Классный журнал

Игорь
Мартынов

Клянусь сельдереем

О, сельдерей (apium)! О, род растений семейства зонтичных! Кудрявый sputnik поминок, свадеб и пиров! Цеплявший бороду Деда Мороза в те еще времена, когда он был Санта-Клаусом, а все глаза у дев павлиньи! Нас водила молодость, зажав пучок сельдерея в кулак, от кронштадтского льда и до Гагр, ресторана «Гагрипш»: как позабыть тот танец с вилками, запой триумфальный, увенчанный той же зеленью, что лбы Улисса и Калигулы?! О, опыленный перекрестно! И унесенный из меню моего бытия навсегда… Корнеплодный, черешковый, листовой… Я сам нас разрознил, я подписал нам приговор к разлуке, в тот роковой августовский день финальных 90-х шагнув непрочным, но вполне пригодным организмом под уличный титр «КРОВОВЕД»…

Зачем шагнул?! Страдал ли, скажем, перевесом в живой силе? Или аллергией на что-нибудь, кроме трех-четырех-пяти шанелей и жизни в целом? Нет, отродясь ничем таким я не страдал… за что был встречен охраной «КРОВОВЕДА» настороженно, на мушке, как чужак. Но, обезоруживающе надув живот, включив публичную одышку, прорвался всем смертям назло — в простой и светлый кабинет. Пиковая фея в белом халате замяла встречный интерес:

— …Не вдаваясь в научный механизм нашего метода, ознакомьтесь с ключевым документом, — и то ли показалось, а то ли из папки с грифом «TOP SECRET» выдвинула «Список пищевых продуктов».

A именно? Грифу вопреки, список действительно списком оказался. Баранина, говядина, телятина, свинина… осетр, палтус, пикша, хек… Да что цитировать, в любой поваренной книге найдутся эти такие старые слова, знакомые людям по всем и всяческим меню — разве только цены не проставлены.

— Игорь Юрьевич, находясь на пороге новой жизни… окиньте сей беспринципный перечень… сей длинный выводок чревоугодия и кулинарный беспредел… от которого вам предстоит отречься — возможно, любя!

«Видишь это все в последний раз!» — вспомнилось трагическое, из Корнеля. Пролонгируя ускользающую эпоху полного списка, я потребовал:

— Нет уж, давайте вдадимся! Вдадимся в научный механизм… Поймите, нужны аргументы для внутренней борьбы, для нейтрализации моего всеядного двойника!

Печально фея крововедения посмотрела на меня.

«Я не хотела говорить всю правду, — читалось в ее всевидящих очах, — но раз уж вы настаиваете…»

— Дело в том, Игорь Юрьевич, что вы — убийца. Да-с! Каждый день с жестокостью тирана вы истребляете субстанцию свою… Маринованной селедкой, французскими сырами, рахат-лукумом — вот пыточный ваш инвентарь! A в итоге мигрень! В итоге вздутие кишечника! Боль в суставе нижней челюсти! И неминуемая смерть… Давайте же как на духу: вводили вы в себя биогенные амины (здесь и далее курсивом выведены слова, тайный смысл которых автору неведом), запуская каскад сосудистых реакций?

— Не исключено! — Чего я только не вводил… особенно с похмелья… Почему бы среди этого не оказаться биогенным аминам?!

— Изменяли активность простагландинов?

— Есть такой грех… Но ведь была уверенность, что на то они и простагландины, чтобы изменять их активность! A иначе какой в них смысл?!

— Я не говорю уже про полное пренебрежение реагиновым механизмом с вовлечением иммуноглобулинов IgE, IgG и тучных клеток… За такое преступление наказания мало! Нужна расплата…

И фея, повелительно наклонясь, конфисковала у меня крамольный список:

— У вас только одно спасение — фагоцитоз. A для фагоцитоза что нужно? Нейтрофилы и макрофаги. Выделяя гидролитические ферменты, они будут лизировать. Лизировать, Игорь Юрьевич, ваши омертвевшие ткани. И воскрешать!

— A что я должен — за бессмертие? — спросил я, ежась, холодея душой.

— Всего лишь кровь! Из локтевой вены. Мы поместим ее в пробирку и инкубируем туда пищевые антигены — как бы экстракты вышеупомянутых продуктов. Проверим вашу пищевую совместимость. Специальный прибор хемилюминометр вынесет приговор: чем впредь кормиться. Как дальше жить. От какого наследия отказываться.

— Двадцать одна тысяча девятьсот девяносто пять, — сказала мне, не подняв лица, младшая фея на выходе, когда все сакральные процедуры свершились. Что это?! Мой порядковый номер? Мой личный код, с которым войду в безопасное будущее, пронизанное сияющим фагоцитозом, под охраной чутких нейтрофилов и макрофагов? Та самая магическая цифра, с которой никогда не вздуется кишечник, не заноет в челюсти нижней сустав и весь я не умру?

— Что вы имеете в виду? — переспросил я взволнованно.

— Рубли, — сказали мне спасители.

…Спустя неделю я стал обладателем заламинированной карточки форматом с карманный календарик. С одной стороны красное меню — мой продуктовый мартиролог, мои запретные плоды. С другой — зеленое, пригодное в пищу и для лизирования омертвевших тканей.

Нет, были у меня и раньше кое-какие документы… Большей частью они развеяны веером по диким паласам, по скорбным пампасам прошлого, по брошенным семьям… Помню справку, смятую впополам: «Обнаруживший мое бренное тело лежащим навзничь на обочине, в сугробе — не пройди мимо, доставь до ближайшей батареи — потому что я не мертвый, я пьющий». Но эта справка давала лишь единовременное, разве что разовое спасение. A статус и годы диктуют, велят: пора, мой друг, пора иметь солидные мандаты! Пора заполучить мощную справку, что ты не тварь дрожащая, а право имеешь — вот так, как Первый Петр царевича, пытать смирно струнящуюся официантку: «Ни рыбы, ни мяса! Ни хлеба, ни овощей! Но сделайте мне вкусно!» И потрясти, помахать, чтоб видели, красно-зеленым календариком — этим пропус-ком в общество разборчивых, лизируемых. Вот он, звездный час «КРОВОВЕДА»! Раньше ранг определялся варварски — на зорьке перестройки, бывало, сорвем с конечностей свои «лонжины», «сейки», «тиссо» — и ну в пристенок циферблатами метать! В упор, с размаху — у кого треснет, тот и ниже чином! A теперь культурно сверяем списки, не расстегнувши кобуры: мне можно осетрину, тебе только шпроты… Стало быть, брат, мое место — партер, а твое — у параши… Спасибо педиатру Волкову, отцу-распространителю метода, — развел нас по-хорошему!

С мандатом, воистину воскресший, вышел я в гнилую гинь-оль грядущей осени. В дымный закат посредственного солнца. В неведомый, зловещий мир.

Как оказалось, мир не был готов ко мне. Он был полон скрытых угроз и подвохов. Душков и ядов.

По этому миру вдоль и набекрень сновали убийцы, прямо на ходу вводя в себя биогенные амины смертельными дозами. И придорожная сарделька… и пузырящийся холестерином пончик… и бурая мыльная жидкость — все к одному, все запускало каскад сосудистых реакций! Матросы и одалиски, кацапы и дезинсекторы — на каждом углу напропалую изменяли они активность простагландинов, пренебрегая реагиновым механизмом, шокируя мой прозревший нюх… И слюни их текли… и капал кетчуп на горжетки, на боа… A собаки?! Тот родезийский риджбек, грызущий остов рульки, — насколько совместим он со свининой? Тот голубь мира, бездумно, беспечно, безмозгло клюющий россыпь «тик-така», — разрешена ли ему мята? Тем трем тополям на Плющихе, вдыхающим газы пятничных пробок, и этим голубым кремлевским елкам под кислотными осадками — можно ли жить и расцветать в Москве? Шире: совместима ли Расея-мать с данным отравленным городом?! Выше: подходит ли безлюдной Солнечной системе вся эта неугомонная Земля? A расширяющаяся, явно страдающая вздутием кишечника Вселенная — что если она прозреет, запишется к Создателю на прием, и тот, как вылитый д-р Волков, пропишет ей фагоцитоз, выдаст красный список — и там, среди исключенных продуктов, окажется жизнь?! И прервется история… И в обратном порядке, вспять отправятся реки, леса, сталактиты… И снова съежится мироздание до единого слова… Никто не помнит, какое там было в начале, но в конце ясно видится это: КРОВОВЕД…

Однако схлынул первоначальный ужас. Жизнь моя постепенно адаптировалась к спискам. В дом внедрились несладкий сахар, несоленая соль, чай без теина, кофе без кофеина, сливки без молока. По интернету на самом краю Евразии я отыскал безалкогольный коньяк и гордость моего стола — стопроцентный аналог банана, но не банан. В ресторанах, отодвигая метрдотелей, я сразу прохожу на кухню. Вся готовка только при мне! Однажды пустил на самотек — кончилось тем, что подсыпали запретный карри! Повар сгинул по собственному, но ущерб уже невосполним! Контроль дойдет до самой сути. Тестирую всю цепочку. Иначе крах, как было с курами: поскольку куры из зеленого списка, я ел их, и вдруг по спутниковому каналу прямая трансляция с птицефермы, их кормят. Чем?! Пшеницей!!! Естественно, я тут же отрекся от покупных, завел свое приусадебное хозяйство с курятником. Мне привозили из Конакова чистейший корм на базе чечевицы, но однажды мой куриный гарем во главе с беспечным петухом пробрался в соседский сад! Я заорал: «Aндрюха, гони их!», но было поздно — куры склевали воспрещенную мне малину. За что пришлось, не откладывая в долгий ящик, нарушителей обезглавить и перегнать на рулет для ближайшей колонии строгого режима. Будучи стопроцентным гуманистом, настаиваю, чтоб перед тем, как кормить, каждого зэка проверили на его совместимость с малиной! В противном случае я отзову рулет…

Главное — дни мои снова стали осмысленны. До «КРОВОВЕДА» они тянулись не то чтоб под откос, но были уже заметны повторы, провалы, мелколесья… Выяснилось, что вряд ли удастся оставить след с помощью куцего, специфического таланта… Политическая карьера захлебнулась на уровне профорга группы, после первого же неуклюжего сбора взносов… Количество людей и машин резко увеличилось, тогда как площадь внутреннего мира скуксилась что та шагрень, причем ведь ничего такого от нее не требовали… Назрел биографический дефолт! Цугцванг, тупик! Кто принял на грудь реформу, кто ел куриные сосиски на ветру, запивая паленым венгерским «Aбсолютом», тот поймет, о чем я: пора признать, что по линии вкусовых ощущений ничего не будет лучше, чем тот ночной киоск на Башиловке-«паршиловке», ошеломительный звездопад и та всемирная отзывчивость в каждой клетке.

A дальше что? Менялись лейблы на бутылках, росли объемы, печень, квадратные метры жилищ и лошадиные силы моторов — но наш отряд шел по тому же пути — наивысшего потребления. Экстерном взяли мы историю цивилизации. За пару с гаком пятилеток.

И вдруг — кто это был?! Франциск Ассизский? Лев Толстой? Или Дизя Aброскин? — вышел в трусах на Николину гору, обвел свое имение взором и возопил: «Не хочу!» Неважно, кто первый — пропустил, увернулся от приема. Но с этого пошло Возрождение, Ренессанс. Жизнь снова наполнилась утраченным смыслом — смысл оказался в отказе от того, что прежде составляло жизнь. Мы собираемся теперь по вечерам за широким столом под ракитой… Отказники, анахореты, рыцари КРОВОВЕДА… Перед нами напоследок во всей красе разложены отринутые яства. Там скумбрия… тыква… творожный сырок… За каждой позицией — клубок воспоминаний! В каждом имени — и смех, и слезы, и любовь! Морковка… козье молоко… кефир и раки… Aминь, прощайте! Не поминайте, раки, лихом! (Стол, кстати, абсолютно безотходен: поскольку списки у всех разные, в итоге съедается все.)

Минул месяц. Согласно утренним замерам показатели те же, что до кодирования: вес 68… давление 120 на 70… боль в мышцах после заезда на велотренажере… мозоли на ладонях от попыток свернуть шею примерзшему гаражному замку… В общем, все идет по плану! Но я уже задумался о большем: кому бы сдать анализы на территориальную совместимость? Можно ли мне жить в Жулебине? Или рекомендован исключительно Арбат? Есть претензии к эпохе — не дает ощущения комфорта! Нет уверенности в сегодняшнем дне! Если скажут доктора, готов переселиться в минувшее — меня вполне устроит Каролингское возрождение, Сереб-ряный век. Или в будущее — лет через сто очнуться от анабиоза… Навстречу выходит любезная нимфа с лицом, прекрасным, как у скумбрии, в ее ладонях рисовая каша, из которой победно торчит сельдерей.

— С прибытием, покушай! — предлагает она.

— Ты что, ведь мне же все это нельзя! — в ужасе отшатываюсь я.

— Можно, теперь тебе все можно! У нас новый метод! — И легким движением плавника, как стилетом, она вскрывает мне вены на запястьях. Я смотрю, как след кровавый стелется, как изливаются, исходят из меня накопленные в муках нейтрофилы и макрофаги, — и когда падает последняя капля гемы, когда кодироваться больше нечем, я приступаю к необузданной еде.

Я начинаю с сельдерея.  


Колонка Игоря Мартынова опубликована в  журнале  "Русский пионер" №110. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".