Классный журнал

Андрей Колесников Андрей
Колесников

Хроники дошкодного возраста

16 декабря 2024 12:00
В издательстве АСТ выходит книга «Хроники дошкодного возраста». А в журнале «Русский пионер» — глава, не вошедшая в книгу (войдет в другую). Но главное, и там и там главный герой — двухлетний Андрей Колесников‑младший, сын главного редактора «РП» Андрея Колесникова‑старшего. Один день их жизни — одна история. Один журнал. Одна книга.


 

Андреич услышал какой‑то скрип за окном и говорит со странным тревожным вниманием, показывая туда:

— Мяу!

 

Ага, ясно.

 

— Киса? — уточняет Даша.

 

— Да! — уже с восторгом подтверждает Андреич, хотя никто там никого пока не видел.

 

— Любишь таких? — интересуюсь я.

 

Он, кажется, чувствует, что отец не до конца разделяет его радость, и рассеянно кивает:

 

— Я ать (то есть возьмет кошку. — А. К.)!

 

И показывает матери, как будет ее гладить да обнимать.

 

Похоже, Андреич прикипел именно к кошкам. Собак‑то он пока не очень приемлет. Одна его хотела укусить, похоже; залаяла, когда он мирно завтракал в кафе, причем оба, и собака, и мальчик, сидели на руках у хозяек. Андреич сдержался, а избалованное животное, бесстыдно поедавшее бекон из тарелки на столе, через минуту опять просто излаялось, хотя Андреич на его бекон совершенно не претендовал. И тут уж Андреич, конечно, расплакался. От досады, конечно.

 

— Гладить будешь? — кивает Даша. — А потом?

 

Андреич в это время ест кашу. Вернее, Даша пытается кормить Андреича кашей, и ее задача — заговорить его, чтобы закормить.

 

Но дураков‑то нет, он кашу не ест, а на вопросы отвечает.

 

Показывает на холодильник:

— Я ать (откроет холодильник. — А. К.)! Пф‑с‑с (показывает, как пьет. — А. К.) ту!

 

То есть будут пить молоко оба.

 

— А потом? — начинаю допытываться уже и я.

 

Он рассказывает, что посадит ее в машину и будет катать. То есть кошке будут оказаны высшие почести в доме.

 

Потом Даша стрижет ему ногти, и он говорит:

— Я мяу!

 

То есть он будет стричь ногти кошке.

 

Ну это уже совсем лишнее.

 

Поиграв с машинками и вроде отвлекшись на них, Андреич потом подходит к рисовальной доске и сообщает матери, которая уже вернулась за стол и теперь пьет чай с сушками:

 

— Мама, я дро‑о‑о мяу!

 

Ого, он и правда нарисовал кошку, то есть круг с глазами и ушами наверху, а не сбоку, как у нас у всех, у нормальных людей.

 

Наконец ему, видимо, надоели все эти недомолвки, он подошел к Даше и прямо сказал:

— Мама, дай мяу!

 

Мама отводит глаза и при этом с подозрительным ожиданием посматривает на меня.

Тут приходит Алеся и говорит:

 

— Андрюша так кошек любит — это вообще! Я даже мужу говорю: надо Андрюшу в гости позвать, чтобы с нашим котом поиграл!

 

А про Андреича не надо в третьем лице при Андреиче рассказывать: он же все слышит.

И кивает: да, надо, надо!

 

Теперь придется звать в гости.

 

А пока он повторяет:

— Мама, дай мяу!!

 

Но ведь у меня аллергия на кошек и собак, и сильная.

 

Как же ему сказать об этом?

 

——————

 

Андреич пошел гулять с Алесей и уединился на горке с машинками. И что‑то, слышит она, Андреич приговаривает. Лепечет что‑то. На чем‑то настаивает. Алесе, конечно, интересно понять что. И вот она прислушивается, и вот она ахает, и вот записывает... И уже даже я отчетливо слышу.

 

— Бу‑у‑льдо‑о‑о‑озер! — рычит Андреич, сидя на корточках и спуская машинку с горки, а я слушаю и слушаю, ибо мне кажется это совершенно невероятным. Только что он не мог связать двух слов, только что все машинки были «тр‑р‑р»!.. И вот на гору выплыл Бульдозер во всей своей красе и мощи.

 

Это же сложнейшее слово. Не каждый взрослый‑то произнесет.

 

Бульдозер у Андреича в руках, и он с ним больше не расстанется, и не надо. С любимыми не расставайтесь.

 

Тем более — с любимыми машинками.

 

——————

 

Ну это уж слишком. Сегодня днем Андреич заснул со своей шапкой.

 

Есть у него обычная вроде шерстяная спортивная шапочка с помпоном. Постирали они ее с Дашей. Включили машинку, поставили, как его, щадящий, что ли, режим. Высушили в машинке.

 

До этого Андреич залез, конечно, в корзину для белья, спрятался там и притаился. Закрыл за собой крышку, давясь смехом. Утих, задумавшись о чем‑то. Санту потом там вспоминал в одиночестве. «Хо‑хо‑хо!» — слышалось из корзины утробное. Вылез и пошел шапку стирать. Много хлопот.

 

А когда достали они шапку, он ее взял, к себе прижал и начал гладить.

 

Потом спать пошел и шапку с собой взял. Обнял ее и говорит:

— Мяу, мяу!

 

То есть как будто кошка она у него. И продолжает гладить, засыпая. А проснувшись, ищет ее руками и заспанными глазами.

 

— Где? — спрашивает. — Где?..

 

Да вот же она, вот. В ногах улеглась.

 

Я потом понял, в чем тут дело. Ясно, что помпон — это как голова у кошки, да. Но главное, после сушки шапка вся теплая была.

 

Как живая.

 

——————

 

Андреич наконец‑то разработал эффективные способы борьбы с сонным царством. А то он уже проснулся, а остальные еще преступно дремлют. И мультики включить некому, хотя у самого уже получается, но все еще через раз.

 

Причем маму он, видимо, жалеет. Даше он может сказать лишь: «Мама, я ноу с‑с‑с›...» — и прикрыть глаза свои, но не до конца, демонстрируя, что не спит. И потом еще, не добившись толкового ответа, может добавить, показывая на закрытые шторы: «Мама, там день!»

 

Но обычно Андреич маму не беспокоит. Это резерв Ставки Верховного Главнокомандующего. Мама ему пригодится еще в течение всего этого дня. Он бережет ее для чего‑то большего. Будет задействована в других, более долгосрочных, проектах. Так что пусть пока поспит. И так ходила с ним поздним вечером на кухню за яблоком, потом в туалет ночью... Если думаете, что он не помнит доброты, то ошибаетесь.

 

Так что сначала Андреич опробовал один новый метод побудки на тете Ане. Ее он разбудил в субботу в восемь утра, зайдя к ней в комнату с большим старинным медным колокольчиком, который стоял без дела на комоде, откуда его еще надо было достать.
 

Андреич нашел колокольчику беспроигрышное применение. Оказалось, что его вполне можно использовать не как бессмысленное украшение, а по прямому назначению. А для тети Ани, вернувшейся под утро с яростного девичника в мужском пиджаке, он и вовсе прозвучал как набат.

 

Я тоже, признаться, краем уха сквозь сон услышал странный посторонний звук и, прежде чем снова заснуть, успел подумать, по ком же звонит колокольчик, и даже осознал, что, слава Богу, вроде не по мне.

 

Что ж, мне была уготована другая участь. Ко мне мальчик подошел с бутылочкой с водой. Есть такой рассеиватель воды, чтобы освежать цветы. Но это раньше было. Теперь, как выясняется, используется, чтобы освежать отца.

 

И там такой удобный рычажок с дозатором... В парикмахерских, мне кажется, такие практикуют. Но если тихонько подойти к спящему человеку и нажать на рычажок для верности сразу раза три подряд, то получается гораздо веселей, чем в любой парикмахерской. Сразу крик такой, сразу никто не спит.

 

И главное, до всего сам дошел. Умнеет мальчик просто на глазах.

 

Так что никуда уже с глаз этих и не скрыться.

 

Да не очень‑то и хотелось.

 

——————

 

Даша спрашивает:

— Андрюша, кто тебя будет укладывать сегодня? Выбирай!

 

Выбор‑то у него богатый: мама или тетя Аня.

 

И это действительно богатый выбор. Я даже хотел сказать, что завидую, но вовремя остановился: нет, я не завидую. Нет, чему мне тут, сами посудите, завидовать. И я никому не завидую, пускай позавидуют мне! Так, кажется?

 

И вот Андреич думает для виду и говорит:

— Ту пипл.

 

И никакого мучительного выбора. Все просто как дважды два. Да, именно так.

 

И вот они его укладывают в четыре руки. Кто‑то читает, кто‑то, видимо, поет. И он от этого, конечно, только еще больше бодрится.

 

«Что же делать? — пишет мне Даша. — Второй час как не спит».

 

«А что же вы делаете?»

 

«Да вот нашел у себя в кроватке увлажняющий крем для лица, который я потеряла два дня назад…»

 

«Он не нашел, — уточняю я. — Он его туда утащил два дня назад».

 

«Да, — пишет Даша, — утащил и теперь мажет нам им ноги. Себе тоже. Я тюбик смогла забрать, он требует: “Мо‑ор!” Я спрашиваю: “Сколько еще?” Он говорит: “Пять!” Пять — это то есть очень много».

 

«Скажи, — говорю, — что, если спать не будет, я приду».



 

Потом я думаю: зачем же я сказал такую глупость? Но уже поздно.

 

Даша пишет: «Ждет тебя теперь. Не засыпает. Папа, говорит, папа, и на дверь показывает. Так что заходи».

 

Я захожу. Никто не спит. Смотрят театр теней на стене.

 

Я говорю:

— Так. Если сейчас кто‑то не будет спать, то прилетит сова и всех сделает совятами.

 

Я, может, и погорячился, но в ведь в случае со мной у моей мамы это безотказно работало.

Теперь я смотрю в широко раскрытые от ужаса глаза Даши и понимаю, что она сегодня не уснет. Тетя Аня старается ни на кого не смотреть.

 

И только Андреич внимательно вглядывается в черноту за окном.

 

— Сова, — говорит он новое слово и показывает на окно.

 

Он начал ждать.

 

——————

 

Андреичу подарили лего. Можно очень много всего собрать почти что из ничего. Например, магазин с батонами, как будто даже свежими. Ворота‑арку. Дом. Сад и огород с деревьями.

 

Жалко, что, когда подарили, Андреичу пора было спать. Решили, что утро у него будет зато выдающимся.

 

Да, решили за него. Но ведь жизнь у него сейчас такая: все или почти все решают за него. Ничего хорошего в этом, конечно, нет. Но и ничего плохого тоже.

 

Я хочу сказать, что итог‑то этой затеи был, если что, предсказуем. Утром мальчик еще спал, а я увидел в гостиной ползающую по полу Дашу, которая держала в руках сразу горсть деталей из лего и приговаривала, шептала:

— Да нет, это потом... А, вот!.. Нет, опять не то... А сколько хоть времени‑то?.. А, еще есть... Ну вот, нашла!..

 

Дети всех стран, присоединяйтесь!

 

——————

 

— Мы — друзья, — сказал мне мальчик сегодня.

 

Почти без «р» еще, но все понятно.

 

— Друзья? — переспросил я, все‑таки не поверив.

 

Это ведь, в конце концов, ко многому обязывает.

 

Да ко всему.

 

— Да! — повторил Андреич.

 

— Мы с тобой друзья, — повторил я с удовольствием.

 

А что, есть чем гордиться.

 

Во‑первых, так четко сказал. Во‑вторых, мне показалось, произнес выстраданное. Не просто так же сказал.

 

— Ноу, — покачал головой Андреич.

 

— Что «ноу»? — вот тут уже не понял я.

 

— Папа, — он показал на меня. — Мама. Я.

 

А, еще мама. Ну что ж, законно. Поправка принимается. Придется расстаться с некоторыми иллюзиями, но почему я должен был думать, с другой стороны, что я — его единственный друг? А он — мой?

 

Мой‑то, кстати, может, и единственный.

 

——————

 

На гимнастике Андреич давно освоился и взял инициативу в свои руки.

 

То, я смотрю, на кольца просит его подкинуть, то сам решает по длинной скамейке протащить свое нетщедушное тело на руках... То начинает кувыркаться. Он научился делать это, я считаю, уже виртуозно (особенно, например, по сравнению со мной), занятия не проходят зря.

 

На каждое упражнение при этом выстраивается небольшая, но живописная очередь из коллег‑ровесников (младшая группа, до трех лет). И очередь подпирает прежде всего потому, что вместе с ровесниками переминаются с ноги на ногу активные мамы, которые хотят за те же деньги успеть пройти четыре раза там, где остальные проходят три.

 

Но они рано или поздно упираются в Андреича. Он спокойно поворачивается, выставляет ладонь с растопыренными пальцами на расстояние вытянутой руки (то есть он ее вытягивает) и говорит сурово и многообещающе:

— Стоп!

 

И пока он не сделает то, что должен, никто не пройдет.

 

Но таким большим коллективом непросто управлять. У тренеров не всегда получается. Команда может вдруг хаотично и безвозвратно разбрестись по залу. Андреич и сам может задуматься о чем‑то постороннем и, весь в этих мыслях, рассеянно уйти в игровую комнату, забыв даже про батут (мимо игровой он пройти все же не в состоянии, причем ни в каком состоянии).

 

А там свои правила. Там много машинок, и они не твои. И все это знают. Кто‑то может подойти и забрать машинки, которыми ты играешь.

 

Сам Андреич, как известно, никогда так не делает, ему это даже в голову не приходит. Но четырехлетним мальчикам из старшей группы машинки, которыми играет Андреич, бывает, вдруг становятся нужнее, чем ему. (Это и на открытой детской площадке случается, и у озера, и я честно писал об этом.)

 

И тогда они становятся мне нужнее, чем им.

 

Потому что я не в силах вынести его взгляд, в котором столько боли.

 

Ведь зачем‑то я нужен.

 

Зачем‑то я нужнее, чем все.

 

——————

 

Ну Ваня наделал дел. Все было очень неосмотрительно с его стороны. Дело даже не в том, что уехал, а сам скучает по Андрейке. А в том, что звонит и говорит:

— Да я скоро буду! Снег, может, уже выпадет, и мы в снежки играть будем!

 

Андрей доверчиво кивает. Но я‑то вижу, правда: как‑то рассеянно, что ли. Он, пока с Ваней разговаривает, краем глаза, конечно, и мультики успевает смотреть. А там разворачивается драма (я тоже краем глаза секу). Там бесконечный мультсериал «Три кота», к которому Андреич прикипел, подозреваю, прежде всего потому, что он про котов. Котов, строго говоря, больше: три‑то котенка, а еще мама и папа. И в этой серии, за которой мы с Андреичем подглядываем во время разговора с Ваней, мама отправляет трех котят и папу в магазин за чайником, так как чайник в доме сломался; так вот, их долго нет, а когда появляются, то приносят резинового утенка, красивые снежинки на елку и еще много всякого. Мама‑кошка им говорит: «Да у нас этих утят уже целая стая! (Что для семьи кошек странно... А, ну да, утята ж резиновые... — А. К.) А снежинки зачем? Сейчас ведь лето!.. И чайник где?» А чайник‑то они за всеми этими хлопотами и забыли купить. И кот‑отец стоит такой виноватый, что мне за всех отцов, а не только котов, обидно. Модель поведения родственников с папой в конфликтной ситуации меня, конечно, интересует. Я‑то что думаю? Ну купили и купили, зато от души. Маму порадовать не удалось, так хоть сами порадовались. А она, словно мысли читает, причем мои, и говорит: «Вот видите, не всегда нужно делать то, что хочется. Как мы теперь чай будем пить?» (Даша‑то потом призналась, что лично она категорически на стороне отца‑кота. И даже пояснила: в том смысле, что, если нравится, надо брать!) Следующий кадр: сидят они за столом и пьют чай, а рядом стоит какой‑то старый чайник, который они откуда‑то достали.

 

Это мы с Андреичем подглядели уже к самому концу разговора с Ваней.

 

И вот на следующее утро Андрей встает и сразу начинает: «Ва‑ва!» да «Ва‑ва!». Тоже соскучился.

 

Даша ему говорит:

— Ваня же сказал, что приедет, когда в снежки можно уже играть будет. А для этого снег нужен!

 

Мальчик поник своей буйной головой и вышел из спальни. А через секунду врывается снова с торжествующим криком:

— Мам, да! Да, мама!

 

И тащит нас обоих к окну.

 

А там — снег!

 

Ну скорее пока еще изморозь... Но нет, все‑таки снег. Кто бы мог подумать.

 

То есть смотрел мультик, а про снежки услышал.

 

Неосмотрительно.

 

Они же всё слышат.

 

И где же Ваня?

 

——————

 

— Ло‑па‑та, — повторяет Андреич.

 

Но через раз.

 

А через раз:

— Ло‑та‑па!

 

Мне нравятся оба варианта.

 

Лопата ему понадобилась. Снега‑то сколько вдруг. Еще скребок какой‑то есть у него. Да много чего.

 

Под наблюдением тети Ани он изготовил первого в сезоне снеговика. Сам, все сам, она только присматривала да какие‑то веточки вместо глаз помогала вставить.

 

Морковку вместо носа положили сразу в рот. Это Андреич сам придумал и сделал. И кажется мне, что за многовековую историю снеговика до такого никто не додумался. А чего же морковке пропадать?

 

Вообще вылепить снеговика — дело долгое, если относиться к этому с душой, то есть так, как относятся Андреич и тетя Аня. И конечно, можно продрогнуть. И она даже продрогла, но перед тем, как идти домой, решила сфотографировать Андреича на фоне их творения. И едва успела сделать один кадр. Дело в том, что Андреичу творение вдруг разонравилось, и он его разрушил, разбомбил вот этими самыми руками и даже ногами. Так иной раз поступает настоящий художник. Жжет рукопись второго тома «Мертвых душ» или «Хроник дошкодного возраста» (да, но память телеграм‑канала «Отцеводство» стереть труднее), разносит в пух и прах снеговика. Но для этого, кажется мне, человек должен иметь в себе внутреннюю силу. Да и внешнюю тоже. И должен задать себе очень высокую планку.

 

Похоже, первый снеговик, с виду получившийся как надо, то есть комом, не соответствовал все же той планке, которую задал для себя мальчик.

 

— Бабам! — удовлетворенно сказал Андреич маме, которая вышла посмотреть на снеговика и очень удивилась.

 

— И кто его бабам? — спросила Даша.

 

— Я! — воскликнул Андреич.

 

Его «я» больше похоже на «ля», хотя он, конечно, знает, как правильно.

 

— Андрюша, пойдем домой, я замерзла! — попросила тетя Аня.

 

— Я — ноу, — покачал головой Андреич.

 

Потом он поглядел на нее повнимательней, вздохнул и пошел к дому.

 

Сострадание не чуждо ему.

 

А она, очевидно, вызывала.

 

——————

 

Андреич сидел на подоконнике и смотрел в окно. Он давно так сидел. Мальчик так долго, может, и не должен сидеть, то есть без дела.

 

Но ведь он, с другой стороны, был при деле. Андреич считал проезжавшие под окном машины.

 

— Ой! — считал он. — Ой! Ой!

 

И отдельному счету подлежали машины желтого цвета со светящимся плафоном на крыше.

 

— Такси! — прикрикивал Андреич вместо «ой!».

 

В какой‑то момент подошла Даша, и он вдруг сказал ей, поглядев наверх:

— Сан, мама!

 

— Не сан, а сноу! — поправила его Даша.

 

За окном и правда валил снег. И никакого солнца.

 

Мальчик методично выдавал желаемое за действительное.

 

Конечно, все хотели бы, чтоб это был не сноу, а сан. Но это был сноу.

 

— Сан! — повторил Андреич с вызовом.

 

— И где сан?! — переспросила Даша, показывая на сноу.

 

— Ап! Где... — ответил, а если говорить прямо, передразнил мальчик.

 

И показал рукой наверх.

 

Там, за тучами, за этим темно‑серым удручающим безмолвием, где‑то ведь должно было скрываться солнце.

 

Оно и скрывается.

 

Верить надо.

 

Как Андреич.

 

——————

 

Купили Андреичу очередную книжку. Называется «Играем в йогу вечером». Даша настаивала, что это суперкнижка. Минусов нет. Быстро научишься расслабляться перед сном и, как следствие, мгновенно засыпать. Причем речь же не только о детях. А главное — еще и картинки. Просто не оторваться. Доходчиво нарисованный мальчик показывает все, что надо делать. Ноги на ширину плеч — и в бой.

 

Насчет боя, кстати. Андреич показывает на паренька с картинки, расставляет ноги как надо и говорит:

— Я — бой!

 

Мы дождались, как и было предписано на обложке, вечера. Первая асана, вторая... Андреич постоял вниз головой. Хороша была «свечка», в адаптированном для России варианте — «березка». Надо тянуть вверх руки и ноги. А потом Даша, которая ноги Андреичу поддерживала, еще и на пальцы ему стала дуть: «свечку» задувала.

 

Лично я был уже не в восторге, мне происходящее казалось искусственным, но кого это волновало? Андреича это точно не волновало. А я мог и ошибаться.

 

Они тем временем сделали «гору». То есть Андреич стоял «углом», держась за пол руками и ногами (по‑нашему: руки «в гору»). И ведь стоял. Впрочем, в какой‑то момент гора пошла к Магомету, которым в этот день оказался я.

 

— Гора, гора, я гора!.. — надвигался на меня Андреич, грозно хохоча.

 

Мне было радостно только от одного: как чисто он произносит только что выученное и еще не изученное слово «гора». Через пару минут оно стало казаться мне не столько выученным, сколько вымученным.

 

И даже «воина» они с Андреичем сделали. Надо же, сколько асан им дались, причем, такое впечатление, совершенно без труда.

 

Андреич выглядел абсолютно удовлетворенным.

 

— Ты видишь, он весь прямо светится от счастья? — спросила меня Даша. — Какая хорошая книжка! Надо еще какую‑нибудь такую же купить.

 

— Бой! — окликнул я Андреича.

 

Он сразу обернулся.

 

— А хорошо у тебя получается, — одобрил я. — Тебе понравилось?

 

— Нет, — быстро и уверенно сказал Андреич.

 

Он даже «нет» сказал русским языком, а не как обычно.

 

И Андреич посмотрел на меня с каким‑то даже недоумением: ты что, отец? как такое могло понравиться?

 

Просто мама попросила.

 

——————

 

Андреич вышел погулять с Алесей на детскую площадку. Смотрит, а там свободные качели. Это как свободная касса, про которую он еще, слава Богу, ничего не знает, — только еще лучше.

 

И Андреич сидит уже на качелях, раскачивается. Алеся ему помогает.

 

И Андреич повторяет в такт раскачивающимся качелям:

— Ап энд даун! Ап энд даун! Ап энд даун!

 

И так до бесконечности.

 

И ему очень хорошо.

 

А значит, и Алесе хорошо.

 

А вот мальчику лет четырех, который сидит на скамеечке поблизости, нехорошо и все хуже.

 

— Бабушка, что он говорит? — с тревогой спрашивает мальчик бабушку.

 

— Я не знаю, милый... — с той же тревогой отвечает бабушка.

 

— Ап энд даун! — раскачивается Андреич. — Ап энд даун!..

 

— Вставай, Саша... — начинает торопиться бабушка. — Пойдем‑ка отсюда…

 

Свят‑свят, только и остается ей еще добавить.

 

Она и так смотрит на Андреича уж даже с боязнью.

 

А то и как на пришельца.

 

Уходят они с детской площадки, еле заметно пятясь, а потом аккуратно и нервно оглядываясь.

 

— Ап энд даун! — раскачивается Андреич. — Ап энд даун!

 

——————

 

В воскресенье мы ездили в Семибратово, ко мне на родину. Это всего двести километров от Москвы, в Ярославской области. Семибратово — поселок типа городского, прямо на трассе Москва—Ярославль. Да проезжали вы его. С ним, кстати, все в порядке. Он ухоженный и выглядит получше, между прочим, чем тогда, когда я там жил, то есть до семнадцати лет. Хотя дома‑то все те же. Больница, где работала мама. И стадион, который виден с трассы. И сетка на воротах, где я стоял, мне вот кажется, та же.

 

А НИИОГАЗ, где работал отец, ниоткуда не виден. И я этот НИИОГАЗ никогда в жизни не видел, но я знаю, что он существует, причем до сих пор. Отец куда‑то уходил каждый день, и я не знал, куда именно. Закрытая была территория, потому что это была территория завода газоочистительной аппаратуры. Территория, как говорится, смыслов.

Мы первый раз взяли с собой Андреича. Он не думал, конечно, что это окажется самое длинное путешествие в его жизни. В какой‑то момент его вроде укачало, и я остановил машину. Справа был лес. Андреич попросился в лес. Лес манил его, как и меня, но мы же торопились, и у Андреича в глазах стояли слезы, когда он получил отказ, и он не держался, а постанывал от обиды на меня.

 

Потом мы остановились еще раз. На обочине продавали рыбу, грибы, струю бобра и шкуры животных. Было написано, что фотосессия — сто рублей. За сто рублей можно было сфотографироваться на фоне шкуры волка с его головой и задумчивыми глазами.

 

— У‑у‑у‑у!..— начал подвывать Андреич, увидев волка. — Я боюсь ноу!

 

Когда он вышел из машины в Семибратове и увидел лужи, я понял: это конец. Дальше он ходил и ездил по поселку грязный с головы до пят, и Даша даже стала спрашивать, есть ли тут «Детский мир». «Детского мира» не было. Детский мир мы привезли с собой, и он сейчас сидел, грязнейший и совершенно счастливый оттого, что смог быстро и далеко убежать, так что его не сразу смогли остановить.

 

Потом, сделав еще несколько дел, мы пошли в гости к товарищу моего отца и, собственно говоря, отцу моего товарища. У нас все эти годы квартиры были на одной лестничной клетке, а с Серегой мы учились в одном классе.

 

Там, в гостях, Андреич взялся за размороженную красную смородину. Он объедался такой летом с куста, а теперь увидел в большом пластиковом лотке — и все. Он делано морщился и уничтожал ее, именно уничтожал, пока мы разговаривали, а нам было о чем. Мы очень долго могли говорить, но надо было ехать, мы и так уж давно сидели.

 

— Дя‑я‑я‑дя‑я‑я!!! — вопил Андреич, обращая на себя внимание и тыкая пальцем в широко открытый рот, где болтались и перекатывались языком три‑четыре‑пять ягод.

 

Потом Андреич увидел на серванте три мягкие игрушки и, конечно, очень заинтересовался, причем, зная себя, сразу погрозил себе пальцем и сказал:

— Нот майн!

 

Это было трудное решение, но Андреич мгновенно принял его. Однако Юрий Иваныч, увидев это, быстро снял игрушки с серванта и вручил или даже всучил их Андреичу. Тут уж он не стал отказываться.

 

Напоследок Андреич съел всю полусырокопченую колбасу с тарелки, которую нарезал к нашему приезду Юрий Иваныч. Мы увлеклись разговором и не уследили.

 

Когда уже сели в машину, Юрий Иваныч рассказал, как дом только летом был покрашен, и Андреичу было что, в свою очередь, потом рассказать Ване и деду Коле с бабой Надей про «дом грин».

 

Он теперь был с головы до ног перепачкан не только грязью из лужи, но и красной смородиной из лотка, сидел в машине, открыв окно (я уже вообще перестал что‑нибудь запрещать, просто сил таких, а главное, желания не было, да и не холодно было, день‑то яркий и солнечный получился), внимательно смотрел в это окно и ехал домой.

 

А я был дома.

 

——————

 

Андрей стал, конечно, слишком долго засыпать вечером. Даша его укладывает полтора часа.

 

Я уже решил вмешаться. Зашел в темную комнату, вооруженный с головы до ног. То есть руках у меня был телефон с «Десятью самыми засыпательными сказками на ночь».

 

Принят я был благосклонно. То есть Андрей не выгнал меня, а промолчал, когда я лег на большую кровать рядом с его кроваткой между ним и его матерью. Снес, можно сказать, эту пощечину. Я даже подумал: а вдруг, нечаянная радость, уже спит? Можно будет настаивать, что засыпает, едва завидев меня.

 

Но нет, Андрей просто помалкивал, с интересом, очевидно, ожидая, что они еще попробуют.

 

Совенком, в которого превратит его сова, если он немедленно не заснет, я его не собирался стращать: уже было и не помогало, не то что мне самому в детстве.

 

Я включил первую засыпательную. Андрей, я чувствовал, занял выжидательную позицию, то есть присел. Силуэт‑то я различал. Какая‑то отвратительно сладкоголосая девушка рассказывала про бельчонка, которому было хорошо на подушке, где он свернулся клубочком, пока не пришла одна маленькая девочка... Ничего засыпательного в этой сказке я не видел. Андрей, похоже, тоже.

 

Я переставил сразу на третью сказку. Голос девицы стал еще слаще, а речи бесили еще больше. Но главное, Андреич, кажется, прилег.



 

Для верности я решил покачать кроватку. Это обычно работало. Но через пару минут я почувствовал, как чья‑то железная рука молча и методично отдирает мои пальцы (один за другим, один за другим) от деревянной решетки, за которую я держался, чтобы качать кроватку.

 

Честное слово, я сразу даже не понял, что это рука Андрея, вернее, уже обе руки.

 

— Надо же, — пожала потом плечами Даша, — так молча и отдирал? А мне сразу говорит: «Мама, стоп!» Разлюбил он, когда его качают.

 

Да, вот так, молча. Могла бы и сказать.

 

Тут я почувствовал, что дыхание мальчика становится ровнее и громче. Неужели наша взяла, с трепетом думал я. Все‑таки мне удалось показать класс?..

 

Проснулся я, когда все вокруг давно спали.

 

Кто, когда, как и почему заснул, поди теперь разбери.

 

——————

 

Есть у нас каток с домиками и фонарями. На нем кружатся фигуристы. Все игрушечное, уютное, идиллическое до полного изнеможения. Смотреть на это можно вечно. Я и смотрю.

 

Но вот к катку подобрался Андреич. Тоже глядел‑глядел, потом дотянулся до одной фигуристки и аккуратно снял ее с катка. Потом подошел к раковине, включил воду и окатил ее ледяным душем.

 

Затем попробовал поставить обратно, а она уже не стоит на своих двоих. У нее в ногах магнитик (как у каждой уважающей себя девушки), который теперь отказал.

 

— Что же ты? — говорю я Андреичу. — Ты же намочил ее!

 

— Ноу, — разубеждает Андреич, раскрывая на меня свои большие серо‑синие (в зависимости от ситуации) глаза.

 

— Она же вся мокрая! — твержу я.

 

— Ноу, — все отрицает Андреич.

 

— А какая тогда? — задаю я, кажется, беспроигрышный вопрос.

 

— Клин, — поясняет Андреич.

 

И то верно.

 

Мокрая и чистая.

 

——————

 

Андреич что‑то полюбил танцы. Наверное, насмотрелся на Деда Мороза, которого привезла Маша. Тот чуть что — пускается в пляс под свою новогоднюю музычку. Вот и Андреич теперь тоже. Включит себе механическое пианино — и начинается. Андреич старательно вращается, качается, приседает, указательные пальцы обеих рук — кверху! Танцует мальчик, и у него получается.

 

Сегодня Алеся даже не выдержала, насмотревшись на этот задор, и тоже начала пританцовывать вокруг Андреича. Он остановился, посмотрел на нее, кажется, осуждающе, но ничего не сказал и продолжил.

 

А тут и Даша спрашивает:

— А можно присоединиться к вашей компашке?!

 

И, не дожидаясь ответа, присоединяется.

 

И вот это было уже чересчур.

 

— Стоп! — сказал им Андреич и предостерегающе поднял руки.

 

Они с недоумением остановились.

 

— Си! — сказал Андреич.

 

То есть «вы смотрите, я танцую!».

 

И так и было следующие десять минут.

 

Даже я бы, может, не сразу решился на такое.

 

Последствия ведь тоже надо оценивать.

 

——————

 

Мы подарили мальчику длинную, очень длинную зеленую змею. Метра, не побоюсь этого слова, четыре. Нет, не меньше.

 

Змея плюшевая.

 

В год Змеи в доме, конечно, должна была появиться змея.

 

Имени у нее не было.

 

Андреич очень близко к сердцу принял появление в доме змеи. Он таскал ее с собой всюду.

 

Она заползала с ним в туалет.

 

Он нарисовал ее.

 

С задумчивым видом она возлежала своей головой у него на колене и рассматривала Андреича добрыми и, между прочим, мудрыми, как ни странно, глазами.

 

Когда он купался, она обвивала собой на всякий случай всю ванну.

 

То есть это оказалась нужная змея. Она, как и мы, стала заниматься сбережением мальчика.

 

И Андреич, я видел, не воспринимал ее как игрушку. Может, потому, что она оказалась такая большая. Да, член семьи: так он ее стал воспринимать.

 

Я понял это, когда он подошел ко мне со змеей наперевес и сказал:

— Андрей!

 

«Р» в словах у него пока не прорывается, а тут я прямо явственно его услышал.

 

И я сначала подумал, что он имеет в виду меня.

 

— А? — переспросил я. — Я тут.

 

— Ноу, — покачал головой Андреич.

 

— А, — догадался я, — ты Андрей? Спасибо, я знаю. Сам ведь тебя назвал. Ты что, забыл?

 

Да, он забыл. И даже вообще не помнил.

 

— Ноу! — сказал Андреич и потряс перед моим животом змеей.

 

— Она Андрей? — удивился я.

 

— Да, — кивнул Андреич.

 

Ну наконец‑то, с облегчением, видимо, подумал он. Дошло.

 

Ничего себе, подумал я. Назвать плюшевую змею Андреем — это честь для нее.

 

То есть теперь для него.

 

Так в доме появился змей.

 

Змей Андрей.

 

Утром, когда просыпается, Андреич кричит:

— Андрей!

 

И я уже знаю, что он зовет не меня.

 

На вопрос, сколько у нас Андреев, мальчик теперь говорит:

— Три!

 

То есть и он знает, что говорит.

 

Я собрал воедино, как говорится, факты и понял, что Андреич не случайно все так преподнес. Он выстроил цепочку умозаключений. Ведь Даша сразу спросила у него, змея эта — мальчик или девочка.

 

— Бой, — уверенно ответил он.

 

Похоже, он тогда и решил дать парню имя. А какое? Да он знает, по сути, два: Андрей и Коля. Деда Коля, а не только и не столько тренер на гимнастике. Да, и, как правильно подсказывают, Ва‑ва, Ма, конечно. Но по‑настоящему дорого, надеюсь, одно.

 

И вот он наградил змея почетным именем Андрей.

 

С чем мы его и поздравляем.

 

——————

 

Андреич долго выстраивал машинки: одна за другой, плотно, мышь не проскочит. Удовлетворенно выпрямился и сказал, поглядев на разноцветную вереницу:

— Побка.

 

— Пробка! — счастливо засмеялась тетя Аня, сидевшая рядом.

 

Андреич поглядел на нее, по‑моему, с осуждением. Ничего смешного в образовании пробки он не находил.

 

Потом он начал озираться в поисках чего‑то важнейшего и не находил этого.

 

— Кан!.. — говорил Андреич тете Ане и разводил руками.

 

— Кар? — старалась она понять его.

 

— Ноу, — начал он головой и повторял одно и то же.

 

— Кен? — интересовалась тетя Аня.

 

— Ноу... — вздыхал Андреич.

 

Потом, потеряв, видимо, всякую надежду, он в отчаянии крикнул:

— Ма‑ма! Ма‑ма!

 

— Кран? — рассеянно переспросила Даша, которая в это время украшала обеденный стол какими‑то светящимися снеговиками и фарфоровыми грузовиками с елками, да так энергично, словно пора было уже провожать Старый год. — Кран?

 

— Да! — закричал Андреич. — Кан!

 

Даша отошла в прихожую и вернулась с краном.

 

И Андреич начал благодарно разбирать завалы на дороге, чтобы разгрузить уже наконец эту нескончаемую пробку.

 

Андреич, конечно, любит музыку. Как заведет свое:

— Дагога, дагога…

 

Да еще во весь голос, а он у него громкий.

 

Но нам, разумеется, нравится.

 

Особенно когда песня — собственного сочинения:

— Я маму лублу‑у…

 

А то еще:

— Ту‑ту‑ту... На‑на‑на!..

 

Лолита бы гордилась Андреичем.

 

Но вот я поставил ему «Я на солнышке лежу, я на солнышко гляжу!..»

 

И Андреич посмотрел на меня с таким недоумением, что я засомневался, так ли я все делаю. Живу верно ли.



 

И пришел к выводу, что делаю сейчас точно все не так. Этот голос... да он просто невыносим! А ведь всегда казался прекрасным…

 

Скрипучий, вымученный... Да, стоило послушать, представляя, что кто‑то это слышит в первый раз. Второй раз не захочешь.

 

Или лет через пять, когда начнешь дорожить чем‑то большим.

 

Но сейчас — остановите музыку!

 

——————

 

Когда‑то это должно было случиться.

 

Я опаздывал, как обычно, и не то что не позавтракал, а и чаю не успел выпить. Ну и ладно, думаю, наверстаю днем, и тоже — как обычно.

 

И только я собрался выйти на улицу, как меня окликнули:

— Папа!

 

Странно, думаю, я же с Андреичем только что попрощался, и он сказал мне свое «бай‑бай», и даже вроде с душой.

 

Оборачиваюсь, а он бежит ко мне из кухни с термосом в руках. А в термосе, как вскоре выяснилось, чай с лимоном и с малиновым вареньем.

 

Я принял термос с великой благодарностью, и путь мой до работы был усыпан розами.

Да, я знаю, разумеется, что это его мама все сделала своими руками: и чай, и мальчику вручила термос с наказом передать папе.

 

Все да не все. С каким восторгом он бежал ко мне с этим термосом! Он все понял, и эта идея ему очень понравилась. Ему было не трудно. Наоборот, ему было очень легко.

 

А легче всех было мне.

 

И до сих пор.

 

——————

 

Между тем долгожданное свидание с Мирой, девочкой, которая старше Андрея на два года, прошло, как бы сказать, суховато.

 

Возможно, ожидания были завышенные. Причем не со стороны Андрея, а с нашей.

 

Андрей‑то — а что Андрей? Мира подарила ему две машинки, и это оказалось все, что ему нужно от Миры. Она при этом выбирала как себе, ведь Мира в четыре с лишним года не признает куклы и обожает машинки.

 

И это сыграло свою роль: машинки были не большие, но и не маленькие, а именно такие, какие удобно держать в руке и с адским завыванием, все‑таки похожим на рев двигателей, разгонять их по стенам и, я уж даже не говорю, по полу.

 

Всегда хорошо, когда подарки выбирают профессионалы.

 

Что ж, особого контакта не случилось. А мне казалось, он будет, ведь Мира столько говорила про Андрея маме и бабушке, и с каким чувством! Как рвалась к нему. А как, однажды встретившись, они ходили, взявшись за руки... Я видел, что Мира — первая девочка, которой Андрей доверился, так как и она отнеслась к нему с пониманием...

Немножко застеснялась, да. Это было. Да и он. Может, в этом все дело? Может, конечно, быть.

 

Но всегда, когда у двух одиночеств появляется шанс, а в результате такое впечатление, что одно одиночество больше интересуется машинками, красной и зеленой, а другое — мультиком про Вспыша, — от этого непонимания между людьми немного больно.

Ну или машинки и мультики и в самом деле оказались намного интересней.

 

Так думал я до того мгновения, когда Андрей вдруг взял Миру именно что за руку и отвел прямо к окну.

 

Это было самое дорогое для него окно, и абы кого он к нему не отвел бы. Более того, вообще никого не отвел пока что туда, к укромному окошку, из которого видно главное, то есть все те же машинки, только настоящие, и причем прямо под тобой, только посмотри вниз. А к тому же сейчас там был не просто поток машин, а то, с чего Андрей брал образец в своей деятельности, с чего делал слепок, используя десять, пятнадцать, двадцать своих машинок, — то есть там была пробка.

 

И это была самая выигрышная позиция в его городской квартире для людей, которые способны понять и оценить.

 

Так Андрей, взяв Миру за руку, продемонстрировал вдруг ей все‑таки чувство локтя.

 

А потому что руки‑то помнят.

 

——————

 

Андреич собирает из кубиков, которые магнитятся друг к другу, разные штучки. Раньше это были домики. Разной высоты, с архитектурными излишествами. Потом какие‑то загоны, стадионы... А тут вечером он собрал... Что же это было?.. Похожее на небоскреб, конечно, но тонковат как‑то.

 

На вершине два треугольных кубика слились в подобие крыши.

 

— Дом? — спросил я.

 

Андреич покачал головой: что ты, отец…

 

И тут я похолодел: «Ракета?!»

 

— Ракета, что ли? — с подозрением спросил я.

 

Неужели добрались и до мальчика?..

 

Мальчик покачал головой с таким же состраданием: ну неужели не видишь?

 

— Да вижу же, что ракета! — настаивал я.

 

По телевизору он, что ли, успел рассмотреть? Так ведь вроде не включаем. Если только для мультиков…

 

И в третий раз Андреич покачал головой.

 

А потом решил, видимо, помочь мне все же. Он сложил ладони, а потом медленно раздвинул их, приговаривая:

— До‑ор о‑опен!..

 

И руки его взмыли вверх.

 

— Да ведь ракета же!.. — повторял я, и эта идея мне самому не нравилась.

Андреич вздохнул. Видимо, я был безнадежен.

 

— Лифт, — сказала Даша. — По‑моему, это просто лифт.

 

— Да! — крикнул Андреич. — Лифт!

 

Он очень четко произнес это слово.

 

И еще раз буквально на пальцах, сложив их, показал, как это работает. И даже я уже начал понимать, что лифт, похоже, скоростной.

 

И слава Богу, что не ракета.

 

Это вообще самое главное.

 

——————

 

Даша и Алеся любят поговорить перед тем, как Алеся уезжает. И говорят они, конечно, про Андреича.

 

И вот, значит, говорят. Няня Андреича сидит на полу, Даша — на диване. Даша рассказывает, как Андреич только что на дне рождения одной девочки всерьез заинтересовался, только когда к детям вышел фокусник и начал доставать из кулака неимоверное количество красных шариков. В какой‑то момент он штук пятнадцать из одного кулака достал. Тут Андреич и заинтересовался:

— Ну‑ка, ну‑ка! — говорит.

 

И даже встал со стула и пошел к фокуснику, чтобы выяснить, в чем тут дело.

 

Мы с матерью, в общем, смеялись, когда это услышали.

 

И все это Даша рассказывает Алесе. И много другого тоже.

 

Андреич рядом играет с машинками, у него строится тоннель из кусков пенопласта, припрятанных после того, как мы вскрыли упаковку партии новых новогодних игрушек. И машинки, которые пойдут через тоннель, уже готовы.

 

И Андреич хочет рассказать про свое сложное инженерное сооружение и зовет маму и Алесю. А они слышат, но увлеклись, видите ли.

 

Он спокойно позвал их второй раз, погромче. Потом уже третий. А они, и это симптоматично, не обращают на него внимания.

 

Андреич поступил тогда революционно: подошел к Алесе и просто закрыл ей рот рукой.

А Алеся и Даша четыре дня не виделись. Так что посмеялись и ведь продолжили как ни в чем не бывало (когда они мне это рассказывали, я в этом месте уже слушать дальше не мог от возмущения).

 

А Андреич среагировал в сто раз лучше меня. Подошел к ним и говорит без надрыва:

— Нот бе‑бе‑бе‑бе!

 

Ну тут они наконец онемели.   


Колонка опубликована в журнале  "Русский пионер" №124Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск". 

Все статьи автора Читать все
       
Оставить комментарий
 
Вам нужно войти, чтобы оставлять комментарии



Комментарии (1)

  • Сергей Макаров
    17.12.2024 23:23 Сергей Макаров
    Это у вас еще ранний возраст, начало освоения языка общения.
    А вот билингвизм – это вам скажу проблема, особенно если ребёнок много видит или общается со «странным» человеком, который вероятно, сам «аутист по жизни» и многое фантазирует и прёт его байками, когда общается в порту с себе подобными «бедными рыбаками», а ещё вдруг понял, что «умер» в нём «лингвист». Для изучения иностранных языков придумывал для себя систему ассоциативных понятий чтобы пополнять свой словарный запас.

    Билингвизм – термин, обозначающий владение на высоком уровне двумя языками одновременно.
    В народе этот термин зачастую заменяется более понятным словом «двуязычие».
    Естественный билингвизм свойственен детям из «смешанных» семей, в которых родители изначально разговаривают на двух разных языках, но и в нормальных семьях этой «участи» в раннем возрасте не избежать.

    Дети и сами большие лингвисты, владеют умением создавать свои новые языки, только им понятные понятия слов их удивительного мира новояза, понятного только им.

    Спрашивают меня, кто такой Петр Первый и зачем он «великим посольством» Европу посещал?

    Ответить академически, как им в школе сообщали – потерять всякое понимание и желание узнать, что и зачем нужны слова и что они означают.
    А может быть у них своя версия есть, но они хотят проверить взрослых на сообразительность?

    Язык важен для общения, много слов в русский язык пришло во времена Петра Первого. Да, великий реформатор был!
    Вот как ответить на вопрос: - Почему он говорил:
    -«Флоту Российскому быть!»
    Почему глагол смысловой в конце предложения?
    Он, что немец?
    - В Германии был, путешествовал и от немцев перенял словосложение и управление глаголами. – отвечаю.
    - А у него переводчик был?
    Был – толмачь.
    «Толмачь» — это тот, кто толкует или переводит? – опять вопрос.

    Да, отвечаю, без перевода, толкования и объяснения, что Петр увидел или узнал трудно было бы ему понять, как живут за бугром.
    И не давая возможности задать вопрос что такое – за бугром, и где этот бугор и почему бугор, продолжаю отбиваться от нарастающего потока вопросов о словообразовании русских слов и как они в русский язык попали и в наше время используются.

    Продолжаю: - Вот приехал Пётр в Голландию, идёт по деревенской улице а вокруг домов заборов нет, ну нет и всё!
    У соседей есть забор? А у нас? Нет! Не принято и всё!
    Ну вот, идет, а ему Царю всё интересно, видит он, стоит какая-то приспособа для коленья, или колонья, в общем, дрова колоть.
    А ему хозяева машут руками, они же ещё не знают кто он таков, и кричат: - Private! Private! – Частное владение! Куда мол прёшь дороги не разбирая! Кто такой? Мы тебя не звали!
    А ему слышится – Привет! Привет!
    Вот! - Говорит он своему толмачу – запиши и запомни, чтобы все меня простолюдины таким словом дома приветствовали – Привет!
    Ну и он им: местным крестьянам, в ответ, ручкой помахал и далее пошёл осматривать местные угодья.
    Угодья – засада, но надо не забавлять темп;
    - Пословица есть такая: "Пьян да умён — два угодья в нём!"
    Да. Раньше воду мало пили, пили домашний квас, как у нас, но не так как сегодня - все пиво.
    А Царь любил иной раз …но не отвлекаемся!

    А когда Царь в Англии, в порту был, идут они по пирсу, а на досках пирса всегда скользко, это везде так и сегодня у нас, особенно после дождя, потому как всегда чешуя и потроха рыбные иной раз неубранные, дел много порядок потом наводят, скользко, под ноги смотреть надо!
    Смотрит Петр, как здоровенные докеры ловко кули с товаром на крюк прилаживают и вверхь на склад полиспастом поднимают.
    (Полиспаст раньше разъяснялся, можно не тормозить!)
    А тут один мешок возьми и сорвись вниз, а его толмачь задравши голову и наблюдавши за этим, тоже, возьми и шмякнись со всего маха на пирс, склизко на досках, он не из «трудовых резервов» был, слабоват физически!
    (Значок «Трудовые резервы» и бляху ремня с буквами ТР тоже уже проходили)
    Увидели докеры, как мешок и толмачь грохнулись на доски со всего маху одновременно и вздохнули разом словом :
    - Cool!!!
    Сопроводили этим словом падение мешка с высоты и падение толмача на доски пирса, а упал сердечный тоже - круто!

    Нет. Толмачь сердцем не болел, но страдал он, как я, когда надо было Петру, как тебе, всё объяснять:
    - Что это! И что это слово значит на другом языке в переводе на русский и как вероятно в русском языке застряло.

    А Петр на руку скор был, мог и леща дать за нерасторопность!
    Нет, не рыбу! Леща дать — это не рыбу дать, это когда по лицу ладонью бьют, нет, в боксе, тоже нельзя. Хотя, он мог иной раз и словом «нехорошим» одарить, из татарского много таких слов есть, но пока не будем…
    А мы тоже леща не едим, лисичке отдаём.
    Лещом местные тоже брезгуют, он травой отдаёт, да и зачем? Когда есть судак, щука, окунь и селёдка навалом…

    А,"Кул" - Есть такое слово на английском обозначающее круто, клёво, классно…
    Да. Круто приложился к доскам толмачь, да ещё головой!
    А Петр опять помету велит сделать!
    Нет, не завещание толмача записать, не последнюю волю – Will, а запомнить, что теперь такие мешки в России - кулями называть быть!
    А если кто шмякнется, как толмачь, нелепо, такого тоже кулем впредь будут звать!

    Вот как, похвастался Пётр иностранных слов во время своего путешествия по заграницам, и говорят иной раз сам мог на разных языках ставшими знакомыми ему словами с другими изъясняться.
    Но в германии у него конфуз случился.
    Местный бургомистр ему показывает город с башни городской ратуши и говорит ему : - Die Erde über alles! И там добавил в своей речи: - Ordnung muss sein, и что-то ещё, но против ветра говорил, на башне в тот день втер дул сильно, и томачь его не все услышал и он ещё насморком болел, не до перевода точного ему было, поэтому не всё Царь услышал и понял, что ему немец вещал и от всего сердца советовал:
    - Надо прежде прядок навести у себя, так сделать чтобы земли его российские на перво место поставить и привести в порядок, тогда и у него как в Европах всё будет, и порядок, и резон, и как в Англии газон!
    Но решил Пётр, что понял, сам, но как-то вышло у него по своему что ему сказано было;
    - Земли у нас много, округ сколько всего узрить можно порядка – пора и вам убираться всем в свои земли…
    Ага. Подумал Царь это ему вроде как намекают, что загостились они… в über alles - «убирайтесь все» ему причудилось.
    Осердился он и уехал домой порядок и новые законы в России назначать.
    Вот что значит не учить немецкий язык! Язык философов и инженеров, а уж сколько литераторов на нем писало и какие книги – это надо изучать, чтобы впредь! (вот, вот - нахватался петровского словосложения)
    Вот и мне «убираться пора», сил моих боле нет, до следующего раза…продолжим.

    Все достают вопросами, но надо соответствовать!
    Была у меня газовая турбо зажигалка и дернуло меня соседскому ребёнку рассказать и показать, как ракета взлетает!?
    Она цилиндрическая, нажмёшь на тангету и огонь с шипением вырывается из сопла, как у ракеты и медленно рукой её вверх сопровождаешь.
    Даже не надо мне самому звук изображать, шипит громко.

    Пришлось отдать, «попользоваться», но газ быстро закончился, ещё при мне. Мамаша его сказала, что потом мне принесёт, а пока будущий космонавт с «ракетой» пойдут заправляться обедом и «ракету» и его спать потом укладывать..

    И это только крохи, что приходится придумывать, чтобы умником в детских глазах не быть.
    Иначе, закроются врата в их самый удивительный мир – мир детства и начала освоения языка общения!

    Господи! Царица небесная заступница!
    Скорее бы все дети научились читать словарь, ну хотя бы Фасмера, он немец был, тоже озадачился откуда слова в русском языке и какова история их происхождения, доказав, что много слов в русский язык из других языков заимствовано, и мне не надо будет голову ломать, как не разрушая новояз детский всё же разъяснять, что слова значат и как их уместно употреблять.
    Помоги всем родителям не становиться умниками, не мешать детям самим познавать языки общения и не убивая в них задатки лингвистов!
    Не для себя прошу, но во благо всем!
124 «Русский пионер» №124
(Декабрь ‘2024 — Январь 2024)
Тема: доброта
Честное пионерское
Самое интересное
  • По популярности
  • По комментариям