Классный журнал

Николай
Фохт

Узник фуросемида

Меня трудно достать — напугать, расстроить, выбить из колеи и так далее. Я не реагирую уже на критику и лесть, меня не расстраивают даже неудачи на любовном фронте. Фронт, в общем-то, уже давно закрыт, на этом месте ведется такая детская игра «Зарница»: некровавая, без боевых патронов… Тактические учения. НВП. Так вот, задеть меня можно только одним способом — сказать, что у меня лишний вес.

У комплекса есть предыстория. Непростое самбистское детство. Жестокий тренер требовал от нас, от детей, чтобы на соревнованиях мы боролись на вес меньше. То есть сгонять приходилось по 4–5 килограммов, десять раз в году — это точно. Каждый месяц, а то и пару раз в месяц. Тренер любил вот так пристально посмотреть на тебя и приговорить: водянистый ты какой-то, сушить тебя надо. Наверное, тренируешься плохо, сачок. Так ты ничего вообще не выиграешь. Хватит жрать. Ну и в таком вот духе. Обвинение в лишнем весе было самым серьезным — какие там двойки и неуды по поведению.

Кое-как я свыкся с комплексом — стал некоторые замечания врагов и близких про вес пропускать мимо ушей. Но тут произошло.

Я как-то рассказывал про Стефанию, точнее упоминал эту прекрасную молодую женщину, любительницу оранжерей и зимних садов. Однажды я ей все-таки помог. Было так: звонок посреди субботы, в самый разгар телетрансляций футбольного чемпионата. Я, конечно, немного раздражен и обеспокоен: Стефания не Стефания, но чтобы оторвать меня от экрана, где колупаются любимые и ненавидимые футболисты, для этого надо иметь веские основания. У Стефании были. Она не могла сложить пазл. Самое страшное, что не в переносном, а в прямом смысле: вместе с дочерью они совершенно растерялись в воспроизведении Сикстинской капеллы. Ну что делать, собрался, захватил альбом «Град Ватикан» для подстраховки и бутылку кьянти — чтобы уж наверняка. Ну, глянул я на их художества и посоветовал отправить дочь к бывшему мужу Стефании. Разложили мы потом альбом с подробными репродукциями Микеланджело, выпили кьянти, обсудили тактику. Утром я проснулся пораньше, минут за пятнадцать собрал этот прекрасный пазл — за завтраком у Стефании было прекрасное настроение. А вечером, когда я смотрел как раз итальянский чемпионат, игру Палермо — Катанья, опять позвонила Стефания — счастливая. Она рассказала, что дочь обрадовалась собранной чужими руками картинке и даже узнала в фрагменте «Сотворение мира» рекламную тему Nokia. «Так прям и пропела рингтон, ну знаешь, фирменный. Такие развитые дети растут, я так тебе благодарна. За мной подарок».

И она действительно сделала подарок: в среду в домофон позвонил курьер. Он привез отличный черный костюм от Патрика Хеллманна, лиловую сорочку и носки в тон. Записка от Стефании: «В субботу у меня вечеринка. Хочу тебя видеть таким. Надеюсь, не ошиблась с размерами. Connecting people!» А я сказал, что Стефания совладелица крупнейшей ритейл-группы? Нет, кажется, не говорил.

Меня смутили не носки — они были как раз хороши. А вот все остальное на размер меньше. Сначала я напрягся — неужели Стефания таким образом заявила свой стандарт и намекнула на желаемые изменения? После всего, что я ей сделал, включая «Сотворение мира»? А потом, ожесточенный и побитый жизнью, я успокоился и даже принял вызов. За три дня мне надо было сбросить 7 килограммов. Как в старые добрые времена.

Кажется, чего проще: раздельное питание, старик Волков… правильно, но сроки! Тут нужны были агрессивные, спортивные методы.

Бескомпромиссные, подчас жестокие. А иногда и не совсем легальные. Что я имею в виду?

Конечно, после первых двух часов гонки веса я дал слабину, смалодушничал. Навалились прошлые страхи и дико не хотелось бегать кроссы. Я поддался искушению, повелся на миф. Вспомнил спортивную юность. Палочкой-выручалочкой для моих одноклассников-самбистов был фуросемид. Мочегонное, которое сегодня включено в список запрещенных препаратов. Мальчишки пили его только так — слетало, говорят, килограммов по 5, так говорили, я сам не испытывал, боялся осложнений на почки. Теперь, как уже докладывал, мне ничего не страшно, поэтому я вышел в аптеку и купил волшебные таблетки.

Выпил одну, подождал полчаса — никакого эффекта. Выпил еще таблетку — ну организм-то старый, сразу не берет, зараза. Опять тихо. Уже час прошел, даже намеков никаких. Может, таблетки слабые теперь. А может, все это вранье, нет никакого волшебного эффекта? Выпил третью, подождал еще полчаса. Пошел скандалить в аптеку: знаю я эту сумасшедшую продавщицу, она вообще могла все перепутать и дать мне какие-нибудь витамины. Бардак…

Но вот что интересно: едва я зашел в лифт и нажал кнопку первого этажа, мне дико захотелось в туалет, совсем дико. Пока я сообразил, что надо бы вернуться, в лифт на одиннадцатом этаже вошел папа с дочкой. На восьмом — дама с двумя спаниелями, на шестом — алкоголичка, устремленная во двор, к своим друзьям. Я понял, что они издеваются. Каждая остановка лифта — это встряска, которая болью отдавалась в мозгу, которая заставляла закрывать глаза от очень конкретных страданий и сжимать мысленно в кулак всю свою волю. Когда место в лифте кончилось, когда мы, люди, дети, собаки и алкоголички, буквально давились в этой вертикальной коробке, этой коммунальной механизированной колбе; когда казалось, что скоро мы прибудем на первый этаж, я останусь и с вожделением нажму свой четырнадцатый — лифт все равно останавливался и останавливался. Хотели войти бабушка, рабочие со старым холодильником, консьержка, покинувшая пост, семеро детей… Все они, увидев, что места нет, сначала все равно пытались втиснуться, держали двери, а когда не получалось, оставались на своих этажах недовольные. На втором я стал реально терять сознание. Мысль, что могу обосс...ся непосредственно в лифте, задев ребенка и собак, приносила мне дополнительные страдания. Достигли первого этажа. Разумеется, все стали пропускать друг друга вперед. Несколько раз пытались предложить мне выйти с ними. «Я остаюсь» — это прозвучало, наверное, страшно. Даже предсмертно — детей и собак как ветром сдуло. Разумеется, вошли три человека с разных этажей. Почти в открытую я расстегнул пуговицу на брюках и ослабил ремень.

— Ничего себе погодка, да? — вдруг разоткровенничался пожилой мужчина с десятого этажа. — Когда у нас хоть что-нибудь будет стабильно? Чтобы лето как лето, зима как зима? А? — он повернулся ко мне.

— Я не знаю, — честно ответил, стиснув зубы, но честно.
Так. Молодка на шестой, парень на девятый, этот, с погодой, на одиннадцатый. Вот она, проверочка.

— Вот все ругают жару, а я люблю, — чувак не унимался. — Пивка холодненького вечером, кваску утром — красота, как думаете?

— Нет.

— Что нет? Пиво не пьете?

— Нет.

— Странное поколение, потерянное какое-то.

Мои губы беззвучно прошевелили: «Иди в ж... со своим квасом».

— Вы что-то сказали?

— Нет. Ваш этаж.

Мужчина покачал головой и сгинул за железной дверью.

Пошатываясь, оставив все двери нараспашку, я добрался до туалета. На отправление естественной потребности ушли все силы и минут десять — не вру. Остаток дня провалялся на полу в гостиной — хотелось слиться с железобетонным полом и вообще всем домом.

А с утра следующего дня взял себя в руки. Утром кофе и два яблока. На обед — половину отварного цыпленка и немного бульона. В 16.00 кросс четыре километра. Потом сауна. На ужин чашка крепкого чая. В 20.00 отправился в гости к хорошей приятельнице. Интенсивная ночь, ни капли жидкости до утра. Утром чашка кофе и слабительное.

Три дня в таком режиме. Плюс еще каждый день по два часа путешествие по кольцевой линии московского метро: в моем самбистском прошлом бытовало мнение, что вес горит, когда ты едешь на поезде, трясешься. Потом еще была такая фишка: голодаешь, голодаешь, воду не пьешь, а потом — раз, наливаешь стакан газировки и еду какую-нибудь ставишь на стол — и смотришь на все это. И вес горит. Ты это понимаешь, потому что тебе очень плохо и хочется пить.

Утром в пятницу купил весы. Встал — е-мое, еще три кг лишних. Стал жрать лимоны — считалось, что лимон сжигает жир. Потом обычная программа: кросс, сауна, метро, секс без грамма жидкости во время и после.

Утром в субботу напялил на себя кучу тряпок, две пары треников, шапку, сверху ветрозащитную зимнюю куртку — и полежал часок, попарился. Взвешивание меня не ждало, но по привычке вышел на балкон и стал выплевывать лишний вес. Часов в пять взвесился — тютелька в тютельку. Просветленный, борясь с волнением, надел рубашку, брюки, пиджак. За носки, как уже докладывал, я не беспокоился. Рубашка и костюм сидели как влитые, я приблизился к пятидесятому размеру. Это с одной стороны радовало, с другой — очень пугало: я ли это?

Стефания подтвердила, что это я. Пока гости собирались, я завел Стефанию в ванную комнату и показал проявившиеся кубики пресса. Она их потрогала и одобрительно поцокала языком. Лучшего подарка для меня и не придумаешь.


Статья Николая Фохта «Узник фуросемида» была опубликована в журнале «Русский пионер» №12.