Классный журнал

Тина Канделаки Тина
Канделаки

Продолжение следует

04 сентября 2009 12:22
Прочитав очередную колонку телеведущей Тины Канделаки, читатель сможет вздохнуть с облегчением: смысл жизни не там, где он его ищет, и вообще сможет надолго расслабиться по этому поводу — буквально до самой смерти.
Майкл Джексон умер! Король умер и даже не «да здравствует» другой король. Потому что его просто-напросто нет. Но, будучи человеком известным, он умер, как полагается уважающему себя известному человеку — со всеми подробностями своих похорон в выпусках всех мировых новостей. Глядя на то, как умер Джексон, многие абсолютно справедливо задумались над тем, а умер ли он на самом деле. Так как в его смерти было столько смысла, что дальше обязательно что-то должно было произойти. Просто так все закончиться не могло. Так есть ли смысл в смерти? Про жизнь, кроме ее непрерывности, пока ничего толком не ясно. А вот смерть уверенно формирует повороты у тех, кто остался в живых. Когда я училась в седьмом классе, то самым главным смыслом на протяжении всего года для меня было придумывание причин, по которым я не являлась на самостоятельные работы по химии к Нине Самсоновне. Ну вот сами посудите, зачем учить процесс получения каучука в доменной печи, если в мире есть Бальзак и мама, которая за хорошую польскую косметику всегда договорится.В мои задачи входило сочинительство разнообразных историй, объясняющих мое отсутствие на промежуточных уроках химии. «Поднялась температура, срочно уехала к бабушке, болело горло» и прочей белиберды с лихвой хватило до апреля. В мае уже очевидно потребовались джокеры. Потому что врать можно, только основываясь на реальных событиях, а их, к сожалению, у меня не было. Никогда не забуду себя на второй парте, мечтательно любующуюся на распустившуюся ранней южной девушкой сирень, как голос Нины Самсоновны привел меня прямиком к нашему с ней общему стаду баранов.— А вот Канделаки у нас позавчера отсутствовала! — Нина Самсоновна уже смаковала следующую фразу: «Что у нас случилось?» — заранее внимательно встроившись в мои глаза и уверенно продвигаясь в своей психологической атаке.Находясь в шаге от капитуляции, я вдруг абсолютно неожиданно для себя заплакала в голос, при этом умудрившись проголосить: «Бабушка умерла, Нина Самсоновна!».Она отреагировала мгновенно: отбросив шлем и шпагу, кинулась ко мне, прижала к своей большой груди, так, по слухам, и не увидевшей мужчины, и торопливо защекотала меня губным пушком в ухо со словами: «А ну-ка быстренько успокойся, возьми себя в руки!». Сказать в советской школе: «Бабушка нас видит и не хочет, чтобы ты плакала» — было бы верхом надругательства над педагогической этикой, которую Нина Самсоновна, укутав меня в свою грудь, и так нарушала на глазах у сорока пионеров. Я, выдержав паузу, всхлипывая, села и весь урок гордо слушала новый материал, тем самым показывая всем, что бабушки нет, а химия продолжается.Параллельно в уме я считала, сколько бабушке лет и нет ли у меня двоюродных бабушек — кандидаток на роль бабушки, вставшей помехой между мной и любимой химией. Уроки в школе закончились рано, поэтому, вернувшись домой, я по обыкновению завалилась читать на диван. От Бальзака меня оторвал телефонный звонок. Мамин голос был очень направленным на мое детское сознание: «Тиночка, Мария Ильинична умерла! Я должна быть там! Тебе не обязательно. Будь умничкой и запомни бабушку живой!».Знала бы мама, как я запомнила бабушку и как я не могла найти себе места от одной мысли о том, что бабушка умерла для того, чтобы я не опозорилась перед всем классом, перед Ниной Самсоновной и, в конце концов, перед самой мамой. Ну почему какие-то шесть часов нельзя было переиграть обратно? Оживить бабушку, не врать Нине Самсоновне и выучить эту гребаную химию ради того, чтобы бабушка ожила! Надо ли говорить, что год я закрыла на такие звонкие пятерки по химии, что Нина Самсоновна всерьез стала прочить мне карьеру химика, пересадила меня на первую парту к себе под грудь и назначила ответственной по общешкольной химической лаборатории. После этой истории я стала очень бдительна по отношению к смерти, поняв, что в ней есть смысл, и порой даже гораздо более глубокий, нежели в жизни. Сказать об этом другим не представлялось возможным, поэтому приходилось наблюдать и делать выводы.Понятно, что бабушки всегда уводят за собой дедушек. Особенно если им восемьдесят и без бабушки им на этом свете реально делать нечего. Но смысл этого скорбного события очень сильно зависит от того, где все происходит. Ясное дело, что в Грузии похороны как минимум повод собраться всем родичам в составе от трехсот человек, выпить, закусить, поругаться, помириться и еще раз убедиться в том, что некоторых родственников необязательно видеть в интервалах между свадьбами и похоронами.Мой дед Шалва Георгиевич Канделаки был коммунистом. Единственное, что ему было важно после смерти, это его медали, которые он очень просил мою маму положить на красную подушечку, как у Брежнева. Как вы прекрасно помните, в тот период в нашей стране телетрансляция похорон была ничуть не менее рейтинговым зрелищем, чем только что появившиеся бразильские сериалы. Короче, подушку мама организовала и совсем не организовала папиных друзей, которые удивительным образом самоорганизовались у нас на кухне под хорошее грузинское вино периода юности Геннадия Онищенко. Двери нашего дома по обычаям не закрывались. Как вы прекрасно знаете, при длительных похоронных церемониях один из самых важных по значимости (после покойника) человек — это, конечно же, бальзамировщик. В его руках последняя улыбка усопшего, в которую так много смысла вкладываем мы, живые. Ленин Гурамович был лучшим бальзамировщиком в Тбилиси. Его встречали уважительно и в зависимости от ситуации направляли или сразу на место работы, или вначале на кухню. В нашем случае понятно, что он оказался на кухне. «Аба Ленин! Мокеви рас гишвебиан Мавзолиши», — приветствовали его папины товарищи, иронизируя над тем, что кому, как не нашему Ленину, знать, как дела у московского Ленина в Мавзолее. Как его здоровье, как настроение и т.д. и т.п. Ленин, привыкший к этой шутке и даже не отвечавший привычным: «Ленин еще вас всех переживет», плотно придвинулся к столу и под запах маминых хачапури приступил к зачистке стола. Продвигаясь по периметру и уверенно заходя вглубь, он исследовал мамину кухню настолько плотно, что в какой-то момент забыл о дедушке, отдавшись восхвалению маминых кулинарных талантов. На что мама ему вкрадчиво, чтобы не слышали другие, напомнила, что Шалва Георгиевич ждет. — А куда ему спешить, — резонно заметил Ленин, уверенно отвернувшись к столу. Подкупало в Ленине и заставляло прощать ему такое хамское, с маминой точки зрения, поведение то, что дело свое он любил и умел довести до конца. В общем, ближе к двенадцати ночи он подозвал маму и предложил ей пройти с ним. Моя мама — врач и, конечно, ничего нового она для себя увидеть не могла, тем более что именно она ухаживала за дедушкой весь год. Тем не менее она спросила, зачем.— Поможешь, детка, — сказал Ленин и неуверенно вошел к дедушке. — Ну вот и ты ушел, — приветствовал он Шалву Георгиевича. — Ну что, хорошо пожил. Правда, болел в конце, но зато смотри, как за тобой ухаживали, как майская роза лежишь, и все благодаря Эльвире! Молодец женщина! Ну ничего, начнем, дорогой, потихоньку! Я ей все скажу, а она тебя в лучшем виде подготовит для Марии Ильиничны! Будешь круче Нуцубидзе, — льстил деду Ленин, уверенно выстраивая социальную иерархию даже на том свете.Мамино лицо так же уверенно вытягивалось. — Ты что, Ленин, совсем рехнулся на старости лет! Где это видано, чтобы невестка свекра бальзамировала! — Ва! Все когда-то случается, — заплетающимся языком убеждал маму Ленин. — Может, и тебе понравится людям после смерти приятно делать, так что теперь ты весь Тбилиси будешь провожать, а я на покой пойду, для себя поживу! Наш Ленин тоже умел уговаривать, поэтому мама, скрипя зубами, стала выполнять его команды, параллельно пытаясь абстрагироваться от слов грузинского Харона, который уверенно выливал всю накопившуюся в нем мудрость смерти.— Вот вы плачете и причитаете, а мне все время покойники говорят: «Вот смотри, Ленин, все собрались вместе, перестали думать о суете, сосредоточились, в тишину вслушиваться стали, а так кто ее, тишину, слушает при жизни — никто. Все суетятся-суетятся, хотят на тот свет самыми подготовленными прийти, так ты им, Ленин, передай: сколько бы они в жизни ни готовились, все равно там все равны! Просто там все понимать начинают, а передать уже не могут. Бывало, кричат первое время оттуда, во снах являются, но потом успокаиваются и соглашаются, что смысл жизни можно узнать только после смерти. Правда, жалко, что рассказать никому из оставшихся в живых нельзя!Материал опубликован в журнале «Русский пионер» №10     
Все статьи автора Читать все
       
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (0)

    Пока никто не написал