. Ученые на практике доказали вклад глюонов, которые связывают кварки, в процессы множественного рождения вторичных частиц.

Алексей отработал на этом ускорителе двадцать с лишним лет. Правда, как он формулирует, в околонаучных кругах.

— Вообще-то я летчиком хотел стать. Или электронщиком. Нас перебросили сюда в 62-м.

— Как это перебросили?

— Отец военным был, вот мы и мотались по гарнизонам. Челябинск-50, где хватанули радиации, когда взрыв на «Маяке» был. Потом в Кирово-Чепецке жили, а после сюда перебросили. Как-то пошли с друзьями прыгать с парашютом. Ну чего, прыгнул, раскрыл, летишь. Чего-то иного хотелось, скорости, что ли, другой. И пошел я на курсы летчиков здесь же при ДОСААФ. С инструктором несколько часов налетал, потом один. Что ты, сердце в ботинках! Один раз, правда, чуть не разбился. Скорость уже погасил, а ручку на себя перебрал, и так долбанулся, чуть шасси не сломал. От полетов, ясное дело, отстранили, но я упертый был. Через время опять стал летать. А потом комиссию не прошел, оставалась вторая страсть — электроника. Окончил техникум, институт, пришел сюда работать.

Гид сворачивает карту. И мы, меряя снег, возвращаемся к шоссе, идем мимо девятиэтажек к гаражу, где у Алексея фотографии, брошюры, а также печка и чай. По дороге покупаем овсяного печенья и ежесекундно останавливаемся, здороваясь с прохожими. Здесь и сегодня каждый девятый — доктор наук. Каждый шестой — работник института, хотя чаще всего бывший.

Гараж Алексея похож на музей. К необструганным доскам проволокой крепятся артефакты. Солдатские пуговицы, бляхи, значки ГТО, удила, авоськи, подковы, старинные зажигалки, вышедшие из употребления карманные фонарики, магнитофонные кассеты. Федин растапливает печку и бросает туда несколько картофелин. Тут же из-за занавески с полки достается банка огурцов.

— На ускорителе я фотоэлектронный умножитель делал. Самые примитивные были тогда ФЭУ-29. Вот на такие схемы, катодное покрытие, спецсостав наносишь, рисуешь вручную, и дело готово, — отыскивает он немедленно в железном ящике плату. — Дальше уже собирали сам умножитель, монтировали. Правда, они быстро из строя выходили от радиации. Как это происходило: созданный ускорителем поток частиц разгоняется до определенной скорости, потом часть их схватывается магнитами и вбрасывается в канал отвода, каких в ускорителе несколько. А там мишень. Так вот в зависимости от скорости схватывания магнитов, от того, какая мишень там стоит, и от других тысяч факторов отсеиваются определенные частицы — беты, гаммы и ударяются об эту мишень, где находится второе ядро. Этот процесс фиксируется разными датчиками, детекторами. И нашим фотоэлектронным умножителем. Попросту говоря, мы эти частицы увеличивали и считывали. Сколько их, как, с какой скоростью и отклонением они мчатся. Дальше уже математика, темный лес. На ЭВМ с помощью нашей информации восстанавливали всю траекторию движения и всю последующую картину взаимодействия ускоренной частицы с веществом мишени. Бывало такое, что какой-то магнит начинал врать, пучок задевал за стенки и там, где он задевал, возникала радиация, появлялось излучение, которого в том месте не должно быть. И вот смотришь, посылаешь это на осциллограф, а там уже регулируют, чтоб пучок был по центру.

— Как это смотришь?

— Можно было, конечно, и глазом, — усмехается Алексей, ворочая шампуром в печке картошку. — Но при рабочем ускорителе это грустное мероприятие. Окошко закрепляли в определенных местах, с помощью стеклотекстолита, обрабатывали швы люминофором, а чтоб порошок не осыпался, мы покрывали все это женским лаком для волос «Прелесть». Потом сидишь на пультовой, в помещении за восемьсот метров, наблюдаешь. Вот здесь, — снова водит он пальцем по карте, — лабиринт, на случай, чтоб не было прямого выхода взрыва. Если неполадки в магнитах, ускоритель отключают, пятнадцать минут он, что называется, остывает, воздух ионизируют, потом спускаешься. От аппаратуры тамошней в глазах рябило.

Мы сидим в самолетных креслах от Ту-134, глушим чай, заедаем горячей картошкой.

— У-70 пять лет был самым крупным в мире протонным ускорителем. Но, несмотря на ту рекордную энергию, уже тогда было ясно, что ее будет мало для более глобальных исследований микромира. В конце 70-х ходили разговоры, что будут строить двухступенчатый ускорительно-накопительный комплекс в подземном тоннеле на глубине от сорока до семидесяти метров, длиной около двадцати одного километра. Тоннель начали рыть в 84-м. В 93-м ожидался запуск ускорителя, во второй ступени которого пучок разгонялся бы до энергии 3000 ГэВ. Разогнав частицы до этой энергии, через другой канал планировалось запустить второй, встречный пучок. Во время столкновения выделилась бы такая же чудовищная энергия, как в первые мгновения зарождения Вселенной. Когда из хаоса частиц родилась упорядоченная материя. Многие называют это эффектом «присутствия Бога». В теории все просто. На практике это сегодня пытаются сделать на Большом адронном коллайдере. Нам тогда для постройки ускорителя не хватило совсем немного. Уже и уникальные, сделанные ювелирно и поштучно магниты лежали на складах. Но… Сам знаешь, что было в 93-м. Начался, так сказать, большой исход ученых — в Европу, в Штаты. Мы с тоской наблюдали, как те магниты на огромных трейлерах увозили куда-то. И я ушел под землю.

— Как там было, под землей?

— Туда деньги, как ни странно, выделялись. Дырку-то сделали, надо, ребята, за ней присматривать. Трубы варить, швеллера, кабель тянуть, освещение делать, охранные, пожарные сигнализации устанавливать. Короче, нужны были люди с руками и смыслящие в электронике. И вот два дня через два мы туда по лестнице почти две девятиэтажки вниз шныряли. Я был начальником участка, девять километров в моем ведении. До прошлого года работал. Платили хорошо, двадцать пять тысяч в месяц. Да и вообще — привык очень к этой подземке. Сколько раз все вокруг облазил.

— Пешком?

— Почему пешком. У нас там сначала было несколько паровозов. Ну этих, электровозов маленьких. Диггеры только замучили. У деревни Шатово есть коллектора, на кладбище. И там боковой вход, спуск. Все, конечно, забетонировано, заварено. Но они умудряются лазить. Однажды надпись оставили краской: «Заводы рабочим, землю — крестьянам, подземку — диггерам». Ладно бы просто лазили, они на электровозах там гонки устраивали, а ты потом ищешь. Чешешь километров шесть. Но мы сигнализацию установили. И сработало! Задержали несколько человек из Тулы. У них глаза были по тарелке — представляю. Там тишина могильная. Капля за полкилометра упадет — слышно. А тут — сигнализация…

Поздно. Картошка съедена. Артефакты изучены.

— Год назад и эта лавочка закрылась. Черт его знает, может, так и должно быть. Иногда надо остановиться, оглядеться. Кругом суета какая-то возня, гонки. Люди что-то делают, не зная этому названия. Ходят мимо вековых сосен на работу, домой. Ну сосны, и что? Я вот сейчас охранником на мясокомбинате работаю, выйду территорию осмотреть. Встану, бывает, как вкопанный — снег на лес падает. Красиво.


Статья Владимира Липилина «Деды подземелья» была опубликована в журнале «Русский пионер» №24.

Все статьи автора Читать все
       
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (0)

    Пока никто не написал
24 «Русский пионер» №24
(Декабрь ‘2011 — Январь 2011)
Тема: СКОРОСТЬ
Честное пионерское
Самое интересное
  • По популярности
  • По комментариям