Классный журнал

Андрей
Макаревич (признан в РФ иностранным агентом)

Заветный кокос

Говоря о желаниях, господа, я бы прежде всего разделил эти желания на два типа — преходящие (будничные, мимолетные — как угодно) и заветные. Ибо, как мне кажется, роль их в нашей жизни глубоко различна. Желания первого типа посещают нас каждый день, и мы непрерывно занимаемся их удовлетворением, иногда даже не отдавая себе в этом отчета. Ну в самом деле: вы хотите пить — и наливаете себе воды, хотите есть — и лезете в холодильник, хотите выпить — и звоните друзьям. Эти и прочие преходящие желания (имя им легион) — моторчики (иногда — паруса, иногда — весла), заставляющие нас двигаться по реке жизни. Представьте себе человека, который ничего не хочет, — он же вообще не будет шевелиться! А зачем? Даже чтобы почесаться, надо, чтобы захотелось почесать, — а это уже желание. Все эти желания мы осуществляем легко и с удовольствием, из этого и соткано наше бытие.

Иное дело — желание заветное. Тут надо быть очень осторожным с его осуществлением. Ибо механизм его действия иной — именно недостижимость его заставляет нас не спать ночами, нервничать, тосковать, искать новые пути и, конечно, мечтать — а это как раз вторая составляющая нашей жизни, верно? Звезда, указующая путь, свет далекого маяка и прочая романтическая пошлятина. «Главное — очень сильно захотеть!» — говорили нам советские учителя. Не надо очень сильно хотеть, тихо возражали буддисты, иначе перекосишь всю свою карму. Любишь ты, скажем, сверх меры китайскую еду и вожделеешь ее каждый день — есть опасность в следующей жизни оказаться поваром в Шанхае. Ты ведь этого хотел, да?

Хорошо бы научиться безошибочно отличать первые желания от вторых. А четкой границы между ними, между прочим, нет. Парадокс, да?

Сорок лет назад, когда фраза «Увидеть мир» даже не обозначала заветного желания, так как нельзя желать абсолютно невозможного, мы с женой часто фантазировали, пытаясь представить себе блюда, которые мы не попробуем никогда, — мы были в этом абсолютно уверены. Первое место прочно занимали омары и кокосы — не знаю почему. И даже не кокосы, а кокосовое молоко. Ух, какие картины нам рисовались! Гром грянул нежданно — мне позвонили из Комитета молодежных организаций (была такая странная контора) и предложили включить меня в состав маленькой делегации, летящей в Гвинею-Бисау,— думаю, просто из хорошего ко мне отношения. В Африку! Джунгли, жирафы, слоны! Да блин!

Не спрашивайте меня о задачах нашей группы — по-моему, их не было. Хотя мы встречались с вождем какого-то племени и, кажется, даже передавали ему комсомольский привет. Еще я попел песен для советских врачей, которые там работали. Остальное время мы пили джин с тоником, чтобы уберечься от малярии (убереглись не все), бродили по джунглям, и все это было похоже на забытую экспедицию. До сих пор это самые яркие мои африканские впечатления — а ведь сколько раз бывал потом! Но я не об этом.

Мы возвращались в Москву, и я вез в чемодане огромный кокосовый орех — прямо с пальмы, в толстой зеленой кожуре. Орех занимал полчемодана, внутри зазывно плескалось.

Когда радость от встречи жены с кокосовым орехом несколько улеглась, встала задача этот орех вскрыть. Ни пилы, ни сверла у меня дома не оказалось. В общем, я взял топор и пошел на лестничную площадку. Орех скакал как дьявол, я изрядно поколол плитку на полу и чудом не отрубил себе ногу. Минут через тридцать я все-таки победил, орех треснул, и прозрачная жидкость заструилась прямо в подставленную миску. Жена сделала несколько глотков, удивленно посмотрела на меня и произнесла: «Невкусно».

Всё.

Нет уж, знаете, пусть трамвай «Желание» не приезжает на конечную остановку.
 

Пусть ездит.   


Колонка опубликована в  журнале  "Русский пионер" №115. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".