Классный журнал

Иван Соколовский Иван
Соколовский

Моя экспертиза в румбе

25 апреля 2025 17:00
Юноша из Москвы, который учится под Лос‑Анджелесом, высказался на тему «Танцы», и неожиданно: его эпос, который «Русский пионер» печатает уже почти четыре года, то есть столько, сколько длится обучение Ивана Соколовского на калифорнийской земле, посвящен теме номера, а именно танцам, что случается не всегда, ибо эпос на то и эпос, чтобы развиваться вне времени и пространства. Но тут всем повезло.




В калифорнийском городке Тысяча Дубов находится пивоварня. Внутри этой пивоварни находится небольшой ресторан. В этом ресторане находился я. Я был окружен своими коллегами, которые собрались здесь по случаю окончания соревновательного процесса среди стажеров. Я был одним из стажеров. Летом мы работали удаленно в крупной фармацевтической компании в качестве финансовых аналитиков, и поездка в офис ради недельного соревнования по бюджетному моделированию стала важным событием. Его завершение — тем более. К этому моменту мы все уже перезнакомились, но в неформальной обстановке вместе с руководителями оказались впервые.

 

Темы разговоров были немногочисленными: одни сравнивали разное пиво, которое взяли у бара, а потом выясняли, что, несмотря на непостижимое множество вариантов, у всех в бокалах был сорт «Текучий леденец». Я стоял, глядя на свой стакан, и думал, как хорошо было бы сейчас иметь, например, «Блондинку из Тарантул-Хилса» или, извините, «Улыбающегося самурая». Появилась бы новая ветка диалога: я бы стал описывать их вкус этим слепым котятам, которые кроме своих леденцов ничего и не пробовали. Но выходило так, что я и был одним из котят. Единственным достоинством моего пива было то, что оно было довольно крепким — больше семи градусов, и новые темы для разговора стали появляться сами по себе.

 

Я пообщался со своим начальником, мужчиной лет сорока, который каждый «дейлик» (ежедневное собрание) нашей команды начинал с новых деталей о том, как он красит веранду в своем доме. На корпоративе же он, размахивая почти пустым бокалом, что уже о чем-то говорило, заверил меня, что я отлично показал себя на соревновании и что он впечатлен. Потом подходил еще пару раз с новым бокалом и рассказывал все то же самое.

 

Я не очень понимал, как мне отвечать на его похвалы. Точнее, понимал, но не мог заставить себя произнести такие слова: «Большое спасибо за оказанное доверие, я бы не справился без вашей поддержки и наставничества. Я очень счастлив быть частью команды и частью компании. Надеюсь, мы продолжим сотрудничество после моего выпуска из колледжа». Вот так здесь принято говорить. А я, как дурак, по привычке смущенно улыбаюсь и бормочу: «Спасибо». Мы же не на церемонии вручения «Оскара», чтоб такие речи друг другу толкать. Не променять подлинность на привлекательность — вот что я себе пообещал. Ну что, с переменным успехом.

 

Я пообщался еще с парой человек, и мне стало скучно. Все разговоры шли по одним и тем же рельсам: где мы учились, в какой команде работаем, что планируем делать на выходных… Сойти с рельсов никто не решался. Кроме меня. Они могли поинтересоваться, что стажеры планируют делать после корпоратива, и я неожиданно для себя отвечал, что мы, пожалуй, поедем в клуб. Это вызывало у начальства неподдельный интерес — официально мы, оказывается, собирались спать. Их так цепляла моя открытость, что они принимались рассказывать, куда стоит сходить. Один даже вызвался поехать с нами:

— В Лос-Анджелесе много хороших клубов… «Академия», «Бордо», «Станция 1640»… Был там когда-нибудь?

 

— Нет. Но надо ехать, получается.

 

— Надо, конечно, — согласился он, а потом замешкался: — А как же эйчар?

 

— Эйчар с нами не едет, — ответил я.

 

— Да, но если они узнают… А может, вы просто им не расскажете? — додумался он.

 

— Никому не расскажем.

 

— А они все равно всё узнают, — добавил он, немного подумав, и посмотрел на потолок.

 

Я уже не хотел его уговаривать, поэтому просто пошел собирать людей помоложе, у которых еще не выработался инстинктивный страх перед этим ужасным эйчаром. Тех, кто готов был ехать, оказалось немного, а тех, с кем готов был ехать я, — еще меньше. Но все-таки нашлись четверо, и я победно повел их к такси-минивэну.

 

В новом баре мы расселись, и у нас, конечно, началось обсуждение прошедшего корпоратива.

 

— Все-таки не надо было говорить Родриго, что мы поедем в клуб! — говорила одна девушка.

 

— Да, они же теперь никогда нам оферы не дадут, — переживала вторая.

 

— А зачем я Натали сказала, что мы вчера до ночи работали? Она же теперь решит, что я непродуктивная и не могу справляться с дедлайнами…



 

Тут нужно немного прояснить, из-за чего они так переживали. В Америке стажировка — это не просто подработка на лето, чтобы набраться опыта; это целая жизнь. Сначала нужно попасть на стажировку, а это уже несколько этапов испытаний. Первый — подача заявок. Заявки нужно отправлять пачками, потому что конкурс огромный: пятьдесят‑сто человек на место, если речь о финансах. Дальше идет интервью. Попасть на интервью — удача. А пройти его — искусство. Нужно знать все о компании, изображать страсть к ее миссии (хотя все понимают, что ты подаешь документы повсюду), выдержать череду технических и поведенческих вопросов. И вот, если повезет, тебя приглашают... Нет, не на стажировку, а на следующий этап интервью. А потом еще один. И еще. И еще.

Случается так, что после всего этого ада тебя почему-то приглашают на стажировку, где опять приходится бороться за свое место под солнцем, ведь по ее окончании не всем дадут заветные оферы, и если не произвести впечатления на начальство, то останешься без работы. Именно поэтому мои сверстники очень боялись рекрутеров, круживших над их головами. Или круживших в их головах. Или их головы. Я об этом, честно говоря, не думал.

 

Пока мы ехали, я смотрел по сторонам и думал о том, как живется населению Тысячи Дубов. Я же планировал стать одним из них, если рекрутеры не заклюют. За окном пролетали величественные холмы, на которых стояли моллы, дилерские центры премиальных немецких автомобилей и бесконечные блоки пригородных домов, к некоторым из которых даже прилегало свежеокрашенное крыльцо… А о чем еще можно мечтать? С другой стороны, какой же из меня мечтатель, если я могу мечтать только о таком? О чем я, скажем, мечтал, когда решил поехать учиться в Америку? В моем сознании были какие-то картинки о карьере (хотя я тогда даже не знал какой), самореализации, знакомствах, Нью-Йорке… Да, я точно помню, что конечным пунктом назначения у меня был Нью-Йорк. А маршрут пока складывается с крюком — через Калифорнию…. Самореализовался в Тысяче Дубов… Звучит как эпитафия.

 

Мы доехали до бара в центре города, из которого планировали пешком дойти до клуба. Было уже около девяти вечера, и в баре нам сообщили, что они скоро закрываются. Я ужаснулся, но быстро пришел в себя и наказал своим спутникам скорее заказывать. Они послушались, и какое-то время мы неплохо сидели, разговаривая о будущем. Все пятеро через год должны были выпускаться и, соответственно, испытывали одни и те же страхи. Но я был единственным без американского паспорта, поэтому некоторые вещи они не понимали. Например, я описывал им работу мечты в одном из хедж-фондов, и они потерянно смотрели на меня, когда я завершил повествование.

 

— Но я даже не подавался, потому что они не спонсируют, — объяснял я.

 

— Но можно же хотя бы попытаться? — настаивал один.

 

— Что попытаться?

 

— Получить спонсирование, — объяснял он. — Это разве так сложно?

 

Да, получить спонсирование сложно. Иностранные студенты могут работать только по специальной визе, оформление которой лежит на работодателе и стоит тысячи долларов, а шанс получить ее — где-то один к трем. Поэтому подавляющее большинство компаний иностранцев не берет, так что у нас нет никакой уверенности в том, что через год, скажем, нас не выгонят обратно домой. Хорошо, наверное, что я всего этого не понимал шесть лет назад, когда решился на переезд. Если бы знал, что все время буду жить в подвешенном состоянии, причем даже не в Нью-Йорке, а в Тысяче Дубов, я бы испугался и не поехал. Решил бы, что оно того не стоит. Сейчас-то я понимаю, что стоит. Это, может, самое важное, что я понял за это время.

 

И это могло бы быть моим ответом на вопрос: «О чем задумался?», который я получил по пути из бара до клуба, но я сжалился и ответил просто: «О музыке». Да, мне уже изрядно хотелось танцевать, поэтому, попав внутрь, я незаметно поприветствовал диджея и отправился прямиком на покрытый мерцающими световыми панелями танцпол. Как я заметил минут через десять, кроме меня, на нем никого не было. Мои коллеги стояли в сторонке и потягивали свои коктейли, испуганно озираясь по сторонам. Я пытался позвать их к себе, но они, видимо, до сих пор переживали о том, что о них может подумать Натали или эйчар. Я расстроился и вспомнил, как мы с друзьями как-то раз приехали вот в такой же пустой клуб, только чуть похуже, и не в Америке, а в Серпухове. Мы тогда на совершенно пустом танцполе танцевали несколько часов подряд, и администраторы, видевшие наш энтузиазм, даже включили дым-машину. Да, вот это друзья так друзья. Тут у меня коллеги.

 

Пока я танцевал, один из них успел заказать несколько шотов с крепленым и, подозвав нас, как бы невзначай подметил, что может заплатить и за этот раунд. Меня на прошлый никто не приглашал, но намек я понял и показал женщине за баром свою кредитку. Она лихо развернула терминал в мою сторону, и я, зажмурившись, приложил карту. Знать, сколько здесь дерут за несколько рюмок текилы, не хотелось. Однако за этим последовало приглашение выбрать размер чаевых, и отвернуться от экрана было уже нельзя. Три варианта: восемнадцать, двадцать и двадцать два процента. В Серпухове, между прочим, были бы рады и оставленной сдаче, а тут я с тяжелым сердцем ткнул в двадцать. Только после этого случайно заметил, что это равняется пятнадцати долларам. Разум мой моментально прояснился. Я быстро сосчитал, что за пять шотов мы отдали семьдесят пять долларов. Ладно, судьба-злодейка.

 

Я собирался подумать о тосте, но заиграла какая-то латино-американская музыка. В детстве я занимался бальными танцами, и потому правая нога тут же пошла в самовольное плавание. Четыре, и раз, и два, и три, и четыре… В итоге вместо тоста я опять задумался о своем. Опять полезли в голову эти планы из прошлого, которые так и не осуществились. Эти параллельные миры, в которых все сложилось иначе. И вдруг все это схлопнулось в одну до смешного простую мысль: вернись я назад, я бы ничего не поменял. Все идет как надо. То есть мимо плана.

 

Я произнес невнятный, но выстраданный тост за любовь и направился на танцпол. Казалось, без моей экспертизы в румбе там никак не обойтись.    



Колонка опубликована в журнале  "Русский пионер" №126Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск". 

 

Все статьи автора Читать все
       
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (1)

  • Владимир Цивин
    26.04.2025 16:09 Владимир Цивин
    В заснеженном
    суровом
    мире,-
    пусть белесы
    стали
    небеса,-

    да раз уже
    морозы
    в шири,-
    без листвы
    оставили
    леса,-

    что силуэты
    поседелых
    древес,-
    пускай невзрачной
    статью
    своей,-

    и сквозь
    тоскливую
    окраску небес,-
    как вдруг
    покажутся
    красивей,-

    коль
    древом ли
    могучим,-
    выросшем,
    что из слепой
    печали,-

    иль
    плачущей ли
    тучей,-
    оторвавшейся
    от темной
    дали,-

    не так ли
    правит
    случай,-
    закономерно
    заданный
    в начале.

126 «Русский пионер» №126
(Апрель ‘2025 — Май 2025)
Тема: танцы
Честное пионерское
Самое интересное
  • По популярности
  • По комментариям