Классный журнал

Максим
Кучеренко

Станем водой

«И тогда мы влили им по глотку спирта и увидели, как на их бледных полумертвых лицах начали раскрываться сосуды» — и тут Сан Саныч стал «мелькать» руками и производить чавкающий звук. Так «раскрывались» сосуды под действием волшебного спирта. «Хорошо, спирт был теплый, — продолжал Сан Саныч, — как раз в «УАЗе» стоял в кабине под ногами, где печка. А переносили их в сидячем положении, как заиндевевшие мумии». Тут он посмотрел на нас, потому что мы выдохнули и поняли, что герои, провалившиеся под байкальский лед, все-таки выжили.

Закончив свой получасовой триллер о спасении, капитан ледовой навигации Байкала Александр Бурмейстер стал рассказывать о стыках ледяных плит, которых стоит опасаться, о вычислении правильного ледяного пути и о том, как в далеком 1905 году японцы просчитались, заморозив военную кампанию с русскими. Благодаря мастерству железнодорожников полотно через Байкал из Иркутска проложили и фронт запитали оружием и провиантом.

Глядя на мирные воды бухты Заворотной, представить суровую ледовую реалию было сложно, но байкальский лед, говорят, манит к себе не меньше, чем в период навигации — туризм на маломерных судах.

Шаманизм, экстрим, уфошные феномены, обрядовые точки и угрюмые цепи черных бакланов над водой — все это смешано на Байкале. Точно как в знаменитой закуске под названием «сугудай». Сырой омуль, «заряженный» луком, специями и маслом. Байкал невозможно помнить долго, он забывается на перцептивном уровне и остается как папка с фотками. не веришь сам себе, что там был. И опять нужно ехать на Байкал…

А вот птица баклан не дает забыть Байкал, потому что баклан— он везде, куда бы ты ни ехал. Универсальная птица любой воды. Отличие чайки от баклана простое, как говорят орнитологи, чайка ближе к кулику, а баклан ближе к пеликану. Последний, причем, похож на утку.

Почему, за что и по какой причине баклан стал сленговой единицей криминального жаргона, не понятно. Первое неорнитологическое упоминание баклана существует в рассказе Короленко «Убивец». С тех пор под бакланом понимают молодого глуповатого представителя криминального мира.

Бакланы подкупили меня на Байкале. Уничтоженные полностью в первой половине прошлого века, они были завезены одним профессором в количестве шести пар и теперь существуют армадой в 40 тысяч. Их не любят. Зато у них есть свой остров, который так и называется — Бакланий. Он утыкан, как будто обгорелыми спичками, куда бы ты ни ехал, стволами деревьев, обожженных пометом. Остров — как будто уродливая голова с шевелюрой брюнета, так он и смотрится издалека. Чистый портрет баклана человеческого.

Легко нафантазировать, как это водится на Байкале, скоплении чудес, что у баклана есть своя родина, обетованная твердь, и любому баклану в мире, будь он где, надо побывать на Байкале. Иначе какой же ты баклан?

Опять забыл. Снова силюсь я вспомнить Байкал. Только что напомнили про баргузин — уже автомобильный бренд, а изначально — восточный ветер середины озера, усиливающийся в сентябре.

На Байкале нет эротического вида бикини, заливаемых в сети, ландшафтов, располагающих к коктейлям, романтических встреч здесь тоже не ищут. Есть подспудный страх, что за твою голую задницу в священных местах еще и от шаманов прилетит. Опасаются. Байкал не про это, и одновременно он непостижимо ни о чем, как и все существенно планетарное.

Баклан по жизни обижен…

Чайка — это красиво, баклан — это смешно. У чайки есть голос, у баклана — только сиплое хрюканье. Чайка рвется в небо, баклан летает слабо, он ныряет, и его охотничье мастерство скрыто от глаз. Чайка связует стихии, баклан — завхоз нижних этажей, и у него почти есть жабры. Чайка — это Чехов, баклан — это рандомный шансонье. Чайка свободна, баклан перемещается в мрачной черной цепи. Чайку любят, баклана — нет. Чайка — это море, баклан вроде тоже, но про чайку все-таки поют.

Тихон зашел в зал, обернулся — басист Куби и барабанщик Айдер уже играли. В заведении за столиками, как всегда, четверть своих. Самый заметный, Куби, в тельняшке на контрабасе с сардонической улыбкой клал неровные, но живые ноты. Куби не надо правильно играть — играет за него весь его образ. Сейчас Куби ненавидит Тихона за его опоздания — подводит пацанов. Айдер не то чтобы не ненавидит, но он знает, что право злиться на Тихона — это прерогатива Куби. Они старые друзья. Тихон — джанки, а Куби — ответственный токсикоман.

В заведении «Спасательный круг» играет репертуар неошансона — песни из мультиков, добрый шансон и старые советские песни. Тихон воровато заходит на маленькую сцену, в глаза не глядя, включается и начинает доигрывать песню «Ух ты, мы вышли из бухты» — припев допевают хором уже всеми тремя пиратскими голосами. Сильными, неточными, озорными и манерно гнусавыми. Еще пара песен, и перерыв. Пацаны уходят со сцены. Тихон подходит к импровизированной шведской линии, декорированной под шлюпку. Куби подходит сзади, оттопыривает тельник Тихона, закладывает туда порционный куб холодца и смачно прихлопывает сверху ладонью. Тихон дергается, в его лице ужас смешан с ненавистью, глаза становятся желтыми — цвета холодца. Сардонически улыбаясь лицом к лицу, Куби четко и хрипловато сообщает: «Не…уй быть бакланом!»

Скоро Куби чуть не умрет, но умрет Шурей. В «Спасательный круг» на Савелу придет барыга и предложит, и они не устоят. Куби зарубит, приедет скорая и откачает Куби. Шурей примет дозу без отката по здоровью. Он выйдет проводить друга, они спустятся в переход, медленно подымутся из перехода, Шурей посадит друга, захлопнет дверь, закурит, загрузится, и у него остановится сердце. Героин умеет ждать.

Черный баклан хрипло закашляет, вытягивая свою утиную шею, белая чайка сделает круг. Вода будет перетекать из ручьев в реки, из рек — в озера, в трубы, в дома, в людей, из людей — в сантехнику, а там — в почву, а потом — в моря и океаны. Пойте, братья, где бы вы ни были и какую бы воду вы сейчас ни пили. Сначала мы станем водой. На небо попасть можно, только испаряясь.  


Колонка опубликована в  журнале  "Русский пионер" №113. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".