Классный журнал

Александр
Федоров

Аркадий берет в руки рюмку

Раз в год осенью наш охотничий коллектив собирается вместе, чтобы отравиться на копытных.

Я понимаю, что многим читателям предыдущее это предложение может быть не вполне понятно, поэтому поясню. «Охотничий коллектив» — группа мужчин разного возраста и достатка, объединенная по признаку наличия охотничьего билета и владения огнестрельным оружием. Они знают друг друга и собираются вместе осенью, потому что именно в это время в средней полосе России открывается сезон коллективной загонной охоты на копытных — кабанов, лосей, оленей, косуль. «Коллективу» охотиться проще, потому что результат и меткий выстрел одного стрелка в равной пропорции делится на всех. Ну а неуспех, равно как и расходы, также делятся поровну на всех. Результат, то есть добыча, что уж тут скрывать, бывает далеко не всегда: охота — дело непрогнозируемое. А выезжают мужчины, как правило, километров за двести—четыреста от Москвы в частные охотхозяйства, где этих самых копытных разводят. Одним днем охота не обходится, поэтому день едут туда, ночуют одну-две ночи в близлежащих к угодьям гостиницах или же на охотничьей базе, а потом возвращаются в Москву.
 

Так было и на этот раз. Собрались в старинный российский город, известный тем, что там царевича убили, — в Углич то есть.

В моем коллективе с десяток человек. Он образовался стихийно лет десять назад. Вместе собрались очень просто: один позвал товарища, другой друга товарища, ну и так далее. Возраст и род занятий также очень различны: моему куму Григорию Ивановичу, возглавляющему крупный медицинский центр, уже к семидесяти, а Антону, младшему сыну друга моего детства Петра, лишь год назад исполнилось восемнадцать лет. Парень только-только получил разрешение на первое оружие и ездит на охоту с «учебным», как мы говорим, ружьем — двустволкой шестнадцатого калибра покойного деда. Впрочем, ружье такое надо еще поискать. Полвека назад дед Антона с трудом уговорил вдову боевого генерала продать ему привезенное из Германии трофейное ружье, сделанной в начале прошлого века в немецком городе оружейников Зуле. Приклад из благородного ореха украшен искусной резьбой, а на стволе изображены сцены из охоты в духе Брейгеля, рассматривать их можно очень долго.

Мы нашей узкой группой собираемся на стоянке на платной трассе, километрах в двадцати от Москвы. Остальные приезжают уже на место, в хозяйство. Те, кто может себе позволить, приезжают с водителями, они берут в свои машины тех, кто добирается на такси. Есть простая практическая цель: большая часть коллектива может немедленно начинать праздновать встречу, не отвлекаясь на такие мелочи, как управление автомобилем в дальней дороге.

Так было и на этот раз: на трассе уже за МКАД среди аккуратных грибков, лавочек и прочих удобств платной трассы было назначено место сбора. И там уже стояли две знакомые машины.

Рядом с ними сидели на лавочке и беседовали Аркадий и Григорий Иванович. Аркадий сладко и сосредоточенно курил. Лукавые, с хитринкой цыганские глаза, собранные в хвостик кудри до плеч и аккуратная бородка Арамиса — Аркадий не меняется. Балагур и жизнелюб, душа нашей компании, разменявший шестой десяток своей жизни и при этом берущий от нее почти все. Вообще-то Аркадий не курит. Точнее, курит он только на охоте. Но делает это так, что даже некурящим и бросившим сразу хочется закурить.

Почти одновременно с моим такси приезжает здоровенный пикап Марата — еще одного члена нашей команды. Мы выходим из машин практически одновременно и идем к столу.

«Нам бы не добыть, нам бы дома не быть… Здорово, парни, рад вас видеть», — приветствует Аркадий.

«Давай, Дамир, давай, голубчик, ну что ты там копаешься, мы сейчас от голода и жажды умрем, — подбадривает Аркадий великана-кавказца с детским лицом, который сосредоточенно копается в недрах багажника стоящего рядом Land Cruiser.

Дамир — водитель Аркадия и одновременно его охранник. Он стоит к нам спиной, и при каждом движении из-под кожаной куртки виден ствол пистолета. Лет десять Аркадий работал банкиром, и, по собственным словам, «прошел через многое». По старой банкирской привычке до сих пор он ездит с охранником, теперь уже с одним. А вообще в глубокой молодости Аркаша служил замполитом на атомной подводной лодке, но с распадом СССР досрочно «по больничке» уволился в запас и занялся коммерцией. У него это получалось, судя по всему, неплохо, потому что вот уже пару лет он осваивает профессию, о которой, по его собственным словам, он мечтал, как только узнал значение этого слова — рантье.

«Ну что такое, Аркадий Юрьевич, как мы новую Россию с вами построим, если вы помидоры дома не помыли? — это приехал с сыном другой наш друг, Петр Андреевич, — телеведущий, с которым мы дружим фактически с детства. Петр — личность очень известная, можно сказать, медийная. Он работает на телеканале, костяк которого составляют женщины, и старается не афишировать свое увлечение охотой. Вот и сейчас он приехал в темных очках и бейсболке, которые на всякий случай пока не снимает, — он вообще не любит лишний раз светиться.

«Так, я попросил бы…» Аркадий наконец получил из рук Дамира главное — хорошо знакомую нам всем большую зеленую сумку-холодильник, привезенную лет пять назад из ныне недружественной европейской страны. Она стоила примерно как большой холодильник на кухню, потому что обладает уникальными свойствами: подключается к любой бортовой сети и, даже если электричества нет, почти сутки держит холод.

Вместо стола используется откинутая нижняя полка багажника Land Cruiser Аркадия. Извлеченные из отделений сумки-холодильника, на полке появляются... Во-первых, деревянный пенал. В нем, укутанные от потрясений обивкой из «министерского» зеленого сукна, лежат шесть хрустальных лафитников и накрахмаленная, как из советского вагона-ресторана, салфетка. Во-вторых, шведский острый как бритва нож с пластиковыми ножнами и пластиковой ручкой (потерять не жалко), а также два контейнера с самым главным — «Краткой энциклопедией сала и закусок».

Из сумки достается литровая, со слезой, бутылка самогона. Водку Аркадий перестал пить с той поры, как нашел поставщика качественных дистиллятов, и теперь на подсвечиваемых стеллажах в его винном погребе красуются бутылки с самыми экзотическими самогонами: среди прочего — из кизила, из бананов и даже из настойки латгальского дуба. Стоят они за литр как хороший коньяк, но для Аркадия это мелочи.

Тончайшие гренки из нарезанного до практически прозрачного состояния бородинского хлеба стопочкой лежат на блюдце рядом.

— Дядя Аркаша, а чего тут вкусного? — интересуется восемнадцатилетний Антон, показывая пальцем на контейнер с мясной нарезкой. Антон пьет «Добрый кола», и судя по всему, это он повезет нас с его отцом дальше.

Аркадий берет в руки рюмку:

— Смотри, Антон, сейчас мы выпьем по первой, и через пять минут ты поймешь, что самое вкусное. Это будет то, чего меньше всего останется. Итак, смотрите: это почеревок из Луганска, лучший во всем Донбассе, — волшебное сало с прослойками мяса и жира с живота свиньи… Вот «мыло» с «Бессарабки» из Киева, мне в январе прошлого года привезли, я его год в вакууме в морозилке хранил, — нет лучше сала без мяса, во рту тает... Вот казы из конины, но не татарское, мягкое, а веселое и жесткое, из любимого моего Казахстана. А это шпек из Южного Тироля, который еще называют Lardo, хотя в той области итальянцы в общем и не совсем итальянцы, а скорее немцы или австрийцы, поэтому «шпек» это… Вот копченый гусь из Салавата, а вот кошерная колбаса из говядины…

— Аркадий Юрьевич, обильное отделение желудочного сока без трапезы вредит организму, это я вам как доктор говорю, — прервал рассказ Аркадия Григорий Иванович.

— Парни, я хочу вам сказать, что нет ничего важнее первой рюмки. — Аркадий наконец разлил всем. — Вот смотрите: лес тут кругом, осень терпкая, вокруг люди приятные, впереди целая охота. Как же хорошо! Давайте за все это… Только теперь надо сделать жадный глоток, выпить, склонить головку набок и помолчать немножко…

Аркадий все это проделал, а за ним и все мы. Коллектив действительно на полминуты умолк.

— Вкусное сало. — Телеведущий Петр хрустнул гренкой и подцепил вилкой еще кусочек «мыла». — Я весной так хотел его, когда на полюс шли…

Полгода назад Петр принимал участие в лыжной экспедиции на Северный полюс и снял об этом большой документальный фильм.

— Так что ж не взял с собой? Оно бы там не испортилось, — поинтересовался Аркадий.

— Самый разгар Великого поста был. Последние километры шли на Страстной седмице. Я сушеными креветками питался…

— Так попросил бы благословения, путешественникам можно, — парировал Аркадий.

— Ну, я ж для себя это делал. А то очень просто получается: надел пилотку — считай, воин, ешь в пост сало; завернул с собой колбасу, вышел на улицу — считай, путник, жри сервелат.

— Кремень ты, Петр Алексеевич. А позволь спросить, что делали там, на полюсе?

— Шли на лыжах, за пять дней от лагеря дошли, кино сняли. А там, на полюсе… Ну, поиграли в футбол. Собственно, полюсом это место было минут десят, потом сместилось. А еще должен был прилететь за нами вертолет… Но началась пурга. И мы сидели в палатке и пекли блины. Поставили два примуса рядом и пекли их на сковородке, которую тащил с собой наш начальник экспедиции. Это традиция у него такая.

— Ну, а потом?

— Ну «а потом пришел тягач, и там был трос, и там был врач». Через сутки прилетел за нами вертолет. А сало съел через неделю на Пасху, разговелся.

Помолчали.

Аркадий налил по второй.

— Давайте, парни, поговорим за машины. Другие темы пока трогать не будем, у нас тут подрастающее поколение, — он покосился на молодого Антона. — Хочу вам сказать, что вот этот Land Cruiser, «двухсотка», очень меня устраивает. Вы ж понимаете, я мог купить себе практически любой автомобиль. Но купил «двухсотку», уже вторую подряд. За рулем, понятно, ездит Дамир, но вот эту полочку, — он похлопал место, где стояла выпивка и закуска, — я ни на что не променяю.

— А что такого сакрального в твоей полочке? — в разговор вступил Марат, сердце которого, похоже, навсегда было отдано большим пикапам.

— Отвечу. Они как жены, мои «лендкрузеры». Всех любил. Первый, «восьмидесятку», я купил, как только первые деньги заработал. Тормозила как «Газель», то есть вообще не было как будто тормозов. Но полочка такая же была — замечательная. Мы с товарищем и девушками в Геленджик поехали, так девчонки после дороги еле разогнулись, тесновато там сзади было. Я на одной из них, кстати, потом женился… А спустя четыре года купил «сотку», то есть Land Cruiser 100, и я на ней первым делом суппорты поменял, люстру поставил, номера серии МР, стробоскопы всякие… Ну и женился снова. А полочка в «сотке» практически такая же осталась — замечательно на ней было организовывать питание.

— Я помню ту твою «сотку», — произнес Петр. — Ты два года на ней чайников по дороге разгонял своими стробоскопами, а потом кампания по борьбе с мигалками началась — ты и скис.

— Сам ты скис, — обиделся Аркадий. — Завидуйте молча. Просто моего гаишника на пенсию отправили, а сын генерала, знаете, никогда не станет адмиралом, потому что у того свои дети имеются. Продал его. С номерами, люстрами и стробоскопами. А купил «двухсотку». Ну и женился снова, — традицию нельзя нарушать.

— И вы, дядя Аркаша, так на ней с той поры и ездите? — удивился Антон.

— Нет, зачем на ней? Я поездил пару лет и новую купил. Тогда уже «трехсотка» вышла, и я понял, что не хочу ничего взамен.

— Просто тебе Юлька разводиться с ней запретила, — съязвил Антон.

— Ну признаюсь, я уже бросил якорь на этой земле, — миролюбиво произнес Аркадий. — Но дело в другом: «трехсотка» — говно.

— Вот те на! Самый новый и дорогой Land Cruiser — говно? — присвистнул Петр.

— Да. Там полное пренебрежение моими потребностями, — Аркадий закурил. — Видели багажник? Никакой полочки нет и в помине. Ни разложиться, ни посидеть — какой же это автомобиль для охоты?

— А иные варианты рассматривал? — вступил в разговор Григорий Иванович.

— А что смотреть? BMW X7 — багажник с электроприводом и кургузой нижней полкой — ни о чем. Land Rover Discovery — полная дрянь: полка есть, но с какими-то выступами и выемками, на них толком рюмку не поставишь. Про Audi Q7, Volkswagen Touareg, Porsche Cayenne, а также Lamborghini Urus и Bentley Bentayga я даже говорить не хочу. Во-первых, это, считай, практически одна бричка, только с разными моторами и отделкой, во-вторых, там ни за какие деньги нет нижней полочки: крышка открывается вверх целиком, в бампере дырка под замок, и хорошо там можно только испачкать штаны и куртку. Вот вам и хваленый немецкий инжиниринг.

— Ты какой бескомпромиссный, смотри, — возмутился снова Петр. — Всё говно, что ли, по-твоему?

— Нет, не все. Твой Range Rover ничего. Там полочка есть. Только уж больно в твоей машине она маркая, нечего было выпендриваться с цветом слоновой кости. И до стеклоподъемников у тебя пока доберешься — руку сломать можно.

Молчавший до того времени Марат примирительно поднял вверх лафитник.

— Давайте не будем забывать, друзья, что ждет нас впереди!

Выпили по второй.

В молодости Марат служил срочную на Кавказе. Его разведрота в основном охраняла генерала — командира дивизии. Командира очень хотели убить, поэтому от той службы у Марата осталось несколько неизвлекаемых осколков гранаты в спине и медаль «За отвагу». После войны ветерана взяли в школу милиции, окончив которую, Марат дослужился до полковника и в пятьдесят с маленьким хвостиком лет вышел на пенсию. С той поры работает начальником СБ в бывшем банке Аркадия и чувствует себя совсем неплохо.

— Я вот тут техобслуживание собрался сделать пикапу своему, — Марат подцепил кончиком ножа и положил на сухарик кусочек салаватского гуся. — Мне на сервисе говорят: «Приезжай со своими расходникам, то есть масло, фильтры… У нас ничего не осталось, весь “Шелл”, “Кастрол” и “Мобил” ушел и не приехал». Ну, фильтры и колодки я через интернет заказал, а вот масло в супермаркете на глаза попалось. Красивая канистра, стальная, с немецким флагом и надписью типа «Моторное масло Klaus, немецкое качество». В описании было указано, что разработано немецкими инженерами специально для автомобилей, произведенных в Германии. Адрес фирмы был указан — Дюссельдорф, штрассе такая-то. Я почти было купил, но тут вижу — на соседней полке стоит похожая канистра, только называется типа «“Окаяма”, качество из Японии». И почти как под копирку: для японских автомобилей, адрес в префектуре Нагасаки… Но прикол в том, что через проход там стояло масло под названием «“Кимчи”, для корейских автомобилей»…

— Ну, ты купил себе четыре литра «Клауса»? — поинтересовался Григорий Иванович.

— Нет. Я дома стал искать по адресу, где же его в Германии производят. — ответил Марат. — Так вот, по адресу в Дюссельдорфе находится супермаркет какой-то, местная «Копеечка». А еще уже лет как двадцать Евросоюз перестал разливать моторное масло в металлические канистры, только в пластик.

— Только не говори, что сделано все на Малой Арнаутской, — хохотнул Аркадий.

— Нет. Я пробил, где сделано. В дальнем Подмосковье. Типа в Дмитрове или в Чехове. Живет себе фирма, с неба звезд не ловит, но делает нормальное масло, типа для наших грузовиков. А потом, когда вся эта свистопляска с импортозамещением началась, они сменили имидж, придумали все эти «клаусы» и «окаямы»: все то же масло, из одной бочки, но в другой упаковке и под другими именами.

— С именами так бывает, — поддержал Георгий. — Я полтора года назад одноклассницу старшей дочери на работу взял, Ларису. Ее прежняя контора, как то масло, свалила обратно в Европу, а девчонка осталась тут — с больной матерью, не замужем. Работает помощницей, все вроде хорошо. Но сошлась с моим водителем Олегом. Ну что тут поделаешь — сердцу не прикажешь. Я, честно вам скажу, особой радости не испытывал: после свадьбы у меня на десять дней и минус помощница, и минус водитель. А на этой неделе у них ребенок родился, девочка. Олег на работу пришел, везет меня. Я спрашиваю: «Как дочку назвали?» «Ульяной, — отвечает он. — Я придумал». Надо же, думаю, какое красивое имя придумал! И тут меня осеняет: я последние пять лет, пока с ним езжу, все время по пути заказываю пропуск на нашу машину, номер диктую вслух по телефону, по буквам. Знаете, что говорю? «Михаил, Ульяна, Ульяна». То есть если бы у них мальчик родился, я знаю, как бы назвали.

Выпили по третьей.

— Так, — парни, провозгласил Аркадий. — Предварительно фиксируемся. По машинам. Вечер встречи продолжится на базе…

С некоторыми из своих друзей, в силу разных причин, я встречаюсь буквально раз в год — как раз во время выезда на осеннюю охоту в октябре или ноябре. Но почему-то жду его уже с августа.  


Колонка опубликована в  журнале  "Русский пионер" №117. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".