Классный журнал

Виктор
Лошак

За Свазиленд!

Февраля я боюсь. Зимой восемьдесят пятого я переехал из теплой Одессы. Теплой прежде всего по отношению ко мне. Февраль там был промозглый, и каждый год случалась то ли трагедия, то ли праздник: будто пьяный стекольщик вместо окон застеклял провода и ветки деревьев. Это срабатывали влажный ветер с моря и легкий мороз. В городе исчезал свет, переставали ходить трамваи и троллейбусы, останавливались газеты… К причалу порта подгоняли научное судно «Космонавт Владимир Комаров» с двумя головами огромных белых шаров, и оно давало электричество в роддома и больницы. Вслед за этим из магазинов исчезали «Билэ мицне» и водка. А что еще делать во внезапно выпавшие нерабочие дни? Даже стихийные бедствия этот город переваривал во что‑то несерьезное. Сама природа намекала на демографический взрыв…

Никогда не забуду злую московскую зиму с моей одесской экипировкой и минус тридцатью за окном служебной квартиры в Лазаревском переулке. Как раз под моими окнами открыли первую в Москве пекарню французских багетов, и с рассвета покупатели хватали их охапками и потом как букеты нежно несли по улице. Я до сих пор помню, как, спеша в «Московские новости», прыгнул рано утром в троллейбус и у меня примерзла рука к металлическому поручню. Панические мысли пронеслись в голове: «Зачем уехал? Почему я здесь?! Лучше бы тут, а не на Украине этот месяц назвали лютым…»

С тех пор февраля я жду, утепляясь и, как солдат к дембелю, радуюсь каждому прошедшему дню последнего месяца зимы. И вот накануне февраля девяносто четвертого позвонили: а не хочу ли я провести первую часть этого морозного месяца в Южно‑Африканской Республике? Жарко, температура двадцать четыре, а воды — двадцать один градус, лучшее время для дегустации местных вин… Белое правительство Де Клерка работало последние месяцы и готовилось передать власть Нельсону Манделе и Африканскому национальному конгрессу. Делегация российских журналистов должна была стать свидетельницей конца апартеида и мирного перехода управления в далеко не мирной стране.

Делегация подобралась под стать России девяностых. Там были и большой телевизионный начальник, и романтическая девушка, и дама, взволнованная ценами на африканский ширпотреб, но самым удивительным был немолодой багрового цвета человек, имевший, кажется, всегда при себе завернутую в газету бутылку спирта «Рояль» — напитка, произведенного в Гамбурге и так полюбившегося в те годы России за цену и крепость. Ключевым моментом любой нашей встречи в течение этих двух недель был тот, когда коллега, подкрепившись «Роялем», вдруг заявлял, что уполномочен авиастроителями своего родного города продать широкофюзеляжный самолет. Грубоватые южноафриканцы в конце концов поделились на два лагеря: одни считали это какой‑то замысловатой российской шуткой, другие еще и еще раз просили переводчика повторить.

Особенно сильно предложение о покупке самолета задело моего соседа по завтраку с деловыми кругами государства Свазиленд, через несколько лет после нашего визита переименованного в Эсватини. Не стану преувеличивать, будто это было результатом того вояжа. Аргумент короля Мсвати Третьего за переименование был прост: Свазиленд на английском звучит почти как Швейцария, а нам таких параллелей не нужно.

Моим соседом оказался крупный благообразный старичок с немецкими именем и фамилией. Пока завтрак не начался, он выдал свое неравнодушие к российской политической повестке: «Раньше у вас президентом был человек с родимым пятном, — он показал на голову, — Горбачев, а сейчас без пятна, кажется. Как его фамилия?» Мы разговорились, и оказалось, что он владеет популярной булочной в Лобамбе, городке, где живет король и находится парламент.

Для продавца самолетов это был, видимо, уже не первый завтрак, поэтому вступил он скоро. И адресатом выбрал старика‑хлебопека, благо выглядел тот вполне солидно. Судя по тому, как громко старик говорил, слышал он неважно. Еще и поэтому весь завтрак никак не мог взять в толк, почему именно он должен купить самолет и зачем он ему в Лобамбе…
 

Свазиленд в нашем маршруте по ЮАР, всерьез запятнавшей себя апартеидом, предполагался как, видимо, место знакомства со свободным черным государством. Вообще у Свазиленда, как нам объяснили, была в те годы специфическая роль. В ЮАР нас ни разу не остановили у бидонвилей — поселков из картонных коробок и рваных полиэтиленовых навесов, где роились семьи коренных жителей из племени зулу. Возмущенный такой жизнью людей, мир обложил ЮАР и ее белое руководство санкциями. Крохотный Свазиленд со своим миллионом населения и лишь сотней километров отдельной от ЮАР границы и был тем окошком, через которое южноафриканцы торговали.

Апогеем суток в Свазиленде был ужин в Лобамбе, который дал российским журналистам Мсвати Третий. Как бы вам описать королевский прием? Теплый вечер августа, а никак не февраля. Теперь представьте себе летний кинотеатр где‑нибудь в парке культуры и отдыха Урюпинска. Поставьте вдоль рядов кресел длинные грубые столы, а на место экрана — огромный вертел, на котором жарится бык… На столах — кувшины то ли с вином, то ли с компотом.

Меня посадили за стол, где уже сидели, как я определил по возрасту, мама с дочкой. Дочь была симпатичной и улыбчивой, сказала, что мы первые россияне, которых она видит, и поинтересовалась, далеко ли от Лобамбы до Москвы. Я, кажется, на своем убогом английском рассказал ей, какая сейчас у нас дома холодина. Она сделала круглые глаза… Когда раздавали первые порции поджарившейся говядины, наш руководитель шепнул мне, чтобы я не очень старался, так как со мной сидят старшая и младшая из десяти жен короля.

Улетали мы из Свазиленда ночью. Как назывался аэропорт, вы догадываетесь. Ну конечно, King Mswati III. Король и сейчас жив‑здоров, только, как пишет «Википедия», жен у него уже пятнадцать! А почему бы и нет, когда ты тридцать восемь лет у власти, а в стране такая погода?   


Колонка опубликована в журнале  "Русский пионер" №125. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".