Классный журнал

Иван
Соколовский

Хижина дяди Вани

Закончив стажировку и долетев до Лос-Анджелеса, я вдруг понял, что сейчас придется прощаться с Лиамом. Исчезнуть из моей жизни он должен был так же резко, как появился: два месяца назад он позвонил в дверь дома, находившегося на территории собачьей фермы, где мы оба проходили стажировку. Странно было вот так вот прощаться с человеком, к которому ты был просто прикован девять недель. Странно и жаль — как бы сильно эти оковы ни натирали.

Пожелав мне спокойной дороги, Лиам направился к автомобилю встречавшего его крестного отца, а я остался один на один с логистическим адом, аэропортом LAX: впервые я решился попробовать выбраться отсюда на общественном транспорте, так как встречать меня было некому, а подкармливать картель таксистов не позволяли ни совесть, ни кошелек. Венис-Бич, куда я направлялся, находится всего в 20 минутах езды на машине, но вот остановка автобуса, который и так идет 40 минут, находится в полутора километрах от терминала. За эти полтора километра я не увидел ни одного указателя — только заброшенные узкие тротуары, бездом-ных и безысходность, которая кажется настолько совершенной, что с трудом верится, что ее не создали специально, чтоб отбить желание геройствовать и отказываться от такси (да, сложная конструкция).

Я ехал домой к своему другу Кристоферу, который в тот момент был на стажировке в Нью-Йорке. Родители его уехали отдыхать (от солнца и океана прямо за дверью, видимо), так что дверь эту мне открыл его друг. Причина, по которой я не поехал напрямую в колледж, заключалась в том, что администрация, как бы часто она ни напоминала в письмах о своей заботе о студентах, никак не могла передать мне ключи от апартаментов, в которые меня поселили. Вернее, в которые я сам поселился.

В середине предыдущего семестра мы с Кристофером договорились продолжить жить в одной комнате, и он убедил меня, что нам обязательно нужно въехать в апартаменты. Дело в том, что из-за ковидных ограничений в общежитии оказалось слишком мало комнат, поэтому колледж стал отправлять некоторых студентов в квартиры вне кампуса, компенсируя стоимость аренды. У большинства это особого энтузиазма не вызывало, поскольку такое расположение отдаляет тебя от социальной жизни колледжа, но Кристофер объяснял свою настойчивость желанием «подготовиться к настоящей жизни». Когда я спрашивал, в чем эта подготовка будет заключаться, он либо отмалчивался, либо выдавал что-то про развитие навыков приготовления еды и умения планировать день. Для меня ни то ни другое особой проблемой никогда не было, но, узнав за год совместной жизни, как тяжело ему бывает выполнить даже самые простые задания в определенные сроки, я согласился. К тому же вечеринки и схожие формы взаимодействия с ровесниками меня не интересовали, а вот увеличение жилплощади и наличие кухни с гаражом — да.
 

Выждав до понедельника, я передал ключи от дома другу Кристофера и поехал на кампус. По дороге на меня нахлынули воспоминания о том, как примерно год назад я ехал туда в первый раз. Усталость, страх незнакомого, легкое разочарование от узнанного — этого всего сейчас, конечно, уже не было. Не то чтоб я познал все тонкости местной жизни (а даже, скорее, наоборот, убедился, что уже и не познаю), но за последний год в Америке у меня появилось какое-то смирение и уверенность в том, что все пойдет не по плану. В общем, я был готов.

В здании деканата мне выдали желтый конверт с небольшим синим брелоком и сказали, что это мой ключ. Необходимости отправлять меня в двухдневное скитание по Лос-Анджелесу, получается, не было никакой, но претензии к этим добрым людям казались неуместными. В конце концов, они мне дали бесплатное жилье на целый месяц.
 

Сам комплекс апартаментов находится примерно в двух с половиной километрах от кампуса, в Кендри — так называется апартаментный комплекс. Путь был до боли знакомым, потому что в первый же день после прилета, год назад, я шел по нему в сорокаградусную жару до гипермаркета «Таргет», чтобы приобрести для начала жизни в Америке хотя бы подушки и одеяло.

Это был первый раз, когда я увидел нашу квартиру вживую. Войдя через собственную дверь на цокольном этаже, я увидел гипсокартонные стены, выкрашенные в белый цвет, черный кожаный диван с кофейным столиком, а чуть дальше — квадратный обеденный стол с четырьмя стульями. На этом элементы декора заканчивались, но первым инстинк-том все равно было избавиться и от них, поскольку выглядели они настолько депрессивно, насколько это возможно представить.

Комната объединяла в себе гостиную, кухню и столовую, при этом создавая какое-никакое ощущение простора. Справа был проем, который вел в ванную комнату и спальню и к сетчатой дверце, за которой друг на друге стояли стиральная машинка и сушилка (настоящая гордость и роскошь для нас, студентов). В спальне тоже не было какого-то обилия мебели, но это, скорее, было из-за нехватки места — все-таки не была она рассчитана на двух студентов, спящих в разных кроватях и работающих за разными столами (это, собственно, и была вся мебель). Но все претензии улетучивались, когда я понимал, что теперь буду жить в настоящей квартире.

Так как удаленно принимать какие-то решения по обустройству Кристофер не хотел, первые три недели я провел в абсолютно пустынной квартире, купив только сковородку, кастрюлю, тарелки и вилку с ножом. Время текло медленно, потому что с понедельника по пятницу я работал спасателем в бассейне, а преимуществ у этого занятия довольно мало, кроме денег, впрочем небольших. Каждая минута превращается в десять, когда ты сидишь на жесткой деревянной вышке в почти что сорокаградусную жару и смотришь на монотонно плавающего туда-сюда деда — единственного, кто вообще этим бассейном пользуется.

К началу второй недели я перестал замечать разницу между днями. Подъем в шесть утра. Завт-рак. Первая смена — с семи до одиннадцати. Обед. Отдых. Вторая смена — с двух до пяти. Ужин. Отдых. Сон. В какой-то момент в бассейне, слава Богу, начала тренироваться команда по водному поло. Работать поначалу стало не так скучно, но и их тренировки оказались копиями друг друга. И только мысли о скором начале учебы давали мне надежду и некоторый даже покой в душе.

В конце августа Кристофер вернулся из Нью-Йорка. Ему было необходимо перевезти довольно много вещей, и так как родители его все еще были на отдыхе, я должен был забрать его из дома.

Машины у меня нет, но ее можно арендовать: есть сервис, который называется «Зипкар». Они считают себя каршерингом, но любой человек, хоть раз пользовавшийся нормальным каршерингом в Европе, понимает, что это не так. Сама идея такого сервиса в том, что он дает пользователям свободу передвижения на личном транспорте без сопутствующих обязательств, сводящихся в основном к денежным тратам. «Зипкар» же — это, скорее, краткосрочная аренда. Возврат машины возможен только на ту станцию, с которой ты ее взял, а интервал аренды всегда фиксированный, то есть про спонтанные и непредсказуемые поездки можно забыть; к тому же бронировать машину обязательно нужно за несколько дней. Но конкурентов у них нет, так что в их развитие к лучшему верится слабо.

Когда я доехал до дома Кристофера, он задумчиво стоял на крыльце. Почему-то без футболки.

— Ну что, загружаемся и едем? — Поздний возврат машины означал штраф в 50 долларов, поэтому я попросил его заранее подготовить все вещи.

— Да, сейчас… Я не знаю, брать ли мне свой рабочий стол. — Тут я заметил, что рядом с ним было подозрительно мало вещей: лишь два мусорных мешка, в которых, как оказалось, он решил перевезти одежду, клюшки для гольфа и диджейский сет.

— Зачем тебе твой рабочий стол? Он ведь в машину не влезет. К тому же в квартире уже есть два. О нас позаботились. — Я старался поддерживать веселый тон, хотя раздражение и озабоченность долго скрывать было тяжело.

— Ну как… Я же буду музыку писать. У меня в гараже студия будет. Я вот только не знаю, влезет ли он. Я думал попробовать вместить его в машину, но его нужно разобрать сначала.

Разговор шел в тупик. Во-первых, превращение нашего общего гаража в его студию со мной никто не обсуждал. Во-вторых, стол действительно стоял в собранном виде в его комнате, еще и с кучей проводов. А времени становилось все меньше. Я понял, что бороться бессмысленно, и, оставив его в раздумьях, начал переносить мешки в машину. Внутри дома оказалась небольшая горка вещей, которые, я знал наверняка, никогда использованы не будут. Знал я это потому, что весь прошлый год они лежали в нашей комнате в общежитии без дела. Перед отъездом в мае я поинтересовался, зачем Кристофер их привозил, на что он ответил, что это было ошибкой, из которой он извлек урок.

Урок, по всей видимости, заключался в том, что вещей в том году было недостаточно: к ракеткам для тенниса, набору для пикника, скейтборду, велосипеду и двенадцати кепкам теперь прибавились коробка игрушек, дрон, полноценный раскладной обеденный стол из пластика, барабаны, три его старых компьютера и полутораметровая труба. Тут уже казалось безумством взывать к рациональности (в прошлом любые попытки были парированы великим аргументом «А вдруг понадобится?»), поэтому я, стиснув зубы, продолжал переносить все в машину. Под конец Кристофер с гордостью объявил, что он решил оставить рабочий стол дома, но только потому, что он вспомнил: оказывается, им пользуется и его отец.

Следующим шагом было обустройство квартиры. Чтобы как-то перевезти всю мебель, я арендовал грузовик (в Америке можно пользоваться автомобилями до 14 тонн с обычным водительским удостоверением) и, скоординировав время прибытия с несколькими продавцами б/у мебели, в течение часа купил диван, раскладное кресло, тумбу для телевизора и барные стулья.

Последней точкой в моем маршруте была устроенная нашим колледжем распродажа мебели, оставленной в конце прошлого семестра выпустившимися учениками. Чтобы успеть приобрести лучшие вещи, туда заранее отправился Кристофер. Когда я приехал и увидел, что рядом с ним стоит огромный белый диван, который явно не влезет в наш дверной проем, облезлое кожаное рабочее кресло и пошарпанный стеллаж из «Икеи», удивляться было как-то странно. К тому же у него было новое объяснение: он собирался все это перепродать, и у него, как он заверил, даже были три реальных покупателя.
 

Конечно, диван стоял у нас в гараже еще месяц, охраняемый рассказами об этих мистических трех покупателях. Рядом с ним лежали нераспакованные мусорные мешки с одеждой, ракетки, клюшки для гольфа и далее по списку… Намеки на то, что пора бы уже прибраться в гараже, встречались с пониманием, но им же и провожались куда подальше. Кристофер был согласен, что такое поведение недопустимо, и даже пообещал составить расписание, когда он разложит вещи и какие именно. Это в принципе очень хорошо описывает его индивидуальность: он проведет несколько часов за подготовкой, перероет весь интернет в поисках оптимального подхода, но в итоге просто сдастся, поняв, что какого-то магического способа решения проблемы не существует и что надо просто приложить усилия. А жить с этим приходится мне.

Но все-таки скажу и главное, из-за чего стоило жить с этим: в один момент все резко поменялось. У Кристофера стало так много работы по математике, что откладывать ее было просто невозможно, и это привело его в чувство. Он перестал опаздывать на наши утренние занятия, стал вставать одновременно со мной, даже начал следовать своему расписанию дня. Свалка вещей в гараже становилась все меньше, а однажды я даже увидел объявление о продаже дивана в группе с подержанными вещами. Через два дня мы уже грузили его в багажник новых владельцев. То есть та самая «настоящая жизнь», которую он хотел попробовать, все-таки случилась. И спасла его математика.
 

И это был апофеоз. И мне было уже ничего не страшно.

На самом деле от всего этого суетливого безумия меня тоже отвлекали занятия, которые уже шли полным ходом. Намучившись в прошлом семестре с обязательными предметами, которые колледж требует взять для расширения кругозора (гуманистический семинар, биология, психология), в этот раз я набрал профильных предметов: микро- и макроэкономику, бухучет и абстрактную алгебру. Чтобы не сойти с ума от чисел, решил добавить введение в философию. Зря: профессор оказался довольно неуклюжим и странным, а бóльшая часть классов основывается на обсуждениях чтений с одноклассниками, которые ни малейшего понятия не имеют о том, о чем идет речь.

И, конечно, такая несерьезность портила бы настроение на целый день, если бы не класс, который идет сразу за философией, — макроэкономика. Дело тут даже не столько в дисциплине (хотя и в ней тоже), сколько в профессоре, который ее преподает. Это очень грузный и устрашающий дядечка с густыми усами и редкими волосами. В первый день, зайдя в класс, он молча сел за стол и, не здороваясь и не знакомясь с нами (что-то неправдоподобное для американских колледжей), начал вести лекцию. Не унижая и не запугивая никого напрямую, после первой же лекции ему удалось навести на всех учеников такой ужас, что на любом занятии никто не смеет издать ни звука. При этом все его лекции наполнены концентрированной смесью сложного материала и иронии, так что присутствующие либо слушают затаив дыхание, либо не имеют ни малейшей идеи о том, что происходит. И самым большим сюрпризом для меня стало то, кем он является вне класса. Зайдя в его офис во время консультации, я неожиданно провел полчаса за обсуждением того, насколько европейская транспортная система превосходит американскую. Легкая надменность и хладнокровие, которые я наблюдал в классе, резко сменились искренней заинтересованностью в разговоре и уважением к собеседнику. Он рассказал, как переехал из Германии в Англию, из Англии в Техас, из Техаса в Монреаль и из Монреаля в Лос-Анджелес. При этом казалось, что на любой мой рассказ у него было что-то зеркальное.

— …И не пропустили, — начинал я. — Я после этого с пограничниками всегда аккуратно стараюсь общаться.

— Да, — подхватывал он, — ты знаешь, они вообще шутки плохо понимают. Помню, я работал в Монреале, а жена моя жила через границу, в американском Платтсбурге. Ну, я к ней на выходных ездил, это всего в часе от меня было. И каждый раз меня допытывали: «Зачем едешь?» Спрашивал причем один и тот же тип. И прекрасно он знал, что еду я к жене. Ну, я в какой-то момент устал от этого и говорю ему: «Вы что, идиот? Зачем вообще можно в двенадцать ночи ехать в Платтсбург? За наркотиками, конечно». Ну и задержали меня за это… Но я не успокоился. В следующий раз еду, они спрашивают: «Зачем?» А я свое удостоверение профессора показываю и говорю: «Я экономист. Провожу исследование “Распад американской мечты как следствие умственной неполноценности граждан”. Лучшего примера, чем Платтсбург, не нашел». И опять они меня задержали…

И так у нас с ним сложились очень неплохие отношения. Я думаю, потому что мы друг друга понимаем. Я хоть и поверхностно, но знаю тягости учительства, поэтому чуть ли не единственный в классе, кто, превозмогая страх, отвечает на его вопросы. А он хоть и подзабыл, но знает проблемы иностранного студенчества, поэтому ненавязчиво подбадривает и успокаивает, когда это нужно больше всего.

В середине сентября стало ясно, что всем моим надеждам на поездку в Россию зимой пришел конец. Я все еще отлично помнил это чувство тотального опустошения от мысли, что ты бессилен в своем простом желании — попасть домой, потому что очень глубоко прочувствовал его в феврале этого года. Разница была в том, что сейчас я уже перестал на что-то всерьез надеяться, поэтому принять эту мысль было проще. И надо ведь строить конкретные планы, потому что зима близко и остаться на кампусе значит обречь себя на такое же бесполезное существование, концу которого я радовался буквально две недели назад.

Смотрю на билеты в Мюнхен, чтобы улететь к девушке, а они оказываются непосильно дорогими… Если бы только можно было уехать на два дня раньше, ведь по какой-то причине цены на этот день в три раза ниже… Но нельзя — экзамен по макроэкономике. Написал без особой надежды профессору (все-таки он заранее говорил, что никаких исключений делать не собирается) и в ответ получил: «Ситуация и правда очень серьезная. Но я со всем разберусь, не переживай. Бери свои билеты».

А больше ничего слышать и не надо. Потому что в этом сообщении — всё: забота, поддержка, понимание. И великодушие.

Должно же оно где-то быть.  


Колонка Ивана Соколовского опубликована в  журнале  "Русский пионер" №111. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".